Вкус невинности - Роксана Михайловна Гедеон

Она говорила решительно, ее пальцы сильно сжимали стебелек розы, вся поза выражала напряжение. Князь усмехнулся:

- Как я вижу, Адель, это для вас самое важное условие.

- Да.

- Я принимаю его… Подумайте, Адель. Я не тороплю вас. Но думайте не так уж долго, потому что… я стар, как видите.

- Не беспокойтесь. Двух недель мне вполне хватит.

- Через неделю, Адель, я уезжаю из Парижа в Компьен, в свое маленькое поместье, оно называется Вилла Нова. Париж летом слишком душен и жарок для меня. Что поделаешь, я болен. Однако вилла чудесна и там тоже можно хорошо проводить время… Приезжайте прямо туда, мадемуазель, если примете мои условия.

Тюфякин на миг замолчал, словно почувствовал смятение. Потом, сунув руку в карман, быстро протянул Адель чек.

- Возьмите. Недавно в Москве я продал свой дом профессору Погодину, так что могу уже сейчас дать вам часть суммы… Возьмите, это поможет вам поверить в серьезность моих намерений.

Он почти насильно вложил бумажку в ее руку. Она взглянула: чек гарантировал ей получение целых тридцати тысяч. Мгновение она молчала. Стоило ли связывать себя обязательствами заранее? Она решительно вернула чек, вложив ее в сухую холодноватую руку князя:

- Нет. Я люблю честные сделки, ваше сиятельство. Если я скажу «да», то для этого мне не понадобится эта бумажка.

Наступило неловкое молчание. Желая разрядить обстановку и замять случившееся, Адель ласково улыбнулась и, повеселев, лукавым тоном спросила:

- Можно ли узнать одну вещь, мой дорогой князь?

- Какую?

- Что это у вас за феска? Вы поклонник Турции?

Тюфякин радостно рассмеялся.

- Я поклонник Греции, а не Турции, дорогая. Я настоящий филэллин[26]! Будь я моложе, я бы поехал туда воевать… А вы не догадывались? - Он сделал вид очень воинственный и важный и даже подбоченился. - Еще бы! Князь Тюфякин был когда-то молод! А когда был молод, то вместе с графом Орловым бил турок и освобождал греков - и было это еще при Екатерине Великой!

Адель тоже рассмеялась.

- Вы замечательный человек, князь. Теперь я это вижу.

- Э! А что я могу вам еще рассказать, если бы вы только захотели слушать! - Он лукаво прищурился: - А как вы находите мой французский?

- Он великолепен. Вы совсем не похожи на иностранца.

- Благодарю… Уж я-то знаю, что это наивысший комплимент, какой только можно услышать от француженки.

Уже провожая Адель, он повторил, понижая голос почти до шепота:

- Сообщите мне сразу, как только решите… Да-да, моя милая, мне некогда ждать! Напишите всего одно слово: «да» или «нет», и я все пойму… Умоляю вас, не томите меня слишком долго, даже если у вас это принято.

Адель снова засмеялась и, выглянув из экипажа, поцеловала князя в щеку:

- Успокойтесь. Я потороплюсь.

- А ответ… ответ будет каков?

- Скорее всего «да», мой дорогой князь. Потерпите немного.

Адель была не в силах взвалить груз размышлений на себя одну. Извозчик получил приказ ехать на улицу Риволи, и через некоторое время пассажирка оказалась там, где не бывала уже почти год. Гортензия с прошлого лета не имела счастья видеть дочь у себя, они встречались только на улице Кассини. Оказавшись здесь, Адель поняла, что в жизни матери мало что изменилось. Окна были освещены, звучала музыка, два знакомых лакея встретили Адель у двери и на лестнице, а сама Гортензия вышла навстречу дочери в бальном платье из алого муслина, с лицом, раскрасневшимся от танцев.

- Что за лицо, дорогая? Неужели что-то случилось? Как это досадно, Адель… ведь у нас до сих пор все было так хорошо!

Дела Гортензии действительно были превосходны. Еще весной она познакомилась с лордом Сеймуром, советником английского посольства, и вскоре это знакомство переросло в любовную связь. Англичанин, по всей видимости, был щедр, поскольку Гортензия не выражала недовольства. Сияя улыбкой, она произнесла:

- Вы еще не знакомы, Джордж? Это Адель, моя дочь. Не правда ли, она очаровательна.

Англичанин лет сорока, высокий, светловолосый, очень элегантный, кивнул, поклонился и скользнул по Адель очень внимательным взором. Она едва ответила на его поклон, поспешно протянула руку для поцелуя - и все это очень небрежно, не желая отвечать на заинтересованность этого человека, потом, наклонившись над самым ухом Гортензии, прошептала:

- Ради Бога, мама, удели мне хотя бы минуту внимания. Нам надо поговорить.

- Наедине?

- Да, без этого англичанина.

Когда они остались вдвоем, Адель поведала матери о случившемся. Гортензия выслушала рассказ дочери довольно внимательно, потом с пренебрежительной улыбкой спросила:

- Фи, неужели это тот самый Тюфякин? Тот, что бывал у Демидова во Флоренции?

- Да, вероятно, это он. Он мне тоже говорил об этом.

- Но он же так стар, душа моя! Я помню, его мучила астма и всякие прочие болезни… Боже мой, неужели может быть, чтоб ему еще что-то было от тебя нужно?

- Этого я не знаю. Я даже не пыталась это выяснить. Мне, в сущности, безразличны его мужские достоинства. Возможно, ему нужна и не я вовсе, а сами сплетни о том, что он меня заполучил и таким образом обошел всех… Впрочем, это ведь не важно, мама! Он готов содержать меня по-королевски, разве не это главное?

Гортензия захлопнула веер:

- Если бы ты только знала, как бывает это невыносимо! Недаром я предпочла более свободную жизнь…

Хорошо быть содержанкой лишь отчасти. И потом, что ты собираешься делать со своим Орлеанским?

- Ничего. Я могу сохранить его, если захочу.

- А захочет ли он?

- Уверена, что захочет. Возможно, поначалу он будет оскорблен, но ведь он разумный человек и всегда понимал, что мне надо на что-то жить. Кроме того, я от него ничуть не завишу.

- Он дал тебе престиж, дорогая. О тебе заговорили благодаря ему.

- Теперь я хочу, чтобы обо мне заговорили благодаря мне самой.

Помолчав, Адель спросила:

- Стало быть, ты ничего не можешь сказать против Тюфякина? Нет никаких подробностей, которые оттолкнули бы меня?

Гортензия мягко привлекла дочь к себе.

- Успокойся, моя девочка, Тюфякин - самый обыкновенный мужчина. У него нет никаких невероятных запросов и человек он вполне приличный. Просто он очень стар и болен. Но, в конце концов, если тебе удастся подняться еще на одну ступень благодаря ему, я буду за тебя рада.

Она заглянула в лицо Адель и внезапно