В центре циклона - Алиса Лунина

Глазами она попросила Агату продержаться до этого дня.

Агата кивнула, но внутренне улыбнулась: две недели, это так долго, слишком долго для меня.

В каюту постучали – пришел врач. В последние дни врач непрерывно дежурил на борту «Liberte».

Уходя, Варя протянула Агате лист бумаги – подарок от них с Аей. Из этого документа следовало, что Варя с Аей подарили ей звезду, и что звезда восьмой величины в созвездии Овна теперь будет именоваться именем «Агата».

Оставалась последняя тоненькая ниточка, связывающая ее с этим миром. Ей нужно было попрощаться со своими подписчиками в блоге. Агата не хотела уходить в жанр чистой трагедии и излишней сентиментальности. Последней публикацией стала ее любимая фотография, сделанная в этом путешествии: безбрежная синь неба и океана, и волшебная, разлившаяся над миром, радуга.

…Всякое путешествие, каким бы долгим оно ни было, однажды закончится.

Когда-то давно жила на свете девочка Агата. Она была счастлива, потому что ее все любили, и потому что она ничего не знала о смерти. Девочке нравилась сказка про цветик-семицветик, и подобно героине любимой сказки она часто кричала куда-то или кому-то – в небо:

«Лети-лети лепесток, через запад на восток,

Через север, через юг,

Возвращайся, сделав круг.

Лишь коснёшься ты земли —

Быть по-моему вели».

Через годы – постаревшая девочка, прощаясь с жизнью, попросит: «Будь по-моему вели… У меня было много желаний – пустых и бессмысленных, но последний заветный лепесток я приберегла, чтобы попросить исполнить то тайное, заветное желание: вернуться в тот самый-самый – опаленный солнцем и счастьем день из моего детства. Мне десять лет, мама и папа рядом, и море – огромное – до горизонта, и радости не вычерпать, и впереди целая жизнь для счастья».

Ее услышали.

Лепесток Агаты перелетев через запад, восток и юг с севером, сделав круг – вернулся.

Умирая, Агата увидела родителей. Отец – молодой, загорелый, кричал ей: «Агата, мы здесь!» И тоненькая, похожая на девчонку мама смеялась и звала ее, а на руках у нее сидел маленький котенок Буся, каким он был когда-то, в самом начале своей кошачьей жизни, когда мама подобрала его на улице.

Агата побежала к ним навстречу. И они встретились, чтобы никогда больше не расставаться.

* * *

Варя вышла на палубу, ее трясло от слез и усталости.

– Все? – спросил Иван.

– Все, – всхлипнула Варя.

Иван обнял ее: – Ну-ну, не надо…

Яхта неподвижно стояла на причале. Капитан Поль с утра заперся у себя в каюте, оплакивая Агату.

– Ты знаешь, что такое одиночество? – выдохнула Варя.

Иван кивнул: – Думаю, да.

– И что?

– Это путь.

Они стояли, обнявшись.

Над океаном висели звезды, и где-то там, в небе зажглась звезда по имени Агата.

* * *

Январь

Подмосковье

Елка осыпалась, пол в гостиной был усеян иголками. Ксения вспомнила, как Сергей подарил ей эту елку, как они вместе ее наряжали, как смолянистая, горделивая ель была центром квартиры. «И вот теперь она стоит засохшая, жалкая, не нужная никому, как и я», – с грустью заключила Ксения. Больно уколов руки о сухие острые иглы, она подхватила елку и потащила ее на улицу.

На улице уже темнело, шел снег. Ксения подумала, что нет зрелища печальнее, чем одинокая женщина, относящая на помойку новогоднюю елку. Дотащив елку до помойки, где еще недавно она нашла Сергея, Ксения выбросила и елку, и свои надежды на женское счастье, в мусорный бак. Возвращаясь домой, она глотала слезы. Шарик с Тузиком бежали за ней, виляя хвостами.

Ксения вошла в подъезд, где, как обычно, внизу не горела лампочка, и в темноте вдруг резко на кого-то наткнулась. От неожиданности Ксения слабо вскрикнула.

Семен слышал, как сильно бьется его сердце. Вот сейчас она войдет в подъезд и тогда…

Скрипнула входная дверь.

– Здрасьте, – сказал Чеботарев.

– Вы кто? – охнула Ксения.

Семен понял, что напугал ее, и предложил подняться на площадку, где горел свет.

Они поднялись на лестничную клетку и остановились перед дверью Ксении. Ксения вопросительно смотрела на Семена.

Семен хотел изречь что-то искрометное, изящное, так чтобы понравиться ей с первой же фразы, но вместо этого промычал что-то нескладное. Окончательно растерявшись, он протянул ей книгу Гумилева: – Вот. Я нашел ее. У пруда, на скамейке.

Ксения недоверчиво взглянула на обложку и вдруг улыбнулась: – Это же моя книжка!

– Ну, – кивнул Семен, – я знаю, потому и пришел. Я видел, как вы ее забыли на скамейке и принес вам.

– Нет, я не забыла… Просто это было мое письмо, – призналась Ксения, – прощальное письмо, ну не важно.

– Я не знал, – сник Семен, – мне уйти?

Ксения молчала.

Семен понял, что времени на раздумья, как всегда, нет, и сейчас решается его жизнь.

– Пожалуйста, не прогоняй меня! – взмолился Семен. – Нам вместе будет хорошо, я точно знаю. Мы будем читать, гулять в парке. А еще… собак заведем. Там во дворе гуляют – белый с черным, и черный с белым.

– Шарика с Тузиком? – переспросила Ксения.

– Можно Тузика, можно Шарика, можно обоих, – моргнул Семен, – да кого хочешь…

– А как вас зовут? – тихо спросила Ксения.

Услышав ответ, она вздохнула – жаль, что не Николай, но имя Семен ей тоже нравилось. Как, впрочем, и сам Семен – неловкий, растерянный, с ее книгой в руках. А главное, в том, что ее книга попала именно к этому человеку, она видела важный знак.

Ксения улыбнулась – она чувствовала, как в груди что-то прорастает, распускается, как робкий подснежник от первого, начавшего пригревать солнца.

– Мне можно войти? – робко спросил Семен.

Ксения кивнула и открыла дверь.

Семен знал, каким будет вечер. Сейчас она предложит ему чай, и он не откажется, потом, за чаем она расскажет, что любит поэзию, а он скажет, что тоже любит стихи, и что особенно ему нравятся вот эти – из книги, которую он ей вернул, а потом он сделает все на свете, чтобы сделать ее счастливой. И никогда ее не оставит.

* * *

Январь

Офис агентства «Четверг»

– Странно, – задумчиво сказал Егор, – мы думали, что устраиваем перезагрузку Рубанову, а на самом деле наша история была посвящена Ксении, ведь именно ее мы сделали – надеюсь на это – счастливой!

– Да, – согласилась Ая, – хотя… Нам тут и делать ничего не пришлось. Любовь – сама по себе чудо!

– А я рад за Чеботарева, – заметил Данила, – он славный малый.

– Я тоже рад за них обоих,