Дом обреченных - Барбара Вуд

— Доктор Янг! — резко спросила я. — Почему дядя Генри принимал такие лекарства?

Он смотрел на меня в течение долгой, тяжелой секунды.

— Процент дигиталиса в его крови был значительно выше медицинской нормы. Он был принят как яд, а не как лекарство.

В моем сознании немедленно щелкнуло. Комната перестала вращаться, а мое сознание внезапно резко прояснилось.

— Яд!

— Даваемый ему понемногу, а потом нейтрализуемый лауданумом. Действительно, трудно сказать точно, что в конце концов его убило, дигиталис или морфины, в крови было так много и того, и другого.

— И вы говорите… ему это давали?

— Разумеется, он никогда не принял бы это по собственной воле. Дигиталис — сердечное лекарство, а ваш дядя никогда не жаловался на сердце. Иначе во время осмотров он бы сказал мне. В записях доктора Смита об этом нет ни слова.

— Значит, вы считаете, что мой дядя был убит…

Доктор Янг помолчал мгновение.

— Да, Лейла, я так думаю.

Наконец я в изнеможении откинулась назад. Столько всего случилось, столько надо было обдумать. Сначала Колин, затем книга, а теперь дядя Генри. Моя голова начинала болеть.

— Мы должны обратиться в полицию, Лейла.

— Полиция…

— Я помогу вам. У нас есть неопровержимое доказательство того, что ваш дядя был убит…

— Нет… — быстро сказала я, мой мозг работал быстро. — Что сможет сделать полиция? Арестовать всю мою семью? Они лишь допросят каждого и отпустят. А тогда мы с вами будем в опасности… — Что-то еще начинало доходить до меня. — Доктор Янг, вы говорили мне тем вечером, что, согласно записям доктора Смита, у моего отца и сэра Джона были те же симптомы и умерли они таким же образом.

— Да, это верно.

— Значит, и они были убиты тоже! — Я резко выпрямилась. — Так, значит, я была права! Мне подсказывала интуиция, смутные сомнения насчет правдоподобия смерти моего отца. Он все-таки был убит!

— Я не знаю, Лейла. Я могу утверждать это только в отношении вашего дяди. Остальные — в прошлом. Теперь невозможно вернуться к этому.

Тут его глаза сузились.

— О, нет, не можем! — сказала я почти злорадно. Был лишь один путь, которым мы могли вернуться в прошлое и увидеть, что действительно случилось. Мы должны были исследовать сознание пятилетнего ребенка по имени Лейла Пембертон.

— Мне кажется, вы неправильно это понимаете, Лейла. Если вы подозреваете кого-то из вашей семьи в убийстве, то вы должны пойти в полицию. Вы не должны брать это на себя. Это слишком опасно. Лейла, пожалуйста, не заставляйте меня сожалеть о том, что я рассказал вам!

— Я бы в конце концов все равно узнала это, доктор Янг, если бы не с помощью прямого свидетельства, такого, как кровь, то, по крайней мере, делая догадки на основе фальшивой страницы. То, что опухоли мозга не было, означало, что мой дядя умер по другой причине. Если та же самая персона, которая печатала эту страницу, была соучастником смерти моего дяди, значит, это и есть убийца. Но кто и почему? Ничего из этого не следует. Эта поддельная страница могла быть напечатана давным-давно, возможно, до смерти моего отца. Я не понимаю. Кто бы ни убил его и сэра Джона, он должен был убить дядю Генри. Это очевидно. У полиции должно быть для этого специальное определение.

— Modus operandi, — сказал покорно доктор Янг, покачав головой.

— О, я так и думала. В моей голове хаос. Кто мог желать смерти дяди Генри? И почему? Ради какой возможной выгоды? Явно не Анна и не Марта. Они ничего не выигрывают от его смерти. Сказано, что яд — оружие женщины. Если так, то кто из женщин рода Пембертонов имел мотив убить дядю Генри? Его собственная мать, Абигайль? С какой целью? Возможно, кто-то из слуг, из-за обиды? А как насчет Тео и Колина, какую выгоду имеют они…

Слова застряли у меня в горле. Теперь доктор Янг резко поднял голову.

— Колин! Именно ему есть что выигрывать и нечего терять.

— Доктор Янг!

— Все богатства Пембертонов? Фабрики, поместье!

— Нет, нет! Я не желаю об этом слышать! Не Колин!

Он попытался успокоить меня, снова взяв мои ладони в свои.

— Я начинаю понимать, Лейла, что ваше сердце питает к Колину, больше, чем простое сестринское чувство. Однако, что бы вы ни чувствовали к мужчине, вы не должны позволить этому затмить ваше суждение. Просто потому, что вы его любите, еще не означает, что он не может быть убийцей. Вы понимаете меня, Лейла?

Я не в силах была спорить с логикой доктора Янга, с его умением убеждать.

— Но никто не знал о том, что завещание было утеряно, — сказала я слабым голосом. — Действительно, Тео совершенно явно ожидал какого-то большого наследства, поэтому не исключено, что он мог совершить убийство. Если бы вы могли видеть его ярость той ночью, когда он узнал, что ничего не получит! А Колин заявлял, что ничего не знает о завещании сэра Джона… — Я широко распахнула глаза. — Нет, я отказываюсь думать так. Колин был невиновен. Он должен был быть невиновным. И более того, я думаю, что одна и та же личность совершила все три убийства: моего отца, сэра Джона и дяди Генри. Если это так, то Колину в то время было пятнадцать лет.

Доктор Янг молчал. За этими голубыми глазами чувствовалась быстрая и четкая работа мозга.

— Ваши доводы — в пользу Колина. Если он действительно не знал о том, что дядя Генри умер, не оставив завещания, тогда совершенно резонно заподозрить, что виновен Теодор. В конце концов, ему было восемнадцать, когда умер ваш отец, и физически он был способен убить.

Каким абсурдным казалось все это — сидеть в очаровательной гостиной доктора, пытаясь представить, кто из моей семьи был убийцей!

По выражению моего лица доктор Янг прочитал мои мысли.

— Знать бы, что этот вечер принесет такие пугающие открытия, я предложил бы вам бренди вместо чая.

Я благодарно улыбнулась ему. Как обычно, этот восприимчивый человек умел понять чувства другого и найти подходящие слова. Этот надоедливый сон и перечитывание книги Томаса Уиллиса должны были наконец привести меня к собственным открытиям, но без доктора Янга это оказалось бы намного тяжелее.

— Что вы теперь собираетесь делать, Лейла?

— Не знаю, доктор Янг. Я должна действовать осторожно, хорошенько все обдумывая. Вероятно, один из членов моей семьи — убийца, и надо выяснить, кто же именно.

Итак, круг замкнулся. Все, происшедшее за последнюю неделю, исчезло, как будто никогда не существовало, и я вернулась обратно, к семейному ужину в третий вечер, когда я стояла над ними, как Ника Самофракийская, и кричала: «Я думаю, что проклятие Пембертонов — фальсификация, подложная история, чтобы оклеветать моего отца и скрыть настоящего убийцу!»