Мамонты - Александр Рекемчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероятно, он вовсе не был таким стариком, каким показался мне. Или же он не ощущал своего возраста (это бывает), поскольку прибыл в Москву не один, а в обществе миловидной блондинки, которая тоже присутствовала в кабинете гендиректора «Мосфильма», когда он, Владимир Николаевич Сурин, представлял мне гостей.
Ее звали Нина Апрелева. Она постоянно жила не в Америке, а во Франции, и Тёмкин прихватил ее с собою в поездку из Парижа. Она должна была выполнять обязанности его секретаря. Вполне возможно, что ее функции были и несколько шире, поскольку выяснилось, что Дмитрий Зиновьевич приехал в Россию без жены, так как его супруга давно и тяжело больна, неподвижна, лежит в клинике под капельницей и ее кормят через трубку.
Что же касается Ниночки Апрелевой, то она, повторю, была эффектной блондинкой, чем-то похожей на недавно усопшую Мерилин Монро: ресницы стрелами, с такою же тонкой талией, округлыми бедрами, стройными щиколотками… она была, право же, очень ничего.
Перехватив мои мимолетные взгляды на секретаршу Дмитрия Зиновьевича, ко мне направился присутствовавший в кабинете молодой человек в черном костюме, то ли из Комитета по кино, то ли из какого-нибудь другого комитета — и, улыбаясь, между делом, объяснил мне вполголоса, что этой белокурой Мерилин Монро — сто лет в обед; что вот так в парижских салонах красоты наловчились, сволочи, наводить марафет и поддерживать экстерьер; что она увязалась за Тёмкиным в Москву, имея деликатные поручения эмигрантского Общества памяти императора Николая Второго…
Нетрудно догадаться, что после этих доверительных объяснений я больше ни разу не взглянул на спутницу Дмитрия Зиновьевича, будто ее тут и не было.
(Реалии высокого искусства иногда причудливо пересекаются с реалиями сыска. Сколь ни насмешничай над повадками молодых искусствоведов в штатском, надо признать, что порою их остережения имеют под собою почву.
Так, много лет спустя после описываемой встречи на «Мосфильме», я вдруг прочел в одной книге, посвященной операциям советских спецслужб конца двадцатых годов, следующие строки:
«…Высший монархический совет направил в Харбин особую группу под командованием капитана 1-го ранга К. Шуберта, в которую входили капитан 2-го ранга Б. Апрелев, полковники Ю. Апрелев, Н. Федоров и ряд других офицеров….»
Понятно, что мое внимание здесь привлекла отнюдь не фамилия Шуберта).
Вообще, присутствие Нины Апрелевой, судя по всему, вызывало некоторую озабоченность у принимающей стороны. На всякий случай, ее разлучили с патроном, поместив в разные гостиницы: ему подороже, ей — попроще.
Когда же Тёмкин отправился ее проведать, ему в гостинице Дали отлуп: нельзя, нету, посторонних пускать не велено, вот сейчас вызовем милицию. Дмитрий Зиновьевич возмутился, вынул из кармана паспорт и заявил, что он — гражданин Соединенных Штатов Америки, что он не позволит!.. На это какие-то хмельные типы, околачивавшиеся подле регистратуры, доходчиво втолковали ему, что у нас судят не по паспорту, а по морде, а по морде сразу видно, кто он такой…
Тёмкин оскорбился и ушел.
В следующий раз он приехал в Москву уже без Нины Апрелевой.
Именно тогда, в тот следующий раз, мы, засучив рукава, взялись за дело.
Сурин рекомендовал Дмитрию Зиновьевичу посмотреть мосфильмовские новинки: «Войну и мир» Сергея Бондарчука, «Председателя» Алексея Салтыкова, «Дневные звезды» Игоря Таланкина, а также материал еще снимающихся фильмов.
Для этой цели был забронирован просмотровый зал, где американский гость мог, без помех, вкусить наслаждение от этих новых картин и поразмыслить о вариантах с режиссером и сценаристом.
Мне же, отправляясь на очередной просмотр, Тёмкин сунул в руки потрепанную книжицу, на обложке которой я мельком прочел: Нина Берберова, «Чайковский».
Тем летом я жил на берегу Пироговского водохранилища, где мы всей семьей, уже который год подряд, снимали дачу в деревне Подрезово — в благодатном месте Подмосковья, тогда еще тихом и не сильно загаженном.
На плесах водоема, повинуясь древним инстинктам, рыба упорно держалась старого русла речки Клязьмы, затопленного водохранилищем. Мне показали эти места, и я был удачлив в ловле на донку леща и густерки.
Мама, жена и дети собирали грибы в окрестных лесах.
По утрам за мною приезжала студийная «Волга», увозила в Москву, а вечером привозила обратно.
Здесь я и прочел книгу Нины Берберовой. Поначалу отнесся к ней настороженно: ведь это был «тамиздат» — парижское издание еще тридцатых годов. Но вскоре совковый мандраж улетучился. Меня покорил доверительный тон изложения, очевидное богатство материалов, источников, живых свидетельств, тот восхитительный такт, с которым писательница касалась запретной темы.
В ту пору, когда писалась книга, за рубежом, а именно во Франции, где жила Нина Берберова, отнюдь не наблюдался разгул вседозволенности в изображении сексуальных причуд. И уж во всяком случае, не было нынешней, преднамеренно подогреваемой моды на эту тему.
Особенно строгих правил на сей счет — я имею в виду печатный аспект проблемы, — придерживались люди русской эмиграции.
В предисловии к более позднему изданию книги Нина Берберова приводит детали своего разговора с Прасковьей Владимировной Чайковской, урожденной Коншиной, когда-то известной московской красавицей.
«…Сперва она не поверила, что я та самая, которая пишет биографию Петруши… Я, идя к ней, приготовилась к твердому ответу, если она будет требовать убрать некоторые намеки на его ранние отношения с Апухтиным (12-ти и 13-ти лет) и в дальнейшем интимных тем не касаться. Но вышло совсем по-другому: она попросила в будущем издании убрать тот факт, что, когда по ночам Петр Ильич работал — за письменным столом и роялем — Алёша (слуга) приносил ему перед сном рюмочку коньяку. Ее просьба сводилась к следующему: вы написали, что это случалось каждую ночь, напишите, что это случалось раз в неделю. А то подумают, что он был алкоголиком…»
Именно это предисловие заканчивается лаконичным, но категорическим утверждением:
«В 1966 г. совместными усилиями Совкино и Голливуда по моей книге был сделан фильм».
Речь идет, конечно же, о мосфильмовской ленте, хотя в советский прокат она вышла гораздо позже, в 70-м году. И в титрах фильма, во всяком случае — в русской версии, нет упоминания о книге Нины Берберовой.
Но я забегаю вперед.
Ведь сейчас еще нету не только фильма, но даже сценария.
Есть только ужаснейший скелетон, привезенный Дмитрием Зиновьевичем (меня продирал морозец по коже от этого словца!) да еще потрепанная книжица «тамиздата», которую я как раз закончил читать.
Уловив в моем взгляде теплое отношение к прочитанному, Тёмкин, понизив голос, сказал:
— Мы можем пригласить для работы над фильмом, в качестве консультанта, крупнейшего в Штатах специалиста по проблемам гомосексуализма. За счет американской стороны…
Едва сдерживаясь — ведь разговор шел в служебном кабинете, — я ответил ему:
— Дмитрий Зиновьевич, давайте договоримся: если вы еще раз заведете разговор об этом, я закрою проект. Никакого фильма не будет!
— Хорошо-хорошо, — замахал он руками, давая отбой.
И здесь я хочу заранее отмести любые возможные домыслы на сей счет, касающиеся самого Дмитрия Зиновьевича Тёмкина.
Я уверен, что все разговоры про это, которые он затевал иногда, возникали лишь потому, что они соответствовали подлинным обстоятельствам биографии нашего героя.
Я могу подтвердить свою точку зрения многими неоспоримыми доводами.
Во-первых, сугубо негативным отношением Дмитрия Зиновьевича к поэту Апухтину, который в ранней своей поре, обучаясь в младших классах училища Правоведения, очень дурно влиял на Петрушу (годы учебы в этом заведении вообще не вошли в фильм). Во-вторых, о безупречной ориентации композитора Тёмкина свидетельствовал приезд вместе с ним в Москву обворожительной парижанки Нины Апрелевой. В-третьих, общаясь с дамами, Тёмкин иногда задавал им вопросы, которые не оставляли сомнений в направленности его интересов, — примеры еще последуют…
А теперь продолжу изложение нашей беседы.
Выслушав мои протесты и остережения, Дмитрий Зиновьевич сам перешел в атаку:
— Послушайте, я посмотрел все фильмы, которые вы мне рекомендовали. «Война и мир» — это исключено! Разве там Пьер Безухов? Разве там Элен? Это — продавщица из парфюмерной лавки, а не Элен…
— Дальше, — сухо перебил я.
— Меня заинтересовал Таланкин, постановщик «Дневных звезд», и некоторые актеры из этого фильма. Я видел материал «Анны Карениной», там Бетси играет Майя Плисецкая — я восхищен ею! Но больше всего…