Анжелика. Королевские празднества - Анн Голон

Казалось, что королеву не слишком расстроили воспоминания о том нелегком времени.

Но в ее голосе появились гневные нотки, когда они заговорили об ограблениях, которым то и дело подвергались монаршие повозки по дороге к Сен-Жермену. Среди них были даже три телеги с мебелью, постелями, гобеленами, бельем, одеждой и серебряной посудой, которые с криками «Хватай! Тащи!» разграбила чернь предместья Сент-Антуан.

— Я не слишком обязала вас тем, что одолжила свои вещи? — спросила Мадемуазель, не упускавшая случая напомнить об оказанных ею услугах и никогда не вспоминавшая о допущенных ошибках.

Собеседницы согласились с тем, что герцогиня де Монпансье оказала неоценимую помощь королеве-регентше, которую осуждали из-за ее связей с Испанией и по множеству других причин, тогда как принцесса, дочь Генриха IV, сумела понравиться бунтовщикам и добилась, чтобы они позволили ее людям пройти в Тюильри и взять все необходимое. Об этом случае Великая Мадемуазель рассказывала Анжелике в Сен-Жан-де-Люзе.

— Парижане всегда вас любили, — признала Анна Австрийская, и хотя она не прибавила «увы!», тон ее говорил сам за себя.

По выражению лица Мадемуазель было видно, что та, хоть и старалась сдержаться, с радостью выслушала слова королевы.

Но даже самые печальные воспоминания могут служить развлечением.

Обе дамы припомнили, как среди привезенной королевой одежды оказался сундук с перчатками из Испании. И когда бунтовщики принялись рыться в нем, проверяя, не спрятано ли где оружие, они расчихались из-за пропитавших ткань сильных ароматических средств!

Анжелика невольно улыбнулась. Эти разговоры воскресили в ее памяти дни, проведенные в Сен-Жан-де-Люзе, и убедили ее в том, что они не пригрезились ей, что она делила их вместе с живым и невредимым Жоффреем, который тоже был частью королевского двора, а значит, не мог просто так взять и исчезнуть.

Она непременно найдет его. Он вернется.

Мягкие женские голоса убаюкали Флоримона.

Во сне он вздыхал, и на длинных ресницах, отбрасывавших тень на щечки, блестели невысохшие слезы. Он чуть приоткрыл круглый ротик, яркий, как вишенка. Анжелика вынула платок и осторожно промокнула его выпуклый белый лоб, покрытый капельками пота.

Великая Мадемуазель вздохнула:

— Из-за этой жары можно свариться заживо!

— Когда мы ехали в тени деревьев, было легче, — ответила Анна Австрийская, обмахиваясь большим черным веером, — а сейчас мы проезжаем места, где леса практически нет.

В воздухе повисло молчание, потом Мадемуазель высморкалась, вытерла глаза и дрожащими губами произнесла:

— Мадам, как жестоко с вашей стороны напоминать о том, что и так разрывает мое сердце. Да, лес принадлежит мне, но мой покойный отец вырубил значительную его часть, чтобы оплатить долги, и мне почти ничего не досталось. Я потеряла по меньшей мере сто тысяч экю — сколько прекрасных бриллиантов, какой жемчуг можно было бы купить на эти деньги!

— Ваш отец никогда не отличался рассудительностью, моя дорогая.

— Какой ужас — все эти пни, торчащие из земли! Если бы я сейчас не ехала в карете Вашего Величества, то могла бы подумать, что меня обвиняют в преступлении против короля, потому что по обычаю вырубают те леса, хозяева которых совершили подобное злодеяние.

— По правде говоря, стоило бы, — заявила королева-мать.

Мадемуазель залилась краской до самых ушей.

— Ваше Величество так часто повторяли мне, что давно обо всем забыли! Я не осмелюсь даже предположить, в чем заключается намек.

— Я знаю, что не права, говоря так с вами. Что вы хотите — сердце порывисто, даже если разум стремится быть милосердным. Но я вас всегда любила. Да, когда-то я была сердита на вас. Я, вероятно, простила бы вам Орлеан[198], но ворота Сент-Антуанского предместья и пушки Бастилии… Попадись вы мне тогда, я бы вас задушила.

— И я это заслужила, так как прогневала Ваше Величество. К несчастью, я оказалась с людьми, которые принуждали меня делать то, что я делала, ссылаясь на честь и чувство долга.

— Не так-то просто понять, в чем заключается долг и к чему призывает честь, — медленно произнесла королева.

Они обе глубоко вздохнули.

Слушая их, Анжелика сказала себе, что ссоры вельмож и бедняков похожи. Но там, где простолюдин бьет кулаком, дворянин бьет из пушки. При этом крестьянам остается глухая вражда между соседями, а знати — тягостные воспоминания и клубок опасных интриг. Они говорят, что забыли прошлые обиды, они улыбаются народу, они принимают принца де Конде, чтобы угодить испанцам, они обласкивают месье Фуке, чтобы вытрясти из него деньги, но в глубине души они помнят все.

Если бы однажды письма из маленького ларца, спрятанного в башенке замка Плесси, увидели свет, разве не стали бы они той самой искрой, готовой в любое мгновение превратить тлеющие угли во всепоглощающее пламя, и взорвать пороховые бочки? Таких бочек накопилось с лихвой…

Анжелике казалось, что она спрятала ларец в самой себе и теперь он свинцовым грузом раздавил ее жизнь. Она сидела, прикрыв глаза. Ей стало страшно от странных видений, против воли возникших перед ее мысленным взором: принц Конде склоняется над пузырьком с ядом или читает строки письма, которые он только что подписал: «Для месье Фуке… Я клянусь служить ему и только ему».

Анжелика чувствовала себя такой одинокой. Никому нельзя доверять до конца. Милые разговоры с придворными дамами не стоят ни гроша. Все они жаждут лишь покровительства и щедрот, и чуть только над нашей семьей нависнет тень немилости, они тут же отвернутся от нас. Бернар д’Андижос предан ей, но он такой легкомысленный! Едва маркиз въедет в ворота Парижа, как его и след простынет: он бросится в объятия своей любовницы, мадемуазель де Монмор, окунется вместе с ней в водоворот балов или же в компании гасконцев примется исследовать ночами каждую таверну или игорный дом… А впрочем, все это пустяки! Просто надо поскорее добраться до Парижа. Там она обретет почву под ногами. Она поселится в своем чудесном отеле в квартале Сен-Поль, а потом начнет поиски мужа. Она готова на все, чтобы узнать, где он и что с ним случилось.

Они ехали по красивой ровной дороге в превосходной карете.

Анжелика, должно быть, задремала и сквозь сон услышала задумчивые слова королевы-матери:

— А вы поняли, какую шутку он с нами сыграл, уехав под предлогом того, что желает осмотреть порт Ла-Рошель? Мне рассказали, что он едва ли не бегом посетил пару кораблей и сразу умчался в Бруаж.

— Но ведь ее там уже не было!