Вкус блаженства - Элоиза Джеймс

Джози уставилась в пространство невидящим взором. У Сильви была изящнейшая фигура, но едва ли он стал бы описывать ее в столь цветистых выражениях. Обычно Мейн выражался просто, как в ту ночь, когда учил ее правильно ходить. Тогда он дважды сказал, что влюблен в Сильви.

После того как ее прозвали Шотландской Колбаской, Джози считала себя более чем закаленной особой, но оказалось, что существуют глубины скорби, о которых она и не подозревала.

Правда заключалась в том, что муж считал ее крепкой и здоровой женщиной, а в Сильви видел нежного и хрупкого ангела.

«Ни один человек не мог бы не влюбиться в нее, потому что ее очарование вызывало в мужчинах желание заботиться о ней. Женщины и вправду слабее, и нет более надежного способа завоевать мужское сердце, чем напомнить мужчине о его обязанностях по отношению к прекрасному полу».

Хрупкая? Вряд ли кто-то назовет ее хрупкой.

Джози опустила глаза на свои бедра, и слеза скатилась по ее щеке. Если бы только ей удалось заболеть чахоткой и потом избежать смерти, тогда, возможно, Мейн полюбил бы ее и искренне заключил в объятия.

Джози живо представила эту сцену. Она подняла бы изящную и хрупкую руку, столь прозрачную, что солнечный свет струился бы сквозь ее пальцы, к его щеке и провела ею по его лицу; после этого Мейн заплакал бы, сожалея о том, что прежде любил тощую француженку, а еще раньше и другую женщину, графиню Годуин, тоже почти бесплотную.

Отчаянно пожелав обеим женщинам – Сильви и графине Годуин – заболеть чем-нибудь, не способствующим похуданию, Джози раздумывала, что ей сделать с остальными женщинами, которых любил ее муж, когда горничная внесла в комнату поднос с чаем.

– Граф сейчас переоденется, – сказала девушка, – и я попрошу его присоединиться к вам за чаем. Нельзя проводить весь день в одиночестве, миледи.

Не услышав от госпожи ни «да», ни «нет», горничная вышла, и Джози поспешила вытереть лицо. Мейн не должен заметить, что она плакала, хотя он и не влюблен в нее.

Джози задумалась. Даже если удалось бы заставить Мейна полюбить ее, она все-таки не хотела бы зачахнуть и стать маленьким скелетом, плывущим над улицей, как бесплотный ангел. К тому же как быть с грудью, ведь Гаррету она очень нравится...

Дверь открылась, и Мейн, войдя, остановился у порога, а затем вежливо поклонился.

– Можешь не раскланиваться со мной, – заметила Джози. – Мы ведь муж и жена.

– День, когда я стану обращаться с тобой без должного почтения, коего ты заслуживаешь, станет днем моего позора! – Он уселся напротив и замер в ожидании.

Джози налила ему чашку чаю и подалась вперед, чтобы Мейн мог полюбоваться ее грудью, если бы у него возникло такое желание.

– О чем ты думала целый день? – спросил он.

– Я не думала, я читала мемуары графа Хеллгейта. Кстати, как они тебе?

– Ну... – протянул Мейн. – Я едва осилил половину, а потом просто выбросил. Читать дальше того места, где я якобы привязан и при этом испытываю удовольствие, мне было противно.

– Определенно этот Хеллгейт – дурак!

– Дурак? Но весь Лондон от него в восторге...

– Конечно, дурак, – упорствовала Джози. – Ну кто мог бы написать столь глупую и пошлую фразу о том, что не желает запятнать чистоту ангела и предпочитает жениться на этом ангеле.

– А ты суровый критик. – Мейн протянул руку за сандвичем с огурцом.

– Оставь один мне. – Джози вдруг осознала, что сандвичей осталось всего два. – Так это ты написал?

– Вероятно, ты шутишь?

У Джози отлегло от сердца.

– Должен сказать, автор слишком вольно обошелся с моей жизнью. Должно быть, он усердно читал колонки сплетен.

– Да, но он знаком со всеми нюансами твоего ухаживания за Сильви. – Джози напряженно ожидала ответа, но, похоже, Мейн не слишком растрогался при упоминании имени бывшей невесты. – Неужели любовь – такое же чувство, как желание, и может исчезнуть? – удивилась она.

Мейн пожал плечами:

– Нет, любовь – это другое. Любовь остается. Ты не согласна?

Джози провела рукой по его волосам.

– Да, любовь остается. Это может раздражать, но ничего не поделаешь.

– А ты была влюблена?

На мгновение Джози показалось, что она могла бы поиграть с ним, сказать, что питает к кому-то безнадежную любовь. Это уравняло бы их, и едва ли он догадался бы, что она влюблена в собственного мужа, который любит другую.

– Ничего подобного, – ответила Джози, стараясь говорить твердо. – Я не из тех, кто влюбляется.

Мейн улыбнулся:

– Все нежные жены влюблены в своих мужей.

– Вовсе нет.

Чем больше она об этом думала, тем больше раздражалась. Чем он занимался? Как бродячий кот охотился за добычей? Неужели за последнее время не нашел ничего лучшего?

Губы Мейна плотно сжались.

– При всем сходстве, жизнь Хеллгейта не моя биография.

Джози встала и, подойдя, выглянула из окна.

– Разве ты не прыгал из одной постели замужней женщины в другую, как дитя в поисках лакомства? – спросила она не оборачиваясь.

– Разумеется, нет.

Джози резко повернулась к нему.

– А по-моему, тебя можно сравнить…

Она замолчала.

– Сравнить с чем?

– С бродячей собакой, прыгающей на женщину, чтобы обнюхать, и тотчас же убегающей, чтобы обнюхать другую!

– По-моему, звучит не слишком аппетитно.

Джози захлопнула книгу в красном переплете, которую все это время держала в руках.

– А это, значит, аппетитно?

По правде сказать, она уже начинала испытывать чувство стыда. То, что она наговорила, никак не соответствовало образу нежной и любящей жены.

Мейн откашлялся.

– Возможно, ты права.

– Я, безусловно, права. – К своей досаде, Джози никак не могла остановиться. – Думаю, ты играл роль сластолюбца, потому что тебе это нравилось.

– Любому бы понравилось.

– Если верить мемуарам Хеллгейта, все эти женщины желали тебя; тогда почему же ты влюбился в непорочного ангела, почему не женился на одной из этих Иезавелий?

– Думаю, я как раз на такой и женился. – Мейн неожиданно усмехнулся.

Джози опустила глаза: она не знала, как закончить этот разговор, как взять обратно вылетевшие у нее слова. Однако теперь уже не мог остановиться Мейн.

– Ты права, – резко сказал он. – В течение двух лет у меня не было ни одного пошлого романа, потому что я пришел к такому же выводу. Я растрачивал свою жизнь на мелкие интрижки, и для меня было не важно, замужем женщина или нет. Я даже согласен с Шекспиром, сказавшим «безумец, расточаешь ты свое богатство в буйстве сумасбродном», или как там у него...

Джози сжала губы. Было ли это ее победой, и если так, то в чем эта победа заключалась?

– Тебе не стоит насмехаться над моей любовью к Сильви и леди Годуин, – продолжил Мейн. – Вероятно, они оказались слишком целомудренными для такого, как я, но зато показали мне, что пора покончить с прежним образом жизни. Ну а ты – ты, случаем, не ревнуешь?