Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн - Жан Мари Констан

Век XVI: понятия «толерантность» в Европе не существует

Слова «толерантность» («терпимость») в том смысле, который вкладывается в него сегодня, во французском языке XVI века не существовало. Латинское слово tolerantia означало «терпение», «выносливость» прежде всего по отношению к боли, Кальвин употребляет его в значении «переносить», склоняться перед Божественной волей. Употребляя это слово, великий новатор в области хирургии Амбруаз Паре подчеркивает, что речь идет о перенесении, о сопротивлении болезни.

Индоевропейский корень слова означает «несение», «поддержка», но постепенно это значение исчезло, уступив место понятию из области морали: терпение в несчастиях, нас постигших. Таким образом, эдикт о толерантности в религиозной сфере представлял собой своеобразное сопротивление злу: следует быть снисходительным к вещам, которые, на наш взгляд, не слишком хороши.

Смысл, вкладываемый в слово «толерантность» в настоящее время, родился в XVIII веке, причем сначала возникло слово с противоположным значением, то есть «нетолерантность» («нетерпимость»). Для Вольтера и Дидро нетерпимость означала тиранию, отказ от дискуссий, авторитаризм. И, по контрасту, «толерантность» («терпимость») стала рассматриваться как истинная добродетель.

Тем не менее, хотя понятия толерантности еще не существует, ростки ее начинают пробиваться в трудах итальянских гуманистов XV века Николая Кузанского, Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола, находившихся под сильным влиянием неоплатоников. Они полагали, что все религии, даже несовершенные, были приемлемы в той мере, в какой они были искренни. Для них только нечестие заслуживало гнева и мщения. Они не могли согласиться с тем, что такие замечательные люди, как Солон или Марк Аврелий не попадут в рай, где пребывают души блаженных: христианство казалось им продолжением греко-римской цивилизации.

Марсилио Фичино (1448—1492), священник, каноник, глава флорентийских неоплатоников, друг Лоренцо Медичи, хотел более чистой религии, более личностной, которая стала бы своеобразным синтезом христианства и Античности. Для него философия Пифагора и Платона нисколько не противоречила идеям Отцов Церкви: Оригена, блаженного Августина, святого Фомы Аквинского. Бог-творец создавал идеи, совершенные образцы. Идея воплощалась в красоте, выраженной в иерархии и гармонии. Господь мыслился мировым архитектором, верховным художником, силой, дающей миру душу. Бог для Марсилио Фичино представлялся своего рода духовным кругом, центр которого находился повсюду, а окружность нигде. Поэтому подняться к Богу можно было посредством разума, художественного творчества и любви к прекрасному.

Первое поколение гуманистов не было знакомо с учением Лютера — в отличие от пришедших им на смену Эразма, Гийома Бюде, Томаса Мора, Лефевра д'Этапля. И хотя второе поколение гуманистов пребывало в том же состоянии духа, что и их предшественники, им, в отличие от гуманистов первого поколения, пришлось столкнуться с расколом западного латинского христианства, и они не сумели к нему приспособиться. В своих воззваниях они призывали восстановить единство церкви, но не силой, не войной и не гонениями. Они стремились к церковному обновлению и во имя его усиленно проповедовали любовь к ближнему, призывали начать диалог противоборствующих конфессий и вернуться к изначальному христианству, такому, каким оно представлено в Деяниях апостолов.

Наиболее радикальными были идеи Эразма. Известно, что он полемизировал с Лютером относительно свободы христианина перед лицом Божественной благодати, отверг предложения немецкого реформатора, с которым у него были серьезные расхождения, а в 1526 году он предложил оставить протестантов в покое и созвать Вселенский собор. Это предложение, не только исполненное глубокой терпимости, но и, по сути, включавшее толерантность в правовое пространство, в то время было единственным, и исходило оно от великого гуманиста, обладавшего необычайной широтой взглядов.

Монархи европейских государств того времени находились под сильным влиянием гуманизма.

Уроженец Гента Карл V, соотечественник Эразма, родившегося в Роттердаме, попытался осуществить политику терпимости в пределах Священной Римской империи германской нации, в то время буквально раздираемой на части борьбой лютеран с католиками. Франциск I, интеллектуал, покровитель художников и поэтов, привязанный к своей сестре Маргарите Наваррской, во многом разделявшей воззрения гуманистического кружка в Мо и Лефевра д'Этапля, также пытался решить вопрос посредством терпимости и лишь позже начал гонения на протестантов.

Алессандро Фарнезе, ставший папой под именем Павла III, инициатор созыва Тридентского собора, верил в возможность найти решение, способное восстановить мир в рядах Церкви. В ожидании решений собора, завершившего свою работу только в 1563 году, ибо заседания его прерывались из-за постоянно вспыхивавших войн, европейские князья пытались выдвинуть компромиссные решения, которые могли бы удовлетворить население их стран. Так, Карл V положил конец военному конфликту между двумя религиями, заключив 25 сентября 1555 года Аугсбургский мир.

Однако этот договор предоставлял свободу совести князьям, но не жителям княжеств. Основополагающим принципом, даже если он и не был записан в официальных документах, стал cujus regio, ejus religio («каков князь, такова и вера»). Мысль о том, что выбор должен делать государь, в Священной Римской империи германской нации никто не стал оспаривать, ибо на ее территории государства, княжества и вольные города были столь многочисленны, что сменить место жительства было достаточно просто. Аугсбургский мир стал шагом вперед по сравнению с политическими решениями предыдущего века, когда Ян Гус вместе со своими учениками был сожжен на костре. Но шаг этот был совсем крохотным по сравнению с той длинной дорогой, которая вела к толерантности. Индивидуальное сознание каждого человека пока еще в расчет не принималось.

В Англии, где численность населения достигала всего трех-четырех миллионов, а власть была сосредоточена в руках Генриха VIII, проблема терпимости ставилась по-иному. Король Генрих VIII, интеллектуал, блестящий теолог, во многом разделявший идеи Эразма, решил порвать связь между папой и английской церковью, которая с этого момента становится независимой от Рима. В 1536—1539 годы упраздняются монастыри, проводится «национализация» монастырского имущества и монастырские земли продаются с аукциона в пользу монархии. Антимонастырская политика, отвечавшая чаяниям времени, когда монахов в Англии особенно не жаловали, только углубила ров, вырытый между Англией и католицизмом.

Но проблема протестантизма так и не была решена. Эдуард VI (1547—1553) официально привел страну к кальвинизму, в то время как сестра его Мария Тюдор (1553—1558) вновь резко развернула ее к католицизму. Елизавета I (1558—1603) последовала по стопам отца и стала искать компромисс между двумя религиями в рамках объединения английской нации. Тридцать девять статей, определявших статус англиканской церкви, увели догматы в русло Реформы, сохранив при этом иерархическую организацию духовенства, а также ритуальную и церемониальную пышность.

Повторная унификация христианской веры под авторитарным руководством монарха удовлетворила большую часть англичан, однако вызвала резкое недовольство католиков и протестантов, враждебно относившихся к любому компромиссу. Искусственно созданное единство несло в себе зародыши многих конфликтов, так как внутри англиканской церкви было несколько различных теологических течений, борьба которых порождала волнения в обществе.

Франция, большое и одно из наиболее могущественных королевств в Европе (16—17 миллионов жителей), где традиции централизованного управления государством были заложены еще Капетингами, в своем политическом развитии во многом опережала другие страны Европы, там невозможно было даже представить себе систему терпимости на германский манер, ибо она противоречила всему предшествующему развитию государственной власти и национальной политической культуры. В отличие от немецких земель, во Франции была сделана попытки найти решение, напоминающее английский вариант, так как галликанские тенденции, то есть естественная склонность рассматривать проблемы церкви в рамках Французского государства, всегда присутствовали в сознании французов.

Как мы уже говорили, Екатерина Медичи и канцлер Лопиталь во время заседаний Генеральных штатов 1560 года хотели урегулировать проблему политическим путем. Год спустя, в 1561 году, они попытались заложить основу компромисса между французскими католиками и протестантами и организовали встречу в Пуасси, куда прибыла делегация католиков под руководством кардинала Лотарингского (де Гиза) и делегация кальвинистов под руководством Теодора де Беза. Однако два блистательных интеллектуала не сумели достичь компромисса, ибо считали, что вопрос о причастии не может стать предметом уступок.