В небе фронтовом (Сборник воспоминаний советских летчиц - участниц Великой Отечественной войны) - неизвестен Автор

Как-то во время атаки большой группы вражеских бомбардировщиков я услышала команду: "Действовать самостоятельно!" "Наконец-то!" - обрадовалась я, но сердце гулко забилось: надо самостоятельно принимать решение. Вижу, один фашист пытается улизнуть в облака. Круто пикирую за ним. "Догнать и уничтожить! Не да.ть уйти безнаказанно!"

Бомбардировщик метался от одного облака к другому, я - за ним! Бешеная погоня захватила меня: только бы не упустить! Заметив, что он вошел в облако с правым разворотом, я довернула свой самолет так, чтобы встретить фашиста под кромкой облаков. Через мгновение он вынырнул прямо передо мной. Почти в упор даю длинную очередь. Резко клюнув носом, "юнкерс" пошел вниз. Продолжаю преследовать. Вдруг впереди неожиданно возникло белое пушистое облачко, и меня качнуло. Гляжу вниз - прямо подо мной аэродром. Вражеские зенитки яростно бьют по моему истребителю.

Как я выбралась из этого огненного пекла, и сейчас не пойму. Скорей домой! Только бы добраться до своих, только бы хватило бензина! Наконец вижу наш аэродром. Едва самолет коснулся земли, как винт остановился - кончилось горючее.

С каждым днем моя дружба с летчиками эскадрильи крепла, и я уже чувствовала, что признана ими как равный боевой товарищ. Они откровенно делились со мной своими удачами и неудачами в бою, не таясь рассказывали о своих личных переживаниях. Вечерами, после полетов, мы танцевали, пели песни, читали стихи. Эскадрилья стала мне родной семьей, а ее командир моим отцом.

Нет войны без потерь. Шли ожесточенные бои. Постепенно ряды эскадрильи редели. В феврале 1943 года был тяжело ранен капитан Кудленко. Полк отошел на пополнение, а затем, летом 1943 года, был направлен под Орел, где сосредоточивались крупные силы противника для наступления. Наши войска готовились к нанесению контрудара. Командиром эскадрильи был назначен капитан Головин, один из лучших летчиков эскадрильи.

5 июля 1943 года немецко-фашистские войска начали наступление. Наши части перешли в контрнаступление. И наш полк вступил в бой. Порой приходилось производить по пять-шесть вылетов в день.

4 августа на втором вылете во время боя вдруг в кабине раздался страшный треск, и мой самолет стал разваливаться на куски. Я вместе с кабиной беспорядочно падала, зажав в руке бесполезную теперь ручку управления. До сознания дошло: меня сбили! Как ни странно, но в этот момент я не чувствовала никакого страха. Мысль отчетливо работала с быстротой молнии. Я отстегнула шнур шлемофона и ремни парашюта. С силой меня выбросило из кабины. Нащупав кольцо парашюта, я машинально дернула и сразу же повисла в воздухе. После сильного треска и шума стало необыкновенно тихо. Настало время обдумать, что произошло. Куда я опускаюсь? Определяю, что приземляюсь на территории, занятой противником, но не хочется этому верить. В голове мелькают разные мысли. Вспомнила один разговор в землянке, когда летчики рассуждали между собой о том, что сделал бы каждый, если бы пришлось приземлиться на вражеской территории. Один говорил: "Застрелюсь, но не сдамся!"; другой: "Если будет возможность, убегу к партизанам или к своим". Но все это говорилось в спокойной обстановке, а вот сейчас, когда остается несколько секунд на размышление, что делать?

Падаю в поле. Смотрю: со всех сторон ко мне бегут гитлеровцы, орут что-то и стреляют. Попыталась бежать, но меня ранили в ногу, и я упала. Меня схватили. Знаки отличия - погоны, медаль "За отвагу" и гвардейский значок гитлеровцы сорвали вместе с кусками гимнастерки. Начали избивать, а затем дотащили до дороги и бросили в попутную машину. Машина остановилась в каком-то селе. Тут же откуда-то появились фотокорреспонденты. Приехал фашистский генерал посмотреть на девушку-летчика. Здесь мне устроили первый допрос. На ночь втолкнули в какой-то чулан и заперли. Утром повезли в жандармерию. Там я встретила нашего летчика-штурмовика, сбитого в этот же день. Затем привезли еще стрелка-радиста с пикирующего бомбардировщика и штурмана с "По-2". Все они были ранены и зверски избиты.

После очередного допроса нас всех отвезли в лагерь военнопленных. Там меня, назвав по имени, подозвал какой-то летчик. Подхожу, всматриваюсь в обгоревшее, распухшее лицо и никак не могу узнать. Он тихо говорит: "Я твой командир Головин". Тут уж я не сдержалась и горько расплакалась.

- Перестань плакать, - сказал он тихо. - Будь осторожна, отойди и имей в виду, что я сержант Шилов.

Так он назвал себя на допросе. Я с грустью отошла.

Вскоре всех нас погрузили в два товарных вагона и повезли. Все, кто был в нашем вагоне, решили бежать. У кого-то нашелся перочинный ножик, и мы взялись прорезать им отверстие в стенке вагона, чтобы откинуть скобу на дверях. Работали все по очереди. Через двое суток отверстие было готово. Ночью мы открыли дверь вагона и все один за другим выпрыгнули на ходу поезда под откос.

Было темно, хоть глаз коли! Пройдя немного вдоль насыпи, я наткнулась на своих товарищей. Их было трое: Сазонов, Рыбалко и Поляков. Потом мы подобрали еще одного, фамилию не помню. У него была серьезная рана в боку. На счастье, у радиста, старшего сержанта Рыбалко, оказался компас. Ориентируясь по компасу, мы двинулись на восток.

По ночам было очень холодно. Устраивались спать под кустами. Раненых и ослабевших мы укладывали в середину, чтобы согреть их. Есть было нечего. Собирали ягоды, грибы, жевали всякие корешки. Кое-кто начал уговаривать остановиться в какой-нибудь деревне и подождать там прихода наших войск, другие считали необходимым сделать на несколько дней передышку. Кто-то даже предложил пойти на ближайший немецкий аэродром и наняться там на работу чернорабочими, с тем чтобы украсть немецкий самолет и перелететь к своим. Я не соглашалась и решительно настаивала идти к линии фронта.

Кто-то из нас, помню, сказал, сидя у ночного костра:

- Если выйдем отсюда живыми, обязательно после войны напишем книгу о том, что мы пережили!

Больше двух недель плутали мы в Брянских лесах, пока не услышали выстрелы на передовой. Сутки просидели в кустах, ожидая подходящего момента, чтобы перебраться к своим. Над нами пролетали снаряды и мины, мимо проходил фашистский дозор. 25 августа, ночью, мы переползли линию фронта, и, попрощавшись, каждый направился разыскивать свою часть.

Всем хотелось скорее встретить своих товарищей, скорее встать в строй и снова сражаться с врагом.

Добралась и я в свой полк.

Вскоре меня направили в Высшую офицерскую школу воздушного боя в город Люберцы, под Москвой. Получив там основательную легкую тренировку, вместе с боевыми друзьями я участвовала в сражениях за освобождение Прибалтики, Белоруссии, а затем на Берлинском направлении вплоть до дня великой Победы!