Штамм Закат - Чак Хоган

— Когда смотришь со стороны, то спустя какое-то время простой акт поедания пищи обретает совсем уже звериные черты. По сути, становится не более чем гротеском. Все равно что смотреть на кошку, пожирающую мертвую птич­ку. Пищеварительный тракт «рот-глотка-желудок» — это та­кой грубый путь к насыщению... Такой примитивный...

— Мы все для вас — просто животные, правда? — сказал Эф.

— «Потребители» — вот более приемлемый термин. Но в принципе, конечно, животные. Мы, сверхкласс, давно взяли в свои руки базисные человеческие устремления и, эксплуатируя их, сами продвинулись далеко вперед. Мы об­ратили в деньги человеческое потребление, мы долго ма­нипулировали моралью и законами, управляя массами по­средством страха или ненависти, и в процессе этого сумели создать систему богатства и вознаграждений, которая по­зволила сконцентрировать огромные ресурсы, большую часть мировых сокровищ в руках немногих избранных. По­лагаю, что на протяжении двух тысячелетий эта система работала вполне прилично. Однако все хорошее рано или поздно заканчивается. На примере последнего краха фон­дового рынка вы могли видеть, как мы сами довели все дело до этой неизбежной, но казавшейся невозможной ката­строфы. Деньги, выращенные на деньгах, которые в свою очередь тоже были выращены на деньгах... Остается толь­ко один выбор. Либо полный и окончательный коллапс, что, разумеется, никого не привлекает, либо самые богатые жмут на педаль газа до упора и приходят к финишу первы­ми, то есть забирают все. И вот мы там, где мы есть.

— Это вы привезли сюда Владыку, — сказал Эф. — Вы устроили так, чтобы он был на том самолете.

— Да, действительно так. Но послушайте, доктор, по­следние десять лет я был столь поглощен режиссировани­ем этого представления, что рассказывать вам о нем во всех подробностях было бы, честно говоря, напрасной тратой моих последних часов. Если вы, конечно, не возражаете.

— Вы распродаете род человеческий, чтобы получить вечную жизнь в качестве вампира?

Палмер сложил руки словно бы в молитвенном жесте, но на самом деле он всего лишь потер ладони, чтобы не­много их согреть.

— Вам известно, что этот самый остров, на котором мы с вами находимся, когда-то давал приют такому же количе­ству видов животных и растений, какое ныне насчитывает­ся в Йеллоустонском национальном парке?

— Нет, не известно. И что же получается? Мы, люди, до­прыгались и теперь должны получить по заслугам, так вас следует понимать?

Палмер тихо рассмеялся.

— Нет-нет. Дело вовсе не в этом, нет. То, что вы говори­те, звучит слишком уж моралистически. Любой доминант­ный вид опустошил бы эту землю с равным, если не с большим энтузиазмом. Я хочу лишь сказать, что земле нет до этого никакого дела. И небу до этого нет никакого дела. И планете нет никакого дела. Вся система структурирована таким образом, что за долгим и нудным распадом с неиз­бежностью следует возрождение. Почему вы так цепляе­тесь за свое драгоценное человечество? Вы ведь чувствуете уже, что оно ускользает от вас, прямо в эти минуты. Вы раз­валиваетесь буквально на глазах. Неужели это ощущение настолько болезненно?

Эф вспомнил — теперь он почувствовал от этого острый укол стыда — ту апатию, которая охватила его после ареста, когда он сидел в опросной комнате резиденции ФБР. Он с отвращением посмотрел на предложенный ему кок­тейль — Палмер все еще ожидал, что Эф выпьет его.

— Самым разумным ходом с вашей стороны было бы за­ключить сделку, — продолжил Палмер.

— Мне нечего предложить, — сказал Эф. Палмер помолчал, размышляя над услышанным.

— Именно поэтому вы продолжаете сопротивляться?

— Отчасти да. Почему это все веселье должно достаться лишь таким, как вы?

Палмер резко убрал руки на подлокотники кресла — с та­кой решительностью, словно у него только сейчас откры­лись глаза.

— Это все мифы, да? — спросил он. — Кино, книги, леген­ды... Они просто впечатались в сознание, укоренились в памяти. Те развлечения, что мы вам продавали... подразу­мевалось, что они должны успокаивать вас, примирять с действительностью. Все было задумано так, чтобы вы оставались в повиновении, но продолжали мечтать. Же­лать нового. Надеяться. Жаждать большего. Все, что угод­но, лишь бы вы поменьше чувствовали себя животными, лишь бы вы отвлекли свое внимание от этого ощущения и обратили бы его на вымыслы, рассказывающие вам о су­ществовании, наполненном куда как большим смыслом... о высшем предназначении. — Палмер опять улыбнулся. — О чем-то, что лежит за пределами привычного цикла «рож­дение — воспроизводство — смерть». Эф указал на Палмера своей вилкой.

— Но разве не этим вы сейчас озабочены? Вы полагаете, что скоро выйдете за пределы смерти. Вы верите в те же самые вымыслы.

— Я? Жертва того же великого мифа? — Палмер задумал­ся об этой точке зрения, но быстро отбросил ее. — Я сотво­рил себе новую судьбу. Я отрекаюсь от смерти во имя из­бавления. Мое видение таково: то человечество, о котором у вас так болит душа, уже подчинено и полностью запро­граммировано на порабощение.

Эф остро взглянул на него.

— Порабощение? Что вы имеете в виду? Палмер покачал головой.

— Я не собираюсь рассказывать вам все в деталях. Не по­тому, что, вооружившись этой информацией, вы могли бы сотворить нечто героическое. Наверное, могли бы, но — не сможете. Слишком поздно. Жребий уже брошен.

У Эфа голова пошла кругом. Он вспомнил речь Палмера, произнесенную... когда же? да сегодня, только ранее. Вспом­нил его торжественное заявление.

— Зачем вам сейчас понадобился карантин? Почему вы хотите блокировать города? Какой в этом смысл? Разве только... Вы что, хотите собрать нас в стада?

Палмер не ответил.

— Они не могут обратить всех и каждого, — продолжил Эф, — потому что тогда кровяные обеды закончатся. Вам нужен надежный источник пищи... — Тут-то до него и дошло, что именно провозгласил Палмер в своей речи. — «Система продовольственного снабжения...» «Разнообразные мясо­перерабатывающие учреждения...» Неужели вы... Нет...

Палмер сложил на коленях свои старческие руки. Эф продолжил напирать.

— Но тогда... Что там насчет атомных электростанций? Почему вы хотите ввести их в строй?

Ответом Палмера была все та же фраза:

— Жребий уже брошен.

Эф положил на стол вилку, вытер салфеткой лезвие ножа и аккуратно присоединил нож к вилке. Его тело требовало белковой пищи, как наркош — большой дури, но сейчас от­кровения Палмера убили в нем всякие позывы к еде.

— Вы не безумны, — с расстановкой сказал Эф. Он при­стально разглядывал Палмера, словно бы стараясь вчи­таться в него. — Вы даже не злобны. Вы в отчаянии. И, ко­нечно же, страдаете манией величия. Вы абсолютно извра­щены. Неужели эта чудовищная круговерть порождена всего лишь смертным страхом одного богатого человека? Вы пытаетесь откупиться от смерти? Фактически выби­раете альтернативу? Но — чего ради? Что вы еще не сдела­ли в жизни такого, к чему испытываете столь страстное вожделение? И что останется для вас такого, к чему следо­вало бы вожделеть?

На какую-то мимолетную долю секунды в глазах Палмера промелькнула тень слабости, может быть, даже страха. В это мгновение он и явил себя тем, кем был на самом деле: слабым, хрупким, больным стариком.

— Вы не понимаете, доктор Гудуэдер, — сказал он. — Я всю жизнь был больным. Всю мою жизнь. У меня не было детства. Не было отрочества. Сколько я себя помню, я всегда борол­ся с собственной гнилью. Страх смерти? Я проживаю с ним каждый день. Что я хочу сейчас, так это превзойти его. За­ставить его умолкнуть. Это бытие в человеческом обли­чье — что оно хоть когда-нибудь дало мне? Каждая радость, каждое удовольствие, которые я когда-либо испытывал, были испоганены этим неумолчным шепотком болезни и разложения.

— Но... стать вампиром? Неким... некой тварью? Крово­сосущим монстром?..

— Ну что же... Определенные меры уже приняты, и со­глашения достигнуты. Я буду неким образом возвышен. По­нимаете ли, даже на следующем этапе должна будет суще­ствовать какая-то классовая система. И мне обещано место на самом верху.

— Обещано вампиром. Вирусом. А как насчет его соб­ственной воли? Он собирается подавить вашу точно так же, как подавил волю всех остальных, отобрать ее у вас, сде­лать вас продолжением себя самого. Что в этом хорошего? Просто замена одного шепотка на другой...

— Поверьте мне, я справлялся с куда большими бедами. Но с вашей стороны очень любезно, что вы проявляете та­кую заботу о моем благополучии. — Палмер перевел взгляд на огромные окна, словно пытаясь рассмотреть сквозь от­ражение в стекле гибнущий город, лежавший внизу. — Люди предпочтут этой участи любую судьбу, какая бы она ни была. Вот увидите, они с воодушевлением примут нашу альтерна­тиву. Будут приветствовать любую систему, любой порядок, который пообещает им иллюзию безопасности. — Он отвел взор от окна и снова посмотрел на стол. — Однако вы даже не притронулись к напитку.