Самая счастливая, или Дом на небе - Леонид Сергеев

— В субботу не могу, — сказал я.

В субботу, действительно, приезжал мой заграничный друг и я запланировал отметить встречу в ресторане «Якорь» (я любил то уютное заведение — на стенах коктейль из морских мотивов; глядя на стены, я вспоминал свои плавания на катере и многое другое).

— В субботу никак не могу, — сказал я. — Пусть за меня тянет парнишка курьер, я ему доверяю.

Скрепя сердце, члены профкома согласились, видимо, были уверены — второй раз парню не повезет. А он возьми, да опять вытяни мне участок. «Раз уж участок сваливается с неба, грех его не брать», — подумал я. Члены профкома начали было снова артачится, но тут уж я вспылил:

— Вы что, будете устраивать жеребьевки до тех пор, пока кто-нибудь из вас не вытянет?! Раз согласились на моего представителя, оформляйте участок и баста!

Клочок земли (четыре с половиной сотки) находился в ста километрах от города в болотистой местности, но ни географическое месторасположение участка, ни топи, ни комары меня не смутили (собственность — великая вещь!) — «там у меня будут неограниченные возможности для отдыха», — подумал я и первым делом решил посадить на участке яблони и цветы. Приехал на центральный рынок, купил саженцы яблонь и клубни пионов.

— Яблоньки белый налив! — причмокивал продавец саженцев. — Цвет, аромат — закачаешься! А на вкус — и не говорю!..

— Редкий сорт! — ликовал продавец пионов. — Цвет, аромат — закачаешься! Сорт называется Анфиса Перова. Я сам вывел. В честь жены. Она была великая женщина, царство ей небесное!..

В выходные дни я посадил саженцы и клубни в самом солнечном месте участка; там же сколотил скамью, чтобы сидеть, покуривать, любоваться цветами, не вставая срывать яблоки. «Счастливчик я все же», — подумал я, разглядывая свои владения, но тут же приготовился мужественно встретить очередную неприятность — у меня уже выработался определенный рефлекс.

Неприятность не заставила себя ждать — в следующую субботу я приехал на участок и застыл от неожиданности — на месте моих необыкновенных пионов зияли пустые лунки. Слегка нервничая, сел на скамью, закурил. Вдруг подходит сторож поселка и с живейшим интересом восклицает:

— Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!

— Почему?

— Но ты же не строитель.

— А кто же я? — с умеренным интересом усмехнулся я.

— Ты же военный. Был майор, а сейчас уж, небось, подполковник!

Я ничего не ответил, и сторож сбавил тон:

— Неужели обознался?! Надо же, а так похож! Вылитый мой знакомый майор, да уж, небось, подполковник… Ну, ладно. Вот что! Ты не собираешься сажать цветы? У меня тут есть несколько пионов. Отдам по сходной цене, рублей по пять за штуку…

Он принес сверток, раскрыл, и я так и подскочил на скамье. Это были клубни Анфисы Перовой! Те же изгибы, тот же цвет — одним словом, судьба второй раз (после щеток-дворников) разыграла меня, выкинула жестокую насмешку. Я не стал разоблачать прохиндея, только взглянул на него пронзительно, и он покраснел и съежился под моим испепеляющим взглядом.

— Возьму по-божески, всего по рублю, — пробормотал, резко уценяя товар, но на всякий случай подстраховал себя:

— Раз уж ты так похож на… Кстати, яблоньки ты высадил не на свой участок, а на соседский. Вот смотри, где проходит линия, — он показал на бечевку, которая пролегала по земле (и как я ее не заметил?). Ничего страшного, не огорчайся, думаю, соседи будут с тобой делиться урожаем, — и чтобы окончательно замолить свой грех, сказал, что в соседнем поселке находится комбинат бытового обслуживания, где делают голубые и розовые гробы из досок «не пропитанных ядом», и что из тех досок получаются хорошие ящики для цветов…

Вскоре мне крупно повезло — меня назначили начальником отдела с приличным окладом, массой привилегий и всем прочим. Я ждал этого дня лет десять, не меньше, но предыдущий начальник, семидесятилетний склеротичный старикан, который постоянно кашлял, сморкался, сопел, кряхтел и фыркал, и тем самым действовал нам на нервы, никак не хотел уходить на пенсию. И вот, наконец, его спровадили на «заслуженный отдых». На радостях я закатил в «Якоре» щедрый банкет для сослуживцев, но, возвращаясь с банкета, упал и сломал лодыжку. Меня постигло величайшее бедствие — полтора месяца провел в гипсе, а потом еще несколько месяцев ковылял на костылях — приходилось посещать разные процедуры в поликлинике. Вот так все и произошло. Как в кино.

С тех пор я не очень-то радовался везению, был уверен — за ним непременно последует какое-нибудь несчастье, и чем крупнее подарок фортуны, тем сокрушительней последующая расплата.

Самое обидное, пока я был на больничном, никто из сослуживцев меня не навестил. Бесчувственные, неблагодарные людишки! Кое-кто даже злословил по поводу моего несчастья. Например, бывший начальник, наведавшись в контору и узнав о случившемся, хихикнул:

— Так ему и надо. Бог наказал за то, что меня подсиживал!

Позднее мы столкнулись на улице. Он шел мне навстречу. Я отвернулся, сделал вид, что его не замечаю, но он подошел, закашлял, зафыркал, схватил меня за локоть.

— Здравствуйте! Вы меня помните?

— Здравствуйте! — холодно произнес я. — Конечно, помню. А вы меня?

— Ну, как же! Кто ж вас не знает! Вас знает весь мир!

Я раскрыл рот от удивления.

— Кто же я?

— Леонид Ильич Брежнев!

В сорок лет я женился. С женой мне невероятно повезло, как никогда, можно сказать — повезло баснословно. У нее было необыкновенное сказочное имя — Мальвина, отличная фигура и лицо без единой морщинки, несмотря на то, что она была старше меня и уже дважды побывала замужем. Ее зажигательный характер и интеллектуальное изобилие оценили все мои друзья. И оценили ее пирог к чаю «Святая Мальвина» (понятно, его она назвала в свою честь), и ее салаты, каждый из которых имел свое название; например, «Блондин Коля», в честь ее родственника, любившего яичницу с луком.

По вечерам мы с женой ужинали в «Якоре».

— Зачем счастье, если им нельзя поделиться? — очень умно пояснил я жене. — Мы всегда будем на людях, с людьми.

В первое наше посещение «Якоря» я набрал выигрышные очки. Пока жена причесывалась у зеркала, к ней подскочил скрипач из оркестра:

— Простите, с кем вы здесь?

— Сейчас узнаю, — задорно-шутливо откликнулась жена.

— И не узнавайте! Я вам и так могу сказать.

— Внимательно слушаю.

— С Германом Титовым! Он часто здесь бывает.

Все это жена рассказала, как только мы сели за стол, после чего чмокнула меня в щеку, как вознаграждение за популярность.

— А я-то думала, что ты всего лишь начальник отдела.

Я хмыкнул и принял выигрышную позу. Скрипач тем временем вскочил на сцену и гаркнул на весь зал:

— Дорогие гости! Персонально для присутствующего здесь космонавта Германа Титова исполняется фокстрот «Рио-Рита».

Счастье с женой длилось целых два года и было самым долгим из всего, что мне послала судьба, другими словами — за то время ничего неприятного не случилось, за исключением того, что я отвадил от нашего дома друзей; последнее время они слишком расхваливали салаты жены, а она старалась — изобретала все новые яства и, естественно, называла их в честь тех, кто ее хвалил. Только в мою честь салата не было.

Дальше — больше: некоторые из моих друзей переусердствовали — стали нахваливать и фигуру жены, при этом руками пытались показать, что именно им нравится. Жена в ответ зажигательно смеялась:

— Я вас всех очень люблю!

И показывала свою образованность, и с каждой посиделкой появлялась во все более легкомысленном одеянии, то есть вела себя далеко не свято и не сказочно, совершенно не оправдывая свое имя — да что там! — попросту пороча его! В конце концов мое терпение лопнуло.

— Разберись в своих чувствах, кого ты любишь, а к кому хорошо относишься, — заявил я жене, а друзей отвадил, чтоб не оказывали на нее вредоносное влияние.

И все пошло хорошо; дальше я относился к жене, соблюдая строгое равновесие между уважением и требовательностью. И вот в тот момент, когда мне все в жизни казалось прекрасным, правильным и разумным, и ничто не волновало, не тревожило, то есть жизнь была полна покоя и радости, когда я уже подумал — Бог сжалился надо мной, ведь я уже прошел суровую школу жизни, даже гордился этой суровостью, в том числе морщинами и складками на лице и скудной, но седой растительностью за ушами, в этот самый момент я и обжегся о зажигательный характер жены — она попросту ушла от меня.

Не скрою, ее уход застал меня врасплох и некоторое время я пребывал в шоке, но потом взял себя в руки. Я подумал: «Во-первых, в ее сказочном имени есть что-то сладко-приторное, даже слюнявое; во-вторых, она не такая уж и красивая (ведь, если долго присматриваться к красоте, она надоест); в-третьих, ее интеллектуальное изобилие оказалось занудством, и салаты — так себе; в-четвертых, найду себе более спокойную женщину, да и помоложе и, само собой, — с по-настоящему красивым именем».