Неизвестная война - Отто Скорцени

Мне неизвестно, кто присвоил имя короля вестготов операции, придуманной Гиммлером. Аларих, угрожавший Константинополю после смерти Теодосия I Великого (395) и захвативший Рим в начале V века, безусловно, сделался символом в экзальтированном сознании. Эта операция казалась соблазнительной, если смотреть на нее из «Волчьего логова». Но на месте, во Фраскати и Риме, она была трудной для претворения в жизнь силами, которыми мы располагали. Мы вынуждены были решать политические проблемы, для распутывания которых не имели полномочий.

Король и его свита жили в Риме в вилле «Савойя» — огромном дворце, окруженном парками, охраняемом батальоном королевской стражи. Генерал Штудент планировал, что две-три роты его стрелков-парашютистов окружат дворец и атакуют виллу в момент приземления в парках транспортных планеров с сильным подразделением десантников. В первые дни августа я опасался, что эта операция будет очень кровопролитной, а наши «союзники» назовут ее предлогом для открытого разрыва связей, которые еще сохранялись в нашем воображении.

Я лично должен был арестовать герцога Гумберта, и следовало подготовиться к этому соответствующим образом; задание было не из легких. Наследник престола занимал расположенный в центре столицы Квиринальский дворец, огромное здание, имевшее примерно 2000 помещений. Мне стало известно, что Гумберт и герцогиня Мария-Хосе Бельгийская занимали в нем отдельные апартаменты. Однако я не знал, где они находились. Нормального плана дворца раздобыть нигде не удалось. Снимки с воздуха, сделанные «случайно», оказались плохими, так как какая-то туча заслонила дворец. Кроме того, второй этаж Квиринальского дворца соединен с почти таким же огромным Палаццо Колонна галереей, которую необходимо было захватить в первую очередь. Дворец, конечно же, охранялся батальоном карабинеров. Попытка силового решения неизбежно привела бы к кровавой бойне. Я полагал, что лучше использовать небольшое подразделение, которое с помощью лестниц проникло бы ночью во дворец через какое-нибудь окно в салоне.

По причине этих трудностей мы не были в восторге от операции «Аларих». У нас с Радлом находилось четырнадцать папок с планами резиденций важных персон, которых нам необходимо было нейтрализовать накануне дня «X» — так был обозначен момент измены. Утром мы заходили в казино в мундирах стрелков-парашютистов, затем переодевались в гражданскую одежду. По Риму мы передвигались пешком или же на личном автомобиле, предоставленном в наше распоряжение. Стояла невероятная жара. За обеды приходилось платить из своего денежного содержания; по этой причине только в исключительных случаях нам доводилось посещать дорогие рестораны.

По-итальянски мы понимали почти все и даже немного говорили. Благодаря этому ментальность людей, с которыми нам доводилось встречаться, была нам более понятна. Итальянцы устали от войны, так как она для них началась на восемь лет раньше, в 1935 году, с трудного завоевания Абиссинии. Восточноафриканский экспедиционный корпус насчитывал в своих рядах 500 000 солдат и 100 000 рабочих — мостостроителей, саперов, работников, предназначенных для земляных работ, и каменщиков, которые возвели не существующие уже сегодня дороги и города. В 1937–1940 годы необходимо было организовать и снабдить отдаленные территории, подчиненные Виктору Эммануилу как императору.

Когда 10 июня 1940 года Муссолини совершил ошибку, объявив войну Великобритании и Франции, король заявил: «Я поручаю главе правительства, дуче, первому маршалу государства, командование частями на всех фронтах». С 1940 года плохо обеспеченные, голодные и руководимые бездарными генералами, итальянские армии терпели поражение за поражением: в Эфиопии, на французской границе, в Греции, Албании, Киренаике, Ливии, Сомали, Эритрее, Судане и в России на берегах Дона. Три года поражений и огромных потерь — убитых, раненых, пленных, пропавших без вести в дальних краях — и часто несправедливых обвинений.

Бенито Муссолини был плохим командующим во время войны. Однако, несмотря на совершенные им ошибки, необходимо отметить, что он был предательски арестован по приказу короля, который после победы в Эфиопии подарил ему и его потомкам титул герцога. «Я отказался, — сказал мне дуче. — Я ответил королю: мои предки были крестьянами, и это, Ваше Королевское Величество, является для меня достаточной честью».

9 января 1944 года этот же король наградил Сталина орденом Аннунциаты, что сделало советского диктатора его «двоюродным братом». Сталина, должно быть, это немало повеселило.

Операция «Аларих», называемая некоторыми летописцами операцией «Штудент», никогда не была осуществлена. Представители монархического правительства, заключая 3 сентября втайне перемирие с англичанами и американцами, рассчитывали, что они будут иметь время для эвакуации до 9 сентября. Однако сообщение об капитуляции было передано 8 сентября после обеда по «Радио-Алжир». Итальянское правительство укрылось в здании министерства внутренних дел, а затем в казармах карабинеров. Перепуганный Бадольо первым покинул Рим 9 сентября примерно в 3.00. Король, его свита и большинство генералов поспешили вслед за ним буквально через час. В конце концов все встретились в Алупии и Бари, «чтобы полностью выполнить свои обязательства».

Произошло предательство: новое правительство могло делать все, что хотело. Для меня самым важным было обнаружить место, где содержали в заключении Муссолини. С этого момента мы трактовали итальянское правительство как правительство неприятеля. Ситуация прояснилась.

Я признаюсь, что достаточно наивно спросил генерала Штудента о помощи, которую могла бы оказать наша военная разведка, которая, безусловно, имела в Италии множество агентов. Мне не было известно, что адмирал Канарис официально отказался «шпионить за союзником». Он утверждал, что у него нет в Италии агентов. Однако же Абвер постоянно присылал в Верховное главнокомандование вермахта рапорты, касающиеся ситуации в Италии, которые затем передавались командованию на местах до командира корпуса включительно.

В начале августа мне попал в руки один из этих рапортов, в котором дословно утверждалось следующее: «Изменение состава правительства в Италии является гарантией продолжения войны нашим союзником вместе с Германией». Радл также скептически отреагировал на этот рапорт. Мне стало известно, что фельдмаршал Кессельринг не был уже убежден в доброй воле Бадольо.

17 августа пала Мессина. Примерно в это же время мне сообщили, что руководитель Абвера, адмирал Канарис, в сопровождении Лагоузена, встречался в Венеции с руководителем военной итальянской разведки, генералом Цезарем Аме. Они беседовали 2 августа в гостинице «Даниели», а затем на следующий день, на Лидо. Мы с Радлом сделали вывод, что Канарис написал свой рапорт после договоренности с Аме.

В следующей главе я объясню, как мы обнаружили место заключения Муссолини; оно находилось у северо-восточного побережья Сардинии, на острове Маддалена. Мы предупредили об этом Верховное главнокомандование вермахта. Планировалось освободить дуче 28 августа. 27 августа под утро Бенито Муссолини был вывезен на гидроплане Красного Креста в неизвестном направлении… Неудача, подумал я. Вернувшись в Рим, 29 августа я встретился с штурмбаннфюрером Капплером. Мне стало известно, что во время моего отсутствия министр иностранных дел Раффаеле Гуарильо вручил послу фон Макензену ноту следующего содержания:

«Итальянское правительство располагает достоверными данными, что немецкие спецподразделения вместе с фашистами, бывшими у власти, хотят осуществить в Риме 28 августа государственный переворот с целью введения в Италии диктатуры. Немецкие войска намерены арестовать многих людей, в частности, Его Святейшество, Пия XII, Его Высочество наследника престола, теперешних министров, высокопоставленных военачальников, а также иных лиц, чтобы увезти их, живых или мертвых, в Германию.

Правительство Его Королевского Величества, которое с момента ареста Муссолини все делает и будет делать для продолжения победоносной войны вместе с Германией, может только сожалеть о данной позиции немецкого командования. Итальянское правительство заинтересовано в том, чтобы немецкое правительство предприняло все необходимые меры для подавления в зародыше всех подобного рода попыток».

Я заверяю, что мы не намеревались «лишать свободы короля, наследника престола…» и так далее, «чтобы доставить их, живых или мертвых, в Германию». Нами были получены однозначные приказы: этих особ мы должны были задержать, «оказывая им уважение, соответствующее их положению». Ни в коем случае они не должны были быть ранены, а тем более убиты. Что касается ареста Пия XII, то он никогда не обсуждался. Об этом не было речи ни в ставке, ни в Риме.