Самая счастливая, или Дом на небе - Леонид Сергеев

Вот такой фантазеркой была эта Люда. Люда Иванова.

В двадцать пять лет мне повезло — я купил подержанную машину и, обезумев от счастья, катал всех без разбору. И докатался — машину угнали. Через неделю автоинспекция нашла мое сокровище, но кузов был сильно покорежен. Оказалось, машину угнали мальчишки, которых я от чистого сердца обучал вождению.

— Эти шалопаи заявили, что хотели покататься, но я не верю, — прокомментировал случившееся многоопытный, искушенный инспектор, вручая мне ключи от машины. — Наверняка, собирались распотрошить на запчасти. Но, сами посудите, что заводить уголовное дело? Они еще и паспорта не получали, да и свидетелей нет… А вы кого-то мне напоминаете. Случайно не за «Динамо» играете?

Я сделал вид, что глубокомысленно обдумываю этот вопрос. Инспектор принял меня за однофамильца футболиста.

Меня вечно принимали за кого угодно, только не за самого себя. И все из-за моей необычной внешности: я довольно полный, у меня большой нос, отвислые уши, густые брови и выпученные глаза — они придают взгляду пронзительность. Именно поэтому в общественном транспорте меня принимают за ревизора и показывают проездные талоны, а в кинотеатры пропускают без билетов, да еще с приветствием:

— Пожалуйста, заходите, рады вас видеть…

После того, как машина нашлась, мне вновь повезло — сосед жестянщик взялся за три бутылки водки привести кузов в порядок, и сделал это отлично. Но не успел я подкрасить машину, как с лобового стекла исчезли щетки-дворники. И оставил-то их всего на полчаса — подъехал к дому в обеденный перерыв, перекусил, вышел — щеток нет. А на следующий день во дворе ко мне подходит один алкаш из соседнего дома, бездельник, некомпетентный во всем, но во все сующий свой нос.

— Дико извиняюсь! Тебе дворники не нужны? — спрашивает и протягивает мне мои щетки (я их сразу узнал по вмятинам на ободах).

— Так это ж мои щетки! — возмутился я.

— Что ты этим хочешь сказать? Что я их стащил? — скривился, прикинувшись дураком, алкаш. — Грубо говоря, как ты можешь такое думать?! Они у меня давно валяются. У кого у кого, но у тебя — рука не поднялась бы. Я ж тебя знаю. Ты ж ментом работаешь. Помнишь, меня забирал в пивной? (Я никогда не работал ментом, я работаю в строительной конторе). Дико извиняюсь, давай на сто грамм и бери дворники, — заключил алкаш и мне ничего не оставалось, как расплатиться за свои щетки.

Немало приятных сюрпризов и вслед за ними неприятностей доставило мне почтовое ведомство. Я знал, что вся корреспонденция из-за границы просматривается бдительными сотрудниками КГБ, знал, что это делается не вскрывая конвертов и называется перлюстрация. Догадывался также, что и посылки вскрывают, но не думал, что при этом кое-что изымают, беззастенчиво и нагло, без всяких объяснений.

Как-то я получил из-за границы от знакомого посылку с пластинками. Посылка была вскрыта, разорванный картон кое-как склеен скотчем. Позднее выяснилось — часть пластинок конфисковали, но все равно моя радость не знала границ. В благодарность я решил послать знакомому шоколадное ассорти — гордость нашей кондитерской промышленности, но на почте посылку не приняли — оказалось, продукты посылать запрещено. Тогда я решил послать книги, но из пяти книг, которые принес на почту, разрешили отправить только одну, да и на ту пришлось ставить визу в «Союзкниге». Прежде чем упаковать книгу, приемщик перелистал каждую страницу, разглядывал на просвет — его подозрительности не было предела — вдруг я посылаю какие шифровки!

В другой раз мой заграничный друг прислал мне приглашение — посетить его сказочную страну; я уже потирал руки, предвкушая прекрасное времяпрепровождение (предстояло плыть на теплоходе из Одессы), как внезапно заболела мать. Я позвонил другу, сообщил, что поездку откладываю и попросил выслать лекарства. Как известно, в наших аптеках имеются только таблетки от головной боли и горчичники, а в аптеки четвертого управления, где есть все, простым смертным доступа нет. Друг выслал лекарства, но я получил… горох!

— Это издевательство! — крикнул я, ворвавшись в кабинет начальника почты. — Горохом можно лечиться?! Да, еще говорят «продукты посылать нельзя!».

— От нас нельзя, а к нам можно что угодно. И успокойтесь, пожалуйста, — начальник вышел из-за стола, протянул мне руку, представился; затем вызвал кого-то из подчиненных, дал команду «разобраться!» — и, как компенсацию за нанесенный ущерб здоровью матери и моему моральному ущербу, вызвался позвонить знакомой из четвертого управления.

— Вам я просто обязан помочь, — заявил. — Я вас сразу узнал.

— Еще бы! — выпалил я, сразу входя в образ неизвестно кого.

На следующий день я получил лекарства, разумеется, за приличную переплату.

В тридцать лет я построил катер (наивно планировал сходить на нем к заграничному другу — не знал, что у нас не пускают в загранплавания). На меня свалилась большая удача — по дешевке я достал дефицитный материал — сосновые бруски и фанеру, а под строительную площадку приятель выделил свой гараж. Катер я делал неторопливо, с особой тщательностью и у посудины получились совершенные очертания и отличные мореходные качества. Можно сказать, в тот год я совершил подвиг, знакомые только ахали; моя доблесть сверкала, как начищенная бляха. И в дальнейшем все, что связано с катером — сплошное везенье, включая покупку подвесного мотора и пробное плавание по чарующей Оке. К сожалению, в старинном русском городе Муроме, где закончилось плавание, не оказалось порта (я намеревался в Москву катер отправить на барже), пришлось обратиться к железнодорожникам.

— Катер отправить сложно, — сказали мне в багажном отделении вокзала. — Но для вас сделаем исключение. (По отделению пошел шепоток: «Вахтанг Кикабидзе! Сам Вахтанг Кикабидзе!»). И, пожалуйста, мотор и канистры отправляйте отдельно — в контейнере. И гарантию за сохранность катера не даем, он пойдет на открытой платформе, без охраны. Даже для вас обеспечить охрану частного груза не можем.

— Неужели могут стащить? — удивился я.

— Всякое бывает, — пожали плечами железнодорожники-почтовики. — Если узнают, что ваш, вряд ли рискнут.

— Именно тогда и стащат, — заметил один из почтовиков.

Прекрасный отпуск закончился плачевно. Катер прибыл на Рижский вокзал, контейнер на Казанский (и то и другое я отправлял на Ленинградский), причем открытки о прибытии груза я получил месяц спустя, то есть, пришлось платить немалую сумму за простой груза. И пока я заказывал трайлер, в катере взломали каюту и стащили весла, насос, спасательный круг, надувные матрацы, спиннинг, примус, бинокль, да еще разбили иллюминаторы, очевидно, в отместку, что я мало вещей оставил.

Последний сюрприз почтовое ведомство преподнесло мне, когда я послал знакомому леснику набор столярного инструмента (в благодарность за проведенный у него отпуск). Оформляя посылку, приемщица вместо сдачи протянула мне лотерейный билет, на который через пару дней я выиграл двадцать пять рублей и наполовину оправдал посылку. Кстати, набор стоил пятьдесят рублей и столько же я заплатил, чтобы его переслать.

Прошло два месяца. Лесник ничего не сообщал о получении драгоценного подарка. «Неблагодарный», — подумал я, и вдруг получаю письмо: «Болтун! Наобещал и ничего не прислал! Больше тебя не приму. Приедешь, натравлю собак!».

Я пошел на почту. «Расследование за счет потерпевшего, за ваш счет», — сказала приемщица и направила меня на главпочтамт.

— Розыск стоит вдвое больше посылки, — заявили на главпочтамте.

Пришлось заплатить — дело упиралось в принцип. Месяца три длился розыск, но так и не дал никаких результатов. Потом еще месяц я проделывал мучительные операции — посылал угрожающие телеграммы в министерство связи и управление железных дорог, в конце концов плюнул, купил новый набор и послал с проводником — это оказалось надежней и быстрей.

В тридцать пять лет я получил садовый участок от нашей строительной конторы, при этом, мне явно повезло. Участков было всего восемь на весь отдел. Решили тянуть жребий. Мне, не семейному, участок в общем-то был ни к чему и для проформы, как бы от моего имени, я поручил участвовать в жеребьевке одному парнишке, нашему курьеру. Члены профкома не возражали. И надо же! Парнишка вытянул участок.

— Не пойдет! Это нас сбило с панталыку, — комкая слова, с унылыми лицами заявили мне члены профкома. — В субботу устроим пережеребьевку. Извольте участвовать непосредственно сами.

— В субботу не могу, — сказал я.

В субботу, действительно, приезжал мой заграничный друг и я запланировал отметить встречу в ресторане «Якорь» (я любил то уютное заведение — на стенах коктейль из морских мотивов; глядя на стены, я вспоминал свои плавания на катере и многое другое).