Полукрылые. Черные песни забвения - Урбанская Дарья

Секунды тянулись и тянулись, Милена Игоревна молчала.

– Мам, это я, – осторожно произнес Артем. Просто на всякий случай, ведь не могла же она его в самом деле не узнать?

Она вздрогнула и пришла в себя. Во всяком случае, решительно шагнула в апартаменты, захлопнула дверь и на два оборота закрыла замок. Затем она развернулась и медленно подошла к сыну.

– Тема, ты… но как?.. давно ты?.. – она приблизилась и завороженно провела ладонью по его окрыленным предплечьям. – Я и подумать не могла… Почему ты мне ничего не говорил?

Артем поежился, как от щекотки, когда мама взъерошила перья.

– Ты такой красивый! Ох… – Она покачала головой. – Кажется, мне нужно присесть.

Не отводя от него глаз, словно сын мог вылететь в окно, стоит ей отвлечься, она сделала несколько шагов назад и на ощупь села на диванчик.

– Моя птица – кетцаль, мам.

– Вижу, да.

– Ты сразу узнала? – удивился Артем. – А я думал, это редкость для России…

– Я прекрасно знаю, как выглядит кетцаль, Тема, – веско произнесла она, и в ее словах послышалась горечь. Милена Игоревна сделала паузу. Затем, словно решившись, она кивнула собственным мыслям и продолжила: – Ведь кетцалем был твой отец!

– Мой отец? Был?!

Артем почувствовал, что теперь и ему нужно присесть. Пол поплыл у него под ногами от такой новости. Потеряв концентрацию, он резко трансформировался обратно и немного пошатнулся.

– Я не понимаю… мой отец? Титов Алексей Владимирович?! Но он же неКрылатый… Или?… – он похолодел от внезапной догадки. – Ты хочешь сказать, что он не настоящий мой отец?

Милена Игоревна издала непонятный звук, будто всхлипнула. Затем она уронила лицо в ладони, и ее плечи затряслись.

– Мам? – Артем испугался. – Мам, ты что? Плачешь?!

– Плачу… – простонала она. – От смеха! Боже, ну ты и выдал! Ненастоящий отец. Прямо Санта-Барбара какая-то!

– Чего? – не понял Артем, окончательно запутавшись.

– Да не бери в голову. Это сериал такой старый, сто лет назад шел, еще даже тебя не было, – она резко втянула воздух и вытерла слезу, выступившую в уголке глаза, затем глубоко выдохнула, успокаиваясь. – Извини, Тем, это все так неожиданно. Я не думала, что в ближайшие год-два придется рассказывать тебе про отца. Но эта твоя гениальная идея в духе мыльных опер… – она снова усмехнулась. – Нет, все гораздо прозаичней. Но и печальней.

Артем молча уселся прямо на пол, скрестив ноги по-турецки и всем своим видом демонстрируя, что он готов внимательно слушать. Мама снова вздохнула. Тема явно была ей неприятна, но деваться было некуда.

– Помнишь, на следующий день после того, как ты задул свечу, мы ездили в гости к Алевтине Степановне?

В памяти Артема промелькнули старомодная мебель, запах чабреца, поднимающийся вместе с паром над чашкой чая, незнакомая мелодия без слов и уютная сонливость.

– Помню, – кивнул он. – Она алконост, которая пропела мне запрет рассказывать кому-либо про Полукрылых.

– Да, запрет… Запрет можно пропеть любому Полукрылому, не только птенцу, но и взрослому. Конечно, такая задачка посложнее будет, но это возможно, – она сделала паузу. – А помнишь, ты как-то спрашивал, есть ли у Полукрылых Азкабан?

Титов смутился.

– Ну я же просто дурачился, теперь я понимаю, что…

– Нет, погоди, – прервала она его. – Никакой супермощной магической тюрьмы у Полукрылых действительно нет. Но иногда случается так, что кто-то из Крылатых нарушает установленные правила. Мы все же обычные люди, хоть и Полукрылые. Ситуации могут быть разные, и обычно городской слет сам разбирается с такими вопросами, не выносит сора из избы, как говорится. Я, например, и не в курсе, как именно все устроено у старейшин. Но самое главное правило, которое должно всегда выполняться – соблюдать тайну нашего существования. Так что, если Полукрылый открыто демонстрирует себя обычным людям, ему блокируют способности, а также стирают память о его сущности, о том, кем он является, о существовании Крылатых в принципе.

Мама внимательно посмотрела на Артема, оценивая, как он воспринимает ее слова. Впрочем, сын не выглядел шокированным. Все, что она рассказывала, уже было известно Титову из объяснений Афанасия Петровича. Но он и предположить не мог, что это будет иметь к нему непосредственное отношение. Что его собственный отец…

– Так папа?..

Милена Игоревна кивнула.

– Поэтому я и сказала, что твой отец был кетцалем. Ведь больше он им не является… – погрузившись в воспоминания, она обхватила себя, как в ознобе, и принялась растирать ладонями предплечья, хотя в комнате было по-летнему тепло. – Мои родители были не очень довольны, что я вышла замуж за полицейского. Ворчали, что он будет много времени проводить на работе. Но мы любили друг друга и не хотели ничего слышать. Первые несколько лет после свадьбы пролетели, как сладкий сон. Леша как раз закончил академию, его карьера поползла в гору. Его перевели в следователи, и я помню, как мы шутили, что способности кетцаля добывать правду пришлись бы как нельзя лучше при его профессии. А затем в его отделе начало становиться все меньше и меньше нераскрытых преступлений. Лешу заметило начальство. Поползли слухи…

– Он выпевал на работе Песнь истины?

– Оказалось, что да, – подтвердила мама, даже не обратив внимания на удивительную осведомленность Артема. – К сожалению, я узнала о том, что происходит, слишком поздно. Тайна выплыла наружу. Возможно, если бы я раньше поняла, поговорила бы с ним, попыталась его убедить…

Некоторое время Милена Игоревна сидела молча, погрузившись в воспоминания, и Артем не смел ее потревожить. Наконец, она произнесла:

– У стирания памяти Полукрылому есть один эффект… Об этом знают немногие. В основном лишь те, кто сами столкнулись с последствиями. Можно уничтожить воспоминания, можно запретить думать о чем-то конкретном, но внутри всегда останется ощущение, что ты не такой, как все. Чем-то отличаешься от окружающих людей, но никак не можешь понять, чем именно. И этот червячок сомнения с каждым днем разъедает тебя изнутри, подтачивает твою уверенность в себе. И в своих близких.

Мама встала с дивана и стала прохаживаться по гостиной. Уставившись невидящим взглядом перед собой, она наматывала круги вокруг сына, как планета, летящая по орбите вокруг солнца.

– Алексей сильно изменился. Не сразу, конечно, не в один день. Работа перестала приносить ему удовольствие, хотя он и сам не понимал, в чем дело. Все валилось из рук, и через некоторое время он уволился из органов. Полгода он искал новое занятие, слонялся по нашей квартире от стенки к стенке, как раненый тигр, рычал и огрызался. Это было самое сложное время в нашей семейной жизни. Он стал ревновать. Обвинять меня в том, чего я не совершала. Дошло до того, что он следил за мной, думая, что я этого не замечаю. Тебе было три года, когда он вбил себе в голову, что ты не его сын, и потребовал сделать тест на отцовство. После этого я подала на развод.

Милена Игоревна остановилась у окна и замолчала. Артем тоже ничего не говорил. Слишком много мыслей и вопросов крутилось сейчас в его голове. Он обязательно задаст их, но позже, когда придет в себя и свыкнется с новым миром, в котором его отец был Полукрылым, раньше, но больше им не является.

Мама рассеянно теребила часы, висящие на запястье, ей явно было неловко от всех этих откровений. Внезапно ее взгляд упал на циферблат.

– Тема, время! – всполошилась она. – Ты опаздываешь на урок!

– Бли-и-ин! – простонал Артем. – Может, ты меня отпросишь? Там физика, Антон Сергеевич наверняка разрешит.

– Ну и что, что физика, – мама как будто немного покраснела. – Не выдумывай, скоро экзамен! Лучше беги скорее. И не переживай, вечером поговорим как следует. Я расскажу подробнее про твоего отца, а ты мне – как так получилось, что ты окрылился, а я не заметила. Пришло время обменяться нашими секретами.

Титов поднялся, постанывая от боли в затекших ногах, затем схватил рюкзак и направился к двери. Там он на секунду замер, а потом повернулся и быстрыми решительными шагами подошел к маме. Чуть нагнулся – надо же! Когда он успел стать выше? – и неловко клюнул ее в щеку.