Художник, что рисует… - Алекс Войтенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я поняла. Конечно жаль терять такую красоту, но свобода дороже. Я тоже хочу тебе кое-что показать. Правда, мои способности совсем небольшие, но я просто хочу, чтобы ты о них знал. Я могу поддерживать жизнь растений, давать им чуточку энергии для большего роста, или сохранять их свежесть на более долгое время. После седьмого класса, я летом работала в цветочном павильоне, Подпитка букетов, давала возможность того, что они казались только что срезанными несколько дней, в то время, как без подпитки их хватало на сутки. Только благодаря этому, наш магазин перевыполнил план и нам дали за это большую премию. В этом году я тоже хотела поработать в магазине, но то, что произошло потом…
Девочка, видимо вспомнив недавние события, присела на корточки, а затем и вовсе на песок пляжа и, закрыв руками лицо расплакалась. Приобняв ее за плечи я постарался успокоить ее и сам того не ожидая услышал ее историю.
— Все началось со смерти мамы. Как же я уговаривала ее бросить эту работу, и найти что-то, чтобы было полегче. В конце концов, я уже не маленькая девочка, и вполне могу тоже устроиться на работу, тем более, что мне уже предлагали место в цветочном павильоне, где я работала прошлым летом. Пусть я не слишком сильна магически, но способности-то у меня есть, и только из-за них, в прошлом году, цветочный магазин перевыполнил план. Но мама была против. Хотела, чтобы я закончила десятилетку и поступила в институт.
Отец? Да кто его знает, где этот отец. Пока я была маленькой, мама рассказывала сказки о том, что тот погиб на войне. А когда чуть выросла, и случайно увидела в мамином паспорте печать о расторжении брака, то сразу стало понятно, что если война и была, то она привела именно к разводу. Но я не жалею. Вернее жалею, конечно, но не то, что у меня нет отца, а именно маму. Потому что ей трудно одной. Правда в последнее время, я почувствовала, что у мамы кто-то появился. Мы женщины, всегда это чувствуем. И я была совсем не против этих отношений. Главное, чтобы он нравился маме, а я даже была согласна называть его папой, если конечно он захочет этого. Впрочем, все это уже в прошлом.
В этом году, экзамены в школе проходили, по какому-то эксперименту. То есть в конце года, вместо четырёх экзаменов, как это было для восьмых классов в прошлом году, мы сдавали два. Да и те были больше похожи на обычные контрольные. То есть это был диктант по русскому языку, и письменная математика. Ничего сложного. А вот после сдачи было весело. Оказывается, об этом всех родителей предупреждали под роспись еще вначале года. Предупреждали о том, что если учащиеся не набирали среднего балла по всем предметам в 4,5, то продолжение учебы в девятом классе именно в нашей школе, будет ограничено. Именно поэтому было сокращено количество экзаменов. Решили, что ученики будут больше времени отдавать учебе, стремясь получить полное среднее образование. Разумеется, в начале учебного года на это мало обратили внимания, решив, что за год все изменится. Однако же все осталось по-прежнему, и как итог из трех классов по более тридцати учащихся в каждом, были сформированы всего два по двадцать четыре человека. Остальным было предложено поступать в ПТУ, техникумы, или попытать счастье в других школах, потому что в эксперименте участвовали всего три школы нашего города. И как бы я не отбрыкивалась от этого, ничего не изменилось. Наоборот, мама даже радовалась тому, что я иду в девятый класс, и самостоятельно заработала право продолжить учебу в нашей школе.
Впрочем, в итоге я согласилась, но надеялась, что хотя бы месяц смогу поработать в цветочном магазине. Но и здесь меня ждал облом. Вначале, сразу же после экзаменов, тех кто прошел по конкурсу и был зачислен в девятый класс отправили на практику, в СадВинСовхоз «Алмазар». Есть тут у нас такой, выращивающий яблоки и перерабатывающий их в соки и вино. Вино так и называется «Алмазар», говорят жуткая кислятина, но шибает хорошо. Стоит один рубль четыре копейки, и разбирается моментально местными алкоголиками. На практике мы в основном и занимались тем, что собирали падалицу и отправляли ее на винзавод. Через две недели, к концу месяца вернулись обратно в город, и тут мама огорошила меня заявлением, что ей удалось достать путевку в пионерский лагерь «Солнечный». В принципе место неплохое, в горах, километрах в двадцати от города. Но подобное было интересно в двенадцать-тринадцать лет, но никак не сейчас, когда мне уже пятнадцать. Но в принципе, увидев некоторые изменения в доме, я согласилась с мамой. Похоже, она налаживала отношения со своим сердечным другом, и потому решила, что в мое отсутствие сделать это будет гораздо легче. И я поехала в лагерь.
Обычно мама, в прошлые разы, когда я отдыхала в пионерских лагерях, приезжала каждую неделю. В этот раз первая суббота была пропущена. Впрочем, я вполне готова была ее понять, и потому особенно не обиделась на ее отсутствие. Но когда то же самое произошло и на следующей неделе, я обеспокоилась тем, что же могло произойти?
Кинувшись к начальнику лагеря, попросила у него разрешения позвонить домой, узнать все ли в порядке. Но как оказалось, моего появления уже ждали люди приехавшие сюда, чтобы сообщить горестную весть. По словам женщины, которая находилась в кабинете начальника лагеря, произошла трагедия.
Это сейчас, когда прошло уже три месяца, я все это воспринимаю как-то если и не спокойно, то осознавая, что уже ничего исправить нельзя. А тогда, я просто не верила ничьим словам, и готова была перегрызть любому глотку, или разорвать на куски, только из-за неосторожного слова, отпущенного в мою сторону.
Как оказалось, на заводе, где моя мама работала сменным мастером, произошла разгерметизация пятидесятитонной цистерны с серной кислотой. И мама, а с нею еще около десятка человек, просто исчезли растворившись от хлынувшей в цех кислоты. И хотя меня уверяли, что их смерть была мгновенной, и они ничего не успели почувствовать, я этому мало верила. Да и по большому счету, для меня это было слабым утешением. Еще более худшим известием, стало то, что, так как я пока еще несовершеннолетняя, то до восемнадцати лет, мне придется жить в Детском Приюте №**, расположенном на левом берегу нашего города. Можно сказать прямо напротив моего дома. Оказалось, что иметь способности, еще не основание для того, чтобы тебя определили в Детский дом, предназначенный для одаренных. А я, увы, не проходила по нижней планке, и одаренной не считалась. С другой стороны, кто знает, какие порядки той организации. Хотя и говорят, что об одаренных заботятся гораздо лучше, чем о простых детях, но, тут наверное большую роль играют сами воспитанники, в чем я убедилась с первого дня.
Самым обидным для меня стало то, что родная сестра матери, всю жизнь, рассказывающая о том, что очень бы мечтала иметь такую дочь как я, тут же нашла причину, и отказалась от моего удочерения. В итоге, после недели проведенной в нашей квартире, меня отправили в детский дом. Тетушка, нагрузившись всем, до чего только смогла дотянуться в нашей квартире, уехала в Ташкент, сетуя на то, что ее муж инвалид, сын женат и с семьей живет вместе с ними, и для меня там места просто не находится. Для меня не нашлось, а вот для вещей взятых из нашей с мамой квартиры, которая, к моему удивлению, оказалась всего лишь служебной, то есть принадлежащей заводу, на котором трудилась моя мама, место, разумеется, нашлось.
Квартира тут же была сдана в пользование очередному претенденту на жилье, а меня уверили в том, что по выпуску из детского дома, по достижении мною восемнадцати лет, меня, по закону, обязаны обеспечить жильем.
Первая неделя, называемая карантином, была, пожалуй, самой легкой из всех, что я провела в приюте. Повезло еще в том, что я попала сюда летом, и потому большинство обитателей разъехалось до пионерским лагерям, санаториям, а некоторые воспитанники из профтехучилищ находились на практике. Я же проходила медицинскую комиссию, как-то вживалась в распорядок дня, под руководством нескольких знакомых девчонок, с которыми когда-то училась в одной школе, а с одной даже в одном классе, и привыкала к местным особенностям.
А еще, меня старательно,
