Кузнец из преисподней - Сертаков Виталий Владимирович

– Это вам так не пройдет! – отбивался от жандармов предводитель лесоторговцев. Он затих, когда его принудили вывернуть карманы его же пальто. Из карманов посыпались патроны и листовки.

– Клянусь, это не я, я ничего не знал… – заблеял лесной промышленник. – Клянусь, меня оболгали! Мне все это подсунули!

Начальнику Тайного трибунала тоже принесли срочное донесение. Фердинанд Борк разорвал конверт, перечитал дважды и передал письмо шефу полиции. Чтобы восстановить порядок, тому пришлось выстрелить в потолок. В тишине раздавались только стоны и всхлипы Людмилы Дробиченко.

– Господа, совершены ранения еще двух министров и покушение на военного коменданта крепости. Нет, убитых нет, благодарим бога. Также сорвана попытка бунта на баржах невольников. Но перестрелки еще только начинаются. Нападение на арсенал в крепости, взорван катер президента… Альзо, это прямые акты против президента…

– Она будет жить? – тихо спросил старший Рубенс у врачей, колдовавших вокруг раненой. К этому времени сама Мама Рона, министр медицины и здоровья, хлопотала возле носилок со стонущей француженкой.

– Мы будем стараться! Оперировать будем прямо тут, в подвале. До госпиталя нам не доехать. Дайте приказ, чтобы мне привезли спирт и чистую ткань!

– Господа, просим понимания, – новый начальник жандармов заговорил тихо, но его все услышали.

Словно льдом сковало челюсти у самых ярых крикунов, такой магической силой обладал этот скрипучий голос. – Господа, по закону мы не можем провести аресты тех членов Думы, кто замешан в заговоре. Это так. Но!.. Согласно Уставу военного времени, мы обязаны задерживать всякого, совершившего государственное преступление. Либо подозреваемого! Всякого, включая высших клерков. И содержать под стражей до трех месяцев, до выяснения обстоятельств.

– Господа депутаты! – Старший Рубенс откашлялся, постучал по микрофону. В сумятице все как-то позабыли о втором лице государства. – Прошу внимания. Только что мне позвонили… Злодеи пытались отравить воду в водозаборе. Их поймали и уже допрашивают в военной разведке. Мне тяжело это говорить, но… арестованные назвали фамилии четырех уважаемых людей, депутатов Думы… Поскольку мы находимся на военном положении, властью, данной мне народом, я распускаю Государственную Думу. Высшим органом управления становится Военный Совет. Распоряжение я подпишу прямо сейчас. Все органы Большого и Малого Круга, все министерства, департаменты и палаты подчиняются коллективному руководству Военного Совета. До возвращения президента страны. Прошу всех находиться дома, никуда не выезжать из Петербурга без особого разрешения. Это не арест, господа…

Но это был самый настоящий арест.

В ту минуту, когда арестованных сенаторов начали выводить в наручниках, возле неприметного бокового выхода дворца остановился броневик с эмблемой Эрмитажа. Двое в масках «безлицых» быстро покинули Мариинский дворец, шагнули в машину и захлопнули за собой дверцу. Броневик тут же рванул с места, за ним устремился кортеж из двух машин охраны. Внутри автомобиля, на удобных кожаных сиденьях, гостей поджидали мужчина и женщина. Их лица были слишком хорошо известны многим горожанам, чтобы позволить открытые ставни на окнах. Седой приземистый мужчина кивнул гостям, не прекращая быстро просматривать и рвать документы. Статная женщина курила трубку, на ее ухоженных пальцах блистали бриллианты.

– Кажется, мы сделали все, как надо, – высокий поклонился, снял маску, растер уставшее лицо. – Когда Кузнецу доложат…

– Он спросит с глав думских палат. А они оба в кандалах, – Арина Рубенс выпустила колечками дым.

– Когда Кузнецу доложат, он спросит с командира жандармов, начальника военной полиции, начальника Тайного трибунала и своего заместителя, – каркающим голосом откликнулся седой. – Что скажет старый Рубенс? Он скажет правду. Скажет, что Дума взбунтовалась. Что в заговоре приняли участие десятки врагов власти…

– Жандармерия не подведет, – второй из гостей броневика, низкий, краснолицый, снял маску. – Достаточно донесений с мест о подкупе, неповиновении и саботаже. О Тайном трибунале и говорить нечего. Они спят и видят, когда Кузнец примет корону…

– А что, если Рубенс?.. – Женщина нарочно оборвала фразу, но все поняли.

– Старикашка, конечно, не подарок, но он не идиот, – высокий плеснул себе из фляжки, глянул в прорезь решетки на толпу. Броневик с трудом прокладывал себе путь среди бегущих людей. – Сегодня он сыграл по нашим правилам. Сам того не ожидая. Против Кузнеца его свора пойти не решится, они слишком сытно жрут. Им всем нужен царь, и они его получат.

– А вдруг Кузнец откажется?

– Он не откажется, – краснолицый зубами вытащил пробку из бутыли. – Он давно понял, что России нужна только одна голова. Он просто ждал, пока эту работу сделают за него другие.

– Главная задача – не дать Думе снова собраться, – процедил седой.

– Мы приложим все силы, – послушно кивнул высокий. – Если понадобится, мы вскроем еще три заговора…

– А как быть с наследованием? – блеснула бриллиантами опальная колдунья. – Его сын не годится для власти.

– Лучше власть одного слабого царя, чем своры тупых жадных торгашей.

– И тогда нам останется только сменить династию…

– Вы так уверены? – нахмурилась дочь Рубенса.

– Мы разгоним всех, на кого Кузнец опирался, – самодовольно ухмыльнулся сановник в маске. – А народу все равно, кому падать в ноги. Черни главное побольше водки и фейерверков!

– Ну что, за царя? – Седой раздал бронзовые чарки.

– За императрицу! – Четверо невольно вытянулись и выпили стоя.

29

ПУСТОЙ ЭШЕЛОН

– Артур, все закончилось?

– Все, милая. Можете спать. Этой ночью пойдем под прикрытием кавалерии. Карапуз усадил два эскадрона в седло.

– Папа, они будут скакать всю ночь? – Федор сквозь щель в железных ставнях рассматривал цепи всадников. Всадники растянулись с обеих сторон от полотна, каждый пятый держал в руке факел. Впереди, с негромким тявканьем, неслись собаки. Колеса усыпляюще постукивали на стыках, из труб паровоза взлетали искры.

– Да, сынок. Они будут нас сопровождать до Перми.

– А дальше? Дальше на нас снова нападут?

– Не знаю, – честно ответил отец. – Пока что связи с Пермским начальством нет.

– Зачем ты говоришь неправду, Артур? – Глаза Нади сверкнули в полумраке. – Ведь мы знаем, что связи нет не только с Пермью. Я слышала трепотню охраны, они в страхе. Мы проехали уже три пустые деревни. Нет связи с Чусовой, ни с одним из приисков. Мои дикарки видели вдоль пути мертвых зайцев, мертвых лис… Что творится, Артур? Ведь здесь раньше не было Вечных пожарищ, Хранители здесь стерегут леса…

– В сторону Чусовой мы выслали разведку, – угрюмо ответил Артур. – А деревень тут заброшенных полно. Разбойничков много, боятся люди…

Он чувствовал фальшь своих слов и ненавидел себя за это. Артур не мог рассказать жене о том, что творилось в карцере Тайного трибунала. Час назад президент лично присутствовал при допросе наездников, вынутых из корзины убитого единорога. Двое сморщенных шептунов щурились на огонь, их белесые, словно припорошенные тальком глазки, казались бельмами. Когда с пленников сорвали одежды, «безлицые» палачи невольно отшатнулись. Лиловые и зеленые змеи танцевали на белых плечах, вокруг животов и подмышек мужчин. Кожа белая, почти как у германских альбиносов, только не такая грубая, все сосуды видны. Однако, в отличие от соплеменников фон Богля, эти не боялись смотреть на свет. Разговорить их так и не удалось, хотя язык слушали внимательно. Толмачи совместно порешили, что речь близка к наречиям суоми, но дальше не продвинулись. От наездников даже пахло как-то особенно, очевидно применяли неизвестные притирания. В карманах у них обнаружили необычные амулеты из кости, пучки корешков и сушеную рыбу неизвестной породы. Ни намека на деньги, документы или хоть что-то, связанное с их авантюрной миссией.

Артур разглядывал связанных врагов, предусмотрительно подойдя вплотную, но сбоку, чтобы не попасть под плевок отравленной слюной. Он закрыл глаза, приложил руку к мокрому татуированному затылку. Безусловно, под ладонью вздрагивал человек, из плоти и крови, но с полностью отключенным сознанием. Он был похож на большую кнопку, находящуюся в состоянии «включено». Ни мыслей, ни образов, ни воспоминаний и минимум эмоций.