Генерал Ермолов - Владимир Лесин

Предупреждение, однако, мало подействовало, ибо новый наместник должен был прежде познакомиться с ханами и их чиновниками, обстоятельно вникнуть в образ их правления, а потом уже принимать какие-то меры. На это же требовалось время…

«КАКАЯ ТЯЖКАЯ СЛУЖБА, КАКАЯ ЖИЗНЬ НЕСЧАСТНАЯ!»

Решая неотложные дела по организации гражданского управления, Ермолов ни на минуту не забывал, что государь назначил его командующим в Отдельный Грузинский корпус. Вникнув в быт солдат, он совсем не удивился чрезмерной их смертности. В казармах было сыро, стены грозили обрушением. Но и таковые жилища доставались немногим героям недавних войн с Турцией и Персией. Большинство же защитников Отечества обитало в землянках, по определению Алексея Петровича, «истинных гнездах всяких болезней, опустошавших прекрасные здешние войска»{386}.

Половину офицеров следовало удалить из корпуса, ибо даже самый снисходительный начальник терпеть таких не мог. Кроме знаменитого Петра Степановича Котляревского, все прочие полковые командиры «обзавелись хуторами, табунами и хозяйством» и не занимались своими полками.

Я уже обращал внимание на генетически обусловленное остроумие Алексея Петровича. Оно в полной мере проявилось и в его отзывах о генералах корпуса. Не откажу себе в удовольствии познакомить читателя с некоторыми перлами из его многочисленных писем к «любезному другу Арсению» Андреевичу Закревскому, генерал-адъютанту императора Александра I:

«Здесь есть у меня генерал-майор Тихановский, весьма старый офицер и довольно много служивший. Он утомленные службою силы свои нередко укрепляет такими средствами, которые ноги ослабляют. Сжальтесь надо мною, и без него у меня есть генералы, ни на что не годные. В сем смысле особенно рекомендую…

Загорский… Неужели ты не утешишь меня переводом его в другую дивизию в Россию? Он усердный человек, но здесь нужен немного поумнее… Не подумай, однако, что я хочу сбыть его с рук, божусь, что нет…

Дренякин… Этот не менее глуп, но никак не хочет того признать и потому умничает… Избавь меня хоть от него…

Пестель, дядя будущего декабриста... Германский рыцарь. Жаль, что нет в нем живости. Он также принадлежит к тому числу людей, которых по справедливости уподобляю я ледовитому полюсу.

Мерлини… такая редкая блядь, что грех кого-нибудь снабдить им и, конечно, надо оставить здесь, ибо в его лице я почитаю волю Бога, меня наказующую… за тяжкие грехи!..

Истолкуй мне, почтенный Арсений, какой злой дух понуждает вас производить подобных генералов?.. Сообщи мне об этом для моего успокоения, если то не тайна государственная!»{387}

Благо бы, такие генералы командовали только полками. Нет, каждому из них полагалась бригада или даже дивизия, а по совместительству еще и гражданская провинция в составе подведомственного наместнику края. Это уже слишком!

«Как избавиться от дряни в генеральских чинах»? — задумался однажды Михаил Семенович Воронцов. Алексей Петрович нашел ответ на этот вопрос.

Ермолов решил вызвать всех генералов в Тифлис (якобы по служебной необходимости), а командование подчиненными им войсками и управление провинциями, на которых они были расквартированы, возложить на достойных офицеров.

Достойные офицеры на Кавказе, конечно, были. Забытые начальством, они долгие годы ходили в одних и тех же чинах. Ермолов выводил их из забвения, старался улучшить быт и материальное положение. Алексей Петрович с раздражением спрашивал у Арсения Андреевича Закревского, служившего при императоре, как должны такие люди смотреть на гвардию, которая «печатает полковников как ассигнации»?

Гражданское мужество Алексея Петровича поражает и восхищает. Но не стоит забывать, что Александр I уважал свой выбор, доверял своему наместнику на Кавказе и очень часто удовлетворял его просьбы. А вот с «сословием» столичных чиновников отношения у него (в отличие от генерала Ртищева) не сложились. Поэтому многие вопросы приходилось «пробивать» с большим трудом. В письме к Казадаеву он жаловался:

«Не знаю, надолго ли таким образом станет меня, но иначе невозможно, ибо много нашел расстроенного или того, что по необходимости должно быть приведено совсем в другой вид. Сколь ни остерегаюсь я перемен, но они, однако же, неизбежны. На многие вещи я не могу смотреть с той стороны, с какой видел их мой предместник генерал Николай Федорович Ртищев. Не потому говорю я, чтобы винить его, но лета его, образ воспитания обоих нас положили между нами разницу. Он опирался на опыт долговременной службы, на сильные связи свои и тем считал себя достойным уважения. Я же простой солдат, которому счастье сделало много завистников. Нет у меня связей, и я похож на поденщика, который трудами своими должен добиваться некоторого внимания к себе. Так я всегда чувствовал, и отсюда происходила моя деятельность»{388}.

А начиналась его деятельность еще до восхода солнца. Вставал он в пять часов утра и сразу принимался за дела, которыми занимался весь день. Ближе к вечеру в приемной собиралось много людей. Кто-то приходил с просьбой, кто-то с жалобой, а кто-то скоротать время. Не зная, чем занять себя, грузины шли к нему. При этом большая часть из них не могла даже говорить по-русски. Так что разговор начальника с посетителями получался «не весьма занимательный». А время шло, некогда было даже книгу взять в руки.

«Небогаты мы славными офицерами», — часто говаривал Ермолов, задумываясь над стоявшими перед ним проблемами. А коль так, необходимо учредить «небольшую военную школу вроде наших губернских военных училищ… Молодые люди, воспитанные в духе нашего правления, будут образцом просвещения и началом введения обычаев наших в здешнем краю». И он пишет представление на высочайшее имя.

Поражает объем работы, проделанной царским наместником за каких-то полгода. А ведь он не только писал представления, но и сам объезжал свои владения или посылал толковых офицеров, прежде чем отправиться в Персию. Так, Алексей Петрович поручил штабс-капитану Николаю Николаевичу Муравьеву (будущему графу Карскому) возглавить экспедицию, созданную для первой инструментальной съемки местности от Моздока до Тифлиса.

Скоро экспедиция вернулась в Тифлис. Наместник остался доволен проделанной работой, благодарил Муравьева и всех его товарищей:

— Вижу, что не ошибся в вас, Николай, съемка превосходная, я словно другими глазами край увидел. А теперь, если желаете еще раз мне услужить, берите свою команду и отправляйтесь на границу с Турцией и Персией, сделайте то же, опишите горы и перевалы, попытайтесь найти лазутчиков и разведать о намерениях наших соседей. Только прошу вас, будьте осторожны.