Чужое тело, или Паззл президента - Зиновий Юрьев

Но то ли потому, что прошло слишком мало времени после гибели Танюшки, то ли потому, что что-то всё время разделяло их, но так и не сложились у них действительно близкие отношения. И разница в возрасте, разумеется, давала о себе знать, и что-то еще. Может быть, подсознательно побаивался он ее постоянно скрываемой чувственности, может, боялся, чувствовал, что вышла она за него не по любви, а потому что искала опору в жизни — кто знает.

Зато теперь, когда стариковскую подозрительность Петра Григорьевича легко уносила прочь сила молодого тела и скачущие от нетерпения гормоны Евгения Викторовича, когда не память ума — она ведь была стерта — а память тела постоянно напоминала ему, как остро они были счастливы с Галей в те короткие мгновения, когда могли провести вместе часок-другой, теперь, казалось, ничего не мешало им. Увы, только казалось. И не потому, наверное, что Галю еще сдерживала боязнь предательства — ведь в последние дни, похоже, они с мужем в конце концов начали находить друг друга. И пусть совсем ненадолго стала она ему солнышком. Дело, наверное, было и в том, что Евгению Викторовичу тоже мешало чувство вины. Чувство греха. Ведь ограбил, убил же. Крути не крути, а куда деться от этой мысли. Она как какая-то зловещая опухоль словно приняла вахту у той опухоли, что убила Петра Григорьевича. И всё чаще он начал задавать себе вопрос: а стоила ли вообще игра свеч? И сможет ли он радоваться жизни, лишив ее другого ни в чем не повинного человека?

— Галина Дмитриевна, — сказал он, — мне нужно поговорить с вами.

— Слушаю… — она на секунду замешкалась, но тут же решилась, — Женя…

Вот он и стал, наконец, для нее Женей. Впору искать себе нового чудотворца из Удельной, чтоб стер из его памяти память об убийстве. Увы, настоящие чудотворцы объявления в газеты или Интернет не дают. Да и нет их. А если б и были, то всё равно не помогли бы ему, потому что это было бы еще одним убийством. Убийством памяти об убийстве. Опять, одернул он мысленно себя. Рефлексии, бесконечные рефлексии, отравляющие душу русского человека, точнее, интеллигента. Может, для классической русской литературы, для Достоевского и Толстого, это мучительное самокопание и было необходимо, но и оно же, похоже, лишило русскую интеллигенцию воли к жизни, простой радости бытия, и подготовило страну к семнадцатому году. Немудрено, что так азартно многие из них кинулись в объятия марксистов-ленинистов-сталинистов. Нужен им был кто-то, кто освободил бы их от мучительных и иссушающих душу сомнений и вопросов. Вот тогда-то и отпал у них вопрос о смысле жизни. Стало не до поисков смысла жизни. И для тех, кто писал доносы на соседей и коллег, и для тех, кто судил, и для тех, кого судили.

Евгений Викторович вздохнул. Хорошо хоть, что сам он, скорее всего, вовсе и не интеллигент, разве что в вопросе самоедства.

— Женя, вы что-то хотели сказать?

— Ах да… Простите, Галина… — Он вопросительно посмотрел на нее.

— Галя.

— Да, Галочка, друг мой единственный.

— Спасибо, Женя. Вы не представляете, как мне нужен друг. Я ведь теперь совсем одна. Сирота казанская… — Галя попробовала улыбнуться, но не смогла. Никак губы ее в улыбку не складывались. Она посмотрела на Евгения Викторовича и слегка пожала плечами извиняющимся жестом.

— Галя, мне трудно говорить с тобой…

— Почему?

— Мне не говорить с тобой хочется, а прижать тебя к себе, защитить, успокоить.

— Спасибо, Женя.

— На этих днях с тобой, скорее всего, захочет встретиться господин Фэн…

— Кто это?

— Это китаец, точнее, канадец китайского происхождения. Он наш крупный акционер. Он хочет купить нашу компанию.

— Как купить?

— В самом прямом смысле этого слова. Он хочет стать ее единственным владельцем.

— Почему?

— Да потому, что он настоящий хищник. Вежливый, хорошо воспитанный хищник. Если такие хищники бывают. И чует добычу. А добыча — это новый тип компьютера, который мы разрабатываем. Ты ведь слышала об этом. Хочет купить подешевле, зная, что заработает на покупке столько, что и произнести страшно.

— Но я-то для чего ему?

— Со мной он уже говорил. Я категорически отказался, и теперь он попробует уговорить вас… тебя. Он ведь думает, что ты, как вдова, получила по наследству контрольный пакет акций.

— Нотариус ничего мне не говорил об акциях. Петя завещал мне эту квартиру со всем, что в ней, свой «лексус» и, по-моему, сколько-то там денег, точно даже не помню сколько…

— Я знаю. Но господин Фэн этого не знает и надеется уговорить тебя продать ему компанию.

— Я не хочу с ним встречаться. Это Петина компания.

— Я попытался отговорить его, но когда человеку чего-то очень хочется, он не слушает возражения.

— Хорошо, Женя. Если ты говоришь, что нужно, значит нужно.

— Спасибо, друг мой. Можно, я тебя обниму?

— Я думаю, можно. Как ты считаешь, это ведь не очень большое предательство Пети?

— Думаю, нет. Ты ведь не продаешь компанию, наоборот, защищаешь ее от посягательств.

Евгений Викторович нежно обнял Галю, и пальцы его медленно спустились по ее позвонкам вниз. Галя непроизвольно выгнула спину, и серые ее глаза внимательно и испытующе посмотрели на Евгения Викторовича. Она прерывисто, совсем по-детски вздохнула и прижалась всем телом к нему.

— Теперь слушай внимательно. Скорее всего, он позвонит в ближайшие дни, возможно, завтра и будет, я думаю, просить о встрече. По телефону о таких вещах не говорят. Наверное, лучше всего пригласить его сюда.

— Он говорит по-русски? А то я ведь по-английски едва ли десять слов могу пробормотать.

— Еще как.

— Что-нибудь приготовить нужно?

— Ни в коем случае. Предложи ему что-нибудь выпить. Виски у тебя в доме есть?

— Есть, Женя, всё есть. Кроме, — она вздохнула, — Пети…

— Хорошо. Обязательно договорись с Костей, чтобы он был здесь во время приема.

— С Костей? А это… опасно?

— Нисколько не опасно, но всё равно мне будет спокойнее. Можешь представить его как водителя и охранника Петра Григорьевича.

— Хорошо. Мне самой Косте позвонить?

— Позвони сама и скажи, что это я рекомендовал такой расклад. Он поймет. Как-никак он наша служба безопасности. Да к тому же он относится к тебе с уважением. Для него всё, что было у Петра Григорьевича, — свято. Он очень любил своего шефа, как он всегда звал Петра Григорьевича.

— Я знаю, Петя мне говорил, что он самый преданный и близкий ему человек. Если честно, я раньше даже немножко ревновала, дура.

13

— Господа, уважаемые рыцари плаща и кинжала, — торжественно сказал Яша, обводя суровым взглядом Костю, Свистуна и Исидора Исидоровича, — мы присутствуем сегодня при важном историческом событии — мы испытываем новый миниатюрный маячок, созданный нашей лабораторией по заказу службы безопасности компании. Скажу сразу, что задача, поставленная нам Константином Пантелеймоновичем, — Яша почтительно кивнул в сторону Кости, — казалась нам достаточно простой, но очень быстро Исидор Исидорович, который взялся разработать и изготовить маячок, столкнулся с рядом трудностей. Либо маячок оказывался слишком громоздким, либо сигнал его был слишком слаб, чтобы можно было надежно зафиксировать его. В какой-то момент Исидор Исидорович даже предложил мне вскрыть нашего дорогого коллегу Свистуна, для которого этот прибор и конструировался, и вшить ему маячок куда-нибудь в брюшную полость. В крайнем случае, уверил он меня, если и туда маячок вставить не удастся, всегда можно выкинуть какую-нибудь свистуновскую деталь вроде печени или чего-нибудь подобного.