Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга - Стефан Кларк

В интересах Наполеона было сохранять мир. Безусловно, его войска энергично кричали бы «Да здравствует император!» любому, кто захотел бы их послушать, но сил было недостаточно, чтобы заставить слушать всю Европу. К сожалению, Реставрация пробила брешь в ауре всемогущества императора, так что дома все громче звучали требования новых свобод — суда присяжных, свободы слова. Парламент так вообще захотел новую конституцию. Работы впереди было немерено.

Но негодяй Талейран все это предвидел и даже заготовил речь. По случайному совпадению (возможно) он оказался на Венском балу вместе с Веллингтоном, царем Александром и государственным министром австрийского императора, принцем фон Меттернихом (с совершенно непроизносимым именем: Клеменс Вензель Непомук Лотар Фюрст фон Меттерних-Виннебург зу Бельштайн), когда в зал ворвался гонец с новостью о возвращении Наполеона во Францию. Талейран тотчас озаботился вооруженным ответом и заручился обещаниями британцев, австрийцев, пруссаков и русских обеспечить по 150 000 солдат. Этой внушительной силе могли противостоять лишь 200 000 французов, но у Наполеона не было другого выбора, кроме как готовиться к войне.

В середине июня Веллингтон и Блюхер вошли в Бельгию, планируя там соединиться и вместе двигаться на Францию. Наполеон, нисколько не смутившись, выехал из Парижа в своем экипаже, заявив, что готов принять новый вызов. По разным причинам ему еще никогда не доводилось лично возглавлять армию в сражениях с бриттами. Впрочем, для начала Наполеон планировал атаковать пруссаков; он знал их тактику, и это давало ему возможность тряхнуть стариной, проверив, сильна ли еще магия вояки Бони.

Он присоединился к своему войску под Шарлеруа в Бельгии 15 июня и в последующие два дня довольно успешно разгромил пруссаков. Он даже был близок к тому, чтобы взять в плен самого Блюхера, когда пруссак упал с лошади. Тем временем Наполеон попросил своего старого приятеля, маршала Нея, заняться бриттами, пока он управится с двухголовой вражеской гидрой и вышвырнет ее из Бельгии. Он с уверенностью предсказывал, что возьмет Брюссель той же ночью и война закончится через день-другой.

Однако Ней совершил ошибку, которая впоследствии стоила Наполеону трона и лишила Францию возможности забить решающий гол в ворота противника в битве, давшей название лондонскому вокзалу. Ней колебался и, вместо того чтобы атаковать, слишком долго ждал, пока Веллингтон подтянет свои войска на возвышенность вблизи никому не известной деревушки Ватерлоо.

Впрочем, не стоит во всем винить Нея. Наполеон должен разделить с ним ответственность за эту роковую ошибку. Утром 18 июня 1815 года до него дошел слух, будто британцы и пруссаки планируют объединить силы для совместной атаки. В отличие от Нельсона, который всегда принимал во внимание данные разведки, Наполеон отмахнулся от слухов. Он не сомневался, что задал пруссакам хорошую трепку и они продолжат отступление. Как же он ошибся!

Беда в том, что Наполеон на некоторое время вышел из военной игры, из-за чего был не в курсе тактических новинок. Веллингтон же знал, что лучшая защита от традиционного гамбита наполеоновской армии — артиллерийской бомбардировки — отход на заранее подготовленные позиции на возвышенности. Эта простая стратегия привела к тому, что пушечные ядра Наполеона безобидно взрывали промоченную дождями бельгийскую почву [96]. Как уверяют французы, именно эти затяжные, в английском стиле, дожди и обеспечили Веллингтону победу, потому снаряды наполеоновской артиллерии, даже если не поражали цель, всегда наносили убийственный урон противнику рикошетом. Только вот мокрая грязь не давала никаких рикошетов.

Французы предлагают и другие, менее убедительные объяснения своего поражения. Так, по одной из версий, возможности Наполеона как командующего были сильно ограничены острым приступом геморроя. Его обычно лечили пиявками, но 16 июня, в промежутке между битвами с пруссаками, пиявки потерялись или разбежались. Поэтому для Наполеона было сущей мукой держаться в седле и сохранять мобильность во время битвы при Ватерлоо, а настойка опия, которую он принял, чтобы облегчить боль, притупила его умственные способности. Впрочем, это миф на грани абсурда: все видели Наполеона лихо скачущим на коне по полю сражения и отдающим приказы артиллерии. Все дело в том, что, как только войска Веллингтона и Блюхера наконец соединились, как планировали, уже ни один, даже самый искусный, командующий не смог бы их победить.

Как и многие другие сражения, битва при Ватерлоо состояла из череды пеших и конных атак под шквальным огнем противника. Никакой тебе камуфляжной формы, бронежилетов, танков, поддержки с воздуха или ракет с лазерной наводкой. Ты просто шел на врага, надеясь, что он погибнет или отступит, прежде чем убьет тебя. В те времена генералы тоже ходили в атаку, а не отсиживались в уютных командных пунктах, отдавая приказы по рации за чашкой чая. Как мы уже знаем, Наполеон и Нельсон бесстрашно шли под пули, а в битве при Ватерлоо маршал Ней лично возглавил несколько кавалерийских атак на линию обороны противника, сменив не одну убитую под ним лошадь [97].

Восемнадцатого июня, по самым скромным оценкам, было убито и ранено около 25 000 французских солдат, потери армии Веллингтона составили 15 000 человек, Блюхер потерял 7000 человек. В ходе этого десятичасового сражения потери составляли 4700 человек в час, и это значит, что каждую секунду кто-то падал, убитый или раненный. И, с учетом медицинских технологий того времени, шансы выжить после поражения ружейной пулей, отравления ядом свинца или ампутации оторванной конечности были призрачными.

Если сравнить эту битву с боксерским поединком, то можно сказать, что по его окончании обоих измученных спортсменов, с перебитым носом и опухшими глазами, налитыми кровью, растащили бы по углам, а победу присудили бы по очкам тяжеловесу, просто потому, что он нанес больше ударов. Но, ради исторической справедливости, давайте все-таки назовем Ватерлоо победой. Не победой Британии, разумеется, — без Блюхера Веллингтон не выиграл бы ни за что. Говорят, что герцог днем 18 июня бормотал молитву: «Господи, дай мне ночь или пошли мне Блюхера». Да и армию Веллингтона нельзя назвать чисто британской. Фактически лишь половина ее, а то и меньше, состояла из бриттов, а большую часть составляли солдаты из Нидерландов и мелких германских государств, таких как Ганновер, Брауншвейг и Нассау.

Но, как и при Азенкуре, именно бриттам выпала честь дать название битве. Ее могли бы назвать Мон-Сен-Жан, по названию возвышенности, на которой стоял Веллингтон, но тот выбрал соседнюю деревушку с близким к английскому названием.

В сознании французов сражение при Ватерлоо закрепилось как франко-британский кошмар. И нет никакого совпадения в том, что в 1940 году генерал де Голль именно 18 июня обратился из Лондона к французам с призывом оказать сопротивление Гитлеру, тем самым смывая национальный позор с этого листка календаря. А в народе Ватерлоо стало именем нарицательным, означающим полный провал, и мне довелось прочувствовать это сразу по приезде во Францию. Я знал, что у моего коллеги неприятности с боссом, и спросил, как дела в офисе.

«О, сущее Ватерлоо!» — воскликнул он.

«Что ж, очень хорошо». Я улыбнулся, полагая, что все идет отлично. Ему пришлось объяснять мне, что на самом деле он имел в виду «хуже некуда».

И спустя почти 200 лет Ватерлоо все еще заставляет французов страдать.

Святая где?

Для Наполеона это еще был не конец страданий. Он помчался обратно в Париж, где ему сообщили, что Ассамблея (парламент) хочет, чтобы он отрекся от престола. Он выполнил это пожелание, передав трон сыну, узнику Вены (так выразился сам Наполеон). По крайней мере, для него это был единственный шанс снова увидеть мальчика и даже остаться при нем регентом. Но вмешался Веллингтон, который предупредил Ассамблею, что ни Британия, ни ее прусские друзья, которые вот-вот войдут в Париж, не допустят того, чтобы Франция осталась в руках Бонапарта.

Наполеон решил, что лучший для него выход — отъезд в Америку. В те времена, в отличие от начала двадцать первого века, французы пользовались там большим почетом, и, обладая навыками пахаря и рыбака, приобретенными на Эльбе, а также полученными в школе познаниями в садоводстве, он надеялся начать новую жизнь.

Наполеон поспешил в торговый порт Рошфор на реке Шаранте, в 10 километрах от Атлантического побережья Франции, но обнаружил, что порт заблокирован британским военным кораблем «Беллерофон», известным в народе как «Билли Руффиан» («Головорез Билли»), который участвовал в морских баталиях и вблизи берегов Египта, и у мыса Трафальгар. Призрак Нельсона преследовал Наполеона.

После долгих и мучительных колебаний французский беглец решил сдаться британцам, не иначе как вспомнив свои давние мечты о жизни в английской деревне и думая, что ему разрешат тосковать со старыми вояками о былых временах и походах. Его тепло приняли на борту и даже предоставили капитанскую каюту. Но британское правительство уже решило, что отправит самого влиятельного политического узника со времен Марии Шотландской куда-нибудь подальше от английской деревни.