Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь - Эдвард Бульвер-Литтон

Род Чиллингли достиг в нем своей высшей точки и стал наиболее „чиллинглиобразным“. В самом деле, мне кажется, что мы живем в такое время, которое особенно подходит к отличительным свойствам Чиллингли. В продолжение более десяти столетий, когда наш род имел и определенное жительство и имя, он был пустым и ничтожным. Его представители жили в эпоху горячей крови и были принуждены прятаться в тихих водах со своими геральдическими эмблемами. Но для нынешних времен, дорогой отец, хладнокровие – самая отличительная черта, и для успеха в обществе нужна как раз самая холодная кровь. Кем был бы Майверс Чиллингли в тот век, когда за религиозные убеждения не давали и ломаного гроша и когда политические партии считали свое дело священным, а своих предводителей – героями? Майверс Чиллингли не нашел бы и пяти подписчиков на свой „Лондонец“. Но теперь „Лондонец“ – самый популярный печатный орган среди образованной публики, он громит и высмеивает все основы общественной системы, не пытаясь переделать ее, и каждая новая газета, если она устоит, подражает „Лондонцу“. Майверс Чиллингли – великий человек и самый могущественный современный писатель, хотя никто не знает, что он написал. Гордон Чиллингли – еще более замечательный пример повышения ценности рода Чиллингли на современном рынке.

В авторитетных кругах все согласны с тем, что Гордон Чиллингли займет высокое место в авангарде будущих передовых людей. Его уверенность в себе такова, что заражает всех, с кем он приходит в соприкосновение, включая и меня.

Он сказал мне недавно с sang-froid[165], достойным самого холодного Чиллингли: „Я намерен стать премьер-министром Англии, это только вопрос времени“. И если Гордон Чиллингли действительно станет премьер-министром, это случится потому, что все возрастающий холод нашей моральной и общественной атмосферы как раз будет подходить к развитию его талантов.

Он более всех других людей на свете способен заглушить голоса декламаторов старинных сентиментальных лозунгов – любви к отечеству, заботы о его положении среди других наций, рвения к его чести, гордости его славой. О, если бы вы послушали, как он философски и логически сводит на нет слово „престиж“! Такие понятия считаются чушью, и когда Англия проникнется этими взглядами и у нее не будет юг колоний, ни флота, ни интересов в делах других народов; когда она дойдет до счастливейшего состояния Голландии, тогда Гордон Чиллингли будет премьер-министром.

А между тем, если я когда-нибудь займусь политикой, то полностью отрекусь от атрибутов Чиллингли и мое место будет в оппозиции – хотя бы и безнадежной – Гордону Чиллингли. Вместе с темя чувствую, – что этого человека нельзя уничтожить и что ему следует предоставить свободу действия: его честолюбие будет гораздо опаснее, если его раздражать препятствиями.

Я предлагаю, чтобы ты, дорогой отец, оказал этому талантливому родственнику одолжение и дал ему возможность вступить в парламент. При нашем последнем разговоре в Эксмондеме ты рассказывал мне о негодовании Гордона-отца, когда мое появление на свет лишило его наследства. Ты сообщил мне в то же время о намерении откладывать ежегодно сумму, которая впоследствии могла бы обеспечить Гордона-сына и в некоторой мере вознаградить его за разочарование, когда осуществилась твоя надежда иметь наследника. Ты сказал мне также, как твое великодушное намерение было нарушено из-за справедливого гнева на старшего Гордона, когда он измучил тебя поглощавшей большие средства тяжбой. Как раз в это время ты прикупил большой участок к своим владениям, и это приобретение, увеличив твои земли, уменьшило твой доход. Это обстоятельство тем более лишило тебя возможности откладывать какие-либо суммы. Встретившись на днях с твоим поверенным, мистером Уайнингом, я узнал от него, что ты давно таил желание, которым твоя деликатность не позволяла тебе поделиться со мной, чтобы я, как наследник, имеющий на это право, согласился вместе с тобой уничтожить майорат[166]. Он показал мне, как выгодно это было бы для имения, потому что развязало бы тебе руки, чтобы ввести разные улучшения, в которых я искренне следую за прогрессом века, но для которых, как пожизненный держатель, ты не мог достать денег иначе, как под разорительные проценты: новые коттеджи для работников, новые строения для арендаторов и прочее и прочее. Позволь мне прибавить кстати, что мне хотелось бы увеличить вдовье наследство моей милой матушки. Уайнинг говорит, что у нас близ города есть земля, которую можно продать со значительной выгодою, если будет уничтожен майорат.

Поспешим составить необходимые акты и, таким образом, получим двадцать тысяч фунтов стерлингов для осуществления твоего благородного и, позволь мне прибавить, справедливого желания сделать что-нибудь для Гордона Чиллингли. В новые акты мы можем включить право отказывать поместье кому хотим, но я решительно против того, чтобы отказывать его Гордону Чиллингли. Может быть, это прихоть – но я думаю, ты разделяешь ее, – что владелец английской земли должен иметь сыновнюю любовь к родной земле, а Гордон никогда не будет питать этой любви. Я думаю также, что и для его собственной карьеры и для установления между ним и нами откровенных отношений лучше прямо сказать ему, что он не будет иметь никаких выгод в случае нашей смерти. Двадцать тысяч фунтов, подаренных ему теперь, будут значить для него больше, чем в десять раз большая сумма – через двадцать лет. Он может стать членом парламента, имея в своем распоряжении деньги, которые вместе с тем, что он имеет сейчас, будут приносить если и скромный, то все-таки достаточный доход, чтоб сделать Гордона независимым от покровительства министра.

Пожалуйста, дорогой отец, доставь мне удовольствие и прими проект, который я осмеливаюсь тебе предложить. Твой любящий сын

«От Сэра Питера Чиллингли к Кенелму Чиллингли

Мой милый мальчик, ты недостоин быть Чиллингли, в тебе течет слишком теплая кровь. Никогда тяжесть не была снята с души человека более нежной рукой. Да, я хотел уничтожить майорат, но так как это было выгодно для меня, я не хотел ходатайствовать о таком преобразовании, хотя со временем оно должно стать выгодным и для тебя. Купив земли Фэйрклю – что я мог сделать, только заняв деньги под большие проценты и потом выплачивая их ежегодно с ущербом для себя, да еще при наличии старых закладных, – признаюсь, я в последние годы был стеснен. Но более всего радует меня возможность построить для наших честных работников дома, гораздо более удобные и ближе расположенные к месту их работы, Приходится только сожалеть о том, что стоит выстроить лишнюю комнату для детей, как эти глупые люди сдают ее жильцу.

Мой милый мальчик, я очень тронут твоим желанием увеличить вдовье содержание матери – желанием справедливым, помимо сыновнего чувства, потому что она принесла в качестве приданого порядочное состояние, которое душеприказчики разрешили мне употребить на покупку земли. Однако эта земля хотя и округлила наше поместье, не приносит более двух процентов дохода, а условия майората ограничивали вдовье наследство такой суммой, которая гораздо ниже содержания, на которое имеет полное право вдовствующая леди Чиллингли.

Я гораздо более забочусь об этом, чем об интересах сына старого Гордона Чиллингли. У меня было намерение по-честному поступить с отцом, но когда за честность платят обращением в суд, всякий будет задет за живое. Однако я согласен с тобой, что сына не следует наказывать за проступки отца, и если пожертвование в двадцать тысяч фунтов стерлингов позволит тебе и мне почувствовать себя лучшими христианами и истыми джентльменами, мы очень дешево купим это чувство».

Далее сэр Питер полушутливо-полусерьезно оспаривал уверения, Кенелма о его холодности к Сесилии Трэверс, и, доказывая преимущества брака с девушкой, которая, по словам самого Кенелма, может стать превосходной женой, лукаво заметил, что если у Кенелма не родится свой сын, едва ли будет справедливо лишать наследства ближайшего родственника только оттого, что у того нет любви к родной земле. «Он очень скоро полюбит родину, если у него будет своих десять тысяч акров».

Дойдя до этой фразы, Кенелм покачал головой.

– Неужели любовь к родине основана на корысти? – заметил он и отложил дальнейшее чтение отцовского письма.

Глава VII

Кенелм Чиллингли не преувеличил своего положения в обществе, когда поставил себя в разряд светского льва. Не было счета треугольным записочкам, которыми забрасывали его знатные дамы, падкие до знаменитостей всякого рода, а также старательно запечатанным конвертам с письмами от прекрасных незнакомок, спрашивавших, есть ли у него сердце и будет ли он в парке в таком-то месте и в такой-то час.