Моя герцогиня - Элоиза Джеймс

Джемма собралась что-то возразить, и он поспешил нырнуть в уютную колыбель ее бедер.

И все же без протестов не обошлось. За те две минуты, которые понадобились, чтобы раздеться, к жене вернулась способность соображать.

— Нельзя этого делать! Мы же на улице.

— Не шуми, — перебил Элайджа. Один лишь взгляд на любимую мгновенно превратил учтивого джентльмена в дикого варвара. — Я хочу тебя, и этим все сказано.

Дождь невозмутимо выстукивал гипнотически ровный ритм. Хрустальная капля упала на белоснежную грудь Джеммы и заблестела подобно бриллианту.

Элайджа слизал крошечную лужицу, а потом легонько прикусил нежную кожу. Совсем забыв, что находится на улице, Джемма громко вскрикнула от неожиданности и остроты ощущения. Элайджа тут же нежно ее приласкал.

Судя по всему, любовь на свежем воздухе, в заросшем саду, доставляла герцогине удовольствие.

Наконец, почувствовав, что любимая готова к решающему шагу, он встал на колени и мощным движением проник в горячую глубину. Джемма мгновенно взлетела на вершину блаженства и едва не увлекла его следом.

Впрочем, не прошло и минуты, как она, еще не успев вернуться к действительности, принялась заботливо ощупывать грудь мужа в поисках сердца. Элайджа не остановился: сейчас он существовал ради выполнения одной-единственной миссии.

— Где оно, где? — тревожно повторяла Джемма, хлопая по правой стороне груди.

— Не там ищешь, — выдохнул Элайджа.

Заботливая супруга не унималась, так что пришлось поймать ее ладошку и самому положить на сердце. Оно стучало с отчаянной силой, но безукоризненно ровно, и каждый удар отдавался в ушах.

— Мое сердце безмерно счастливо, — хрипло заверил герцог.

Пальцы Джеммы еще крепче прижались к груди, а на губах расцвела улыбка.

— Достаточно. — Элайджа отстранился.

— Но…

— Сейчас не время. Я… — Мысль так и осталась незаконченной. Он продолжал движение молча, восхищенно глядя в прекрасное лицо жены. Джемма не могла сопротивляться чарам. Глаза ее блаженно закрылись, а руки принялись страстно ласкать каждый доступный уголок разгоряченного мужественного тела.

Ритм ускорялся, становился жестче и требовательнее. В миг страсти не существовало ни дождя, ни мира вокруг: ничего, кроме двух любящих созданий, которым посчастливилось испытать высшую радость единения.

Элайджа утратил ощущение реальности. Отныне смысл существования заключался в аромате любимой, вкусе ее кожи и мерных движениях собственного тела.

И все же он дождался, пока она полностью освободится от страха, пока прильнет доверчиво и самозабвенно. Только сейчас он позволил себе взлететь и раствориться в потоке наслаждения.

Спустя несколько блаженных мгновений Элайджа перекатился на спину, с удовольствием ощущая свежее прикосновение мокрого холодного камня. Сердце чувствовало себя как нельзя лучше.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Джемма слабым, растаявшим голосом.

— Собственному счастью, — ответил он, сладко потягиваясь.

Она уже сидела и приводила в порядок платье.

Не сводя с жены восторженных глаз, Элайджа заложил руки за голову. Нежиться под теплым весенним дождем оказалось на редкость приятно. В любой момент могут появиться «монахи»? Ну и что? Какая разница? Пусть хоть вся палата лордов отправится на прогулку в заросший, забытый Богом сад и увидит герцога Бомона лежащим прямо на вымощенной камнем дорожке.

Вряд ли кому-то приходило в голову, что жизнь на краю смерти способна подарить ни с чем не сравнимую свободу.

— С удовольствием бы здесь поселился, — мечтательно произнес Элайджа. — И в моем доме день и ночь пели бы птицы.

— А где бы ты спал?

— Под огромным каштаном. Мы с тобой соорудили бы постель из травы и любили бы друг друга каждое утро, пока птицы не проснулись.

— А как же утренний чай? — деловито напомнила Джемма. Ей уже удалось немного подтянуть корсаж, и все же грудь непокорно просилась на волю.

— Наверное, это платье уже никогда не станет прежним, — задумчиво заключил Элайджа. — Желтая вставка выглядит так, будто ее жевала корова.

— Что поделаешь? — с невозмутимостью истинного философа отозвалась Джемма. — Во всяком случае, ткань все еще выполняет свою непосредственную функцию. — Она оглянулась и только сейчас заметила, что муж даже не думает одеваться. — Поедешь домой в таком виде? Или действительно собираешься ночевать под каштаном?

Двигаться не хотелось.

— А почему бы, собственно, и нет? Одеяло можно сшить из крошечных зеленых сердечек с алыми серединками, которые появляются весной.

Джемма не стала размениваться на мелочные возражения, а вновь удивила: расправила юбку и улеглась рядом, положив голову на голый живот мужа и подставив лицо редким каплям.

— Кто бы мог представить, что герцогиня способна возлежать на голой земле под дождем? — удивился Элайджа после недолгого молчания.

— Да разве это дождь? Впрочем, ты прав: герцогини вряд ли склонны проводить время подобным образом.

— Да еще рядом с обнаженным супругом, — добавил Элайджа.

— О, это обстоятельство серьезно осложняет ситуацию, — согласилась Джемма. Ее медовые волосы растрепались, он сорвал пучок весенних цветов и принялся украшать рассыпавшиеся локоны.

— Что ты делаешь? — Джемма приподняла голову, чтобы посмотреть.

— Превращаю тебя в языческую богиню, — пробормотал он.

— Зачем?

— Видишь Аполлона? — В центре вымощенной камнем площадки на пьедестале, окруженном заросшей вьюнком решеткой, стояла древняя статуя обнаженного божества.

— Несчастный. Что же случилось с его руками?

— Скорее всего потерял в веках, — предположил Элайджа. — Хорошо хоть, что фиговый лист сохранился. Всякий мужчина, не говоря уж о боге, предпочитает держать некоторые части своего тела прикрытыми.

— Какой-то он тощий, — критически отозвалась Джемма. — Твои ноги значительно стройнее и красивее. Кто знает, что там прячется? Тебе бы понадобился листок раза в два больше.

— Тсс! Оскорбляешь бога, да еще на его территории. Ну вот, готово. Элайджа украсил волосы последним цветком. — Надо вести себя хорошо, а то Аполлон оживет и заявит на тебя права.

— Кажется, бедняге не слишком-то везло с женщинами. Дафна так не хотела ему принадлежать, что предпочла превратиться в дерево. И теперь понятно почему. Все дело в костлявых коленках и крошечном фиговом листке. — Джемма села. Элайджа проворно вскочил и протянул жене руку. — Готова вернуться к образу жизни обычной герцогини, особенно если это позволит согреть промокший зад.