Научи меня жить - Елена Филипповна Архипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владислава еще накануне для себя решила, что откажется от корректуры данной книги. По мнению Влады, книгу надо было переписывать, но авторы народ чувствительный, а кто-то и обидчивый. Зачем ей проблемы с автором, которая собирает хорошие рейтинги на том портале, где публикует свои книги?
Читают ее и хвалят те, кто не видит этих ошибок. Не видит, потому что сам пишет так же безграмотно, если судить по комментариям под другой электронной книгой этого автора на том литературном портале. Что ж, у каждого автора свой читатель! И не ей, Владе, судить, что плохо, а что хорошо. Как говорится, художника, в данном случае, автора, каждый может обидеть. А ты вот сам сядь и напиши, а уж потом критикуй.
И Владислава мысленно уже успела отказаться от корректуры той книги. Она даже решила сослаться на то, что у нее нет времени, так как она загружена другой работой.
Ложь? Да, но во спасение собственного равновесия. Правда оказалось, что обманывать девушку ей не пришлось. Новая работа в качестве личной помощницы Герберта совсем не оставляла времени на корректуру.
О том, что Герберт проявит заботу о котенке и примет участие в его, точнее, ее судьбе, поскольку котенок оказалась кошечкой, Владислава не могла даже и подумать. А он и проявил, и приданное купил, и даже имя ей дал. Леди.
Владислава улыбнулась, вспоминая, как тогда с удивлением наблюдала за Гербертом. За тем, как он шутит в зоомагазине, изображая перед девушками-консультантами, что они с ним не чужие друг другу люди, что они пара.
Почему она его поддержала? Какой бес толкнул Владу в этот момент в ребро?
Странно, но ей это даже понравилось. Ей понравилось, как он на нее смотрел, как девушки удивленно и даже зло косились на нее. Хотя тогда она еще не могла нравиться Герберту как женщина. Тогда ему, скорей всего, просто было неприятно внимание девушек-консультантов, и он вот так прикрылся Владиславой от других женщин. Тогда ей это понравилось.
А сейчас? Понравилось бы ей быть его щитом от других женщин сейчас?
Как же хочется верить в то, что он не посмотрит на других женщин, пока она будет рядом с ним. Что он не такой, как ее муж. Сколько ей отпущено времени быть рядом с мужчиной, который ее привлекал? Сколько ИМ отпущено этого времени?
Надюшка уснула, держа бабушку за руку, ее пальчики уже давно разжались во сне, а Владислава все сидит здесь и гоняет мысли по кругу. Нет смысла сидеть здесь и думать о том, чему есть место в их с Гербертом жизни, а чему не бывать никогда. Надо ехать и там, рядом с ним, все встанет на свои места. Дела она свои здесь все сделала, осталось только завтра подписать бумаги у нотариуса, значит, надо ехать к Герберту и там все решать. Владислава поправила одеяло на Надюшке, потом не удержалась и, наклонившись, поцеловала внучку в макушку, вдохнула ее неповторимый аромат и тихонько вышла из детской спальни.
– Уснула? – Настя повернулась на звук шагов Влады. – Утомила она Вас опять сегодня, да?
– Нет, не утомила. Совсем не утомила. Я буду скучать по общению с ней.
Владислава улыбнулась и шагнула к кофемашине, включила ее и шагнула к холодильнику за своим молоком. Ей понадобилось время, чтобы сморгнуть набежавшую вдруг слезу.
– Так не уезжайте, – предложила Настя несмело.
– Да, мам, не уезжай. Оставайся! Живи здесь, с нами, мы будем только рады, если ты решишь остаться! – поддержал уже и Виталий свою жену. – Я понимаю, что ты не вернешься к отцу. Сейчас уже понимаю это. Тебя понимаю, не его, хоть я сам и мужчина. И мам, прости меня за тот наш разговор. Говорю это при Насте, хочу, чтобы и она знала, какой я был эгоистичный дурак тогда. Повелся на слова и убеждения отца. Сейчас уже и сам вижу, что был неправ. Мам, я рад, что ты не держишь на меня зла, но я не хочу так и дальше жить! Я не готов… Мы не готовы к жизни без тебя в нашей жизни! Мам, я понимаю, что у тебя уже давно своя жизнь без нас всех, но я хочу, чтобы ты знала, что мне очень стыдно за те свои слова.
– Виталь, – Владислава попыталась что-то сказать, но сын остановил ее:
– Мам, позволь, я договорю, ладно?
Владислава молча кивнула, сейчас она боялась заговорить. Боялась того, что слезы польются, выдавая ее настроение. Душа рвалась на части.
– Мам, ты имеешь право на свою жизнь. Я же вижу, что ты встретила там другого мужчину. Мам, ты сияешь! Я не соврал тебе там, в больнице у отца. Ты стала другой. Ты всегда была красивой женщиной, но сейчас ты как будто светишься вся изнутри! Поезжай к нему, мам! Ты имеешь право на личное счастье. Просто ты знай, что твой дом здесь, с нами, ладно? И знай, что его двери всегда для тебя открыты. А мы будем теперь звонить тебе по видеосвязи. Надюшка будет тебе рассказывать свои новости, а мы с Настей свои. Обещаем, правда, Насть? – невестка кивнула, хоть и у нее стояли слезы в глазах.
Владислава шагнула к сыну и невестке, прижимавшейся сейчас к мужу и явно державшейся из последних сил, чтобы не расплакаться, и, раскрыв объятия, обняла их обоих и сразу.
– Люблю вас, дети! – проговорив это, Владислава все-таки расплакалась.
– Ну вот, устроили тут потоп! – Виталий гладил жену и мать одновременно по волосам. – Эх, женщины! Радость – вы плачете, горе – вы опять плачете! Сейчас-то чего ревем, а?
Настя и Владислава рассмеялись одновременно. Рассмеялись сквозь слезы.
– Все, все! Не плачем больше, да, Настюш?
– Да, не плачем, мам! – девушка чуть ли не в первый раз назвала свою свекровь так и улыбнулась смущенной улыбкой.
О забытом на тумбочке телефоне Владислава вспомнила, лишь войдя в свою комнату и увидев его. На нем было десять не отвеченных вызовов и ровно столько же сообщений. И звонки, и сообщения все были от Герберта.
