Добротолюбие. Том V - Святитель Макарий Коринфский

10) Все же такое свойственно тем, кои преуспели в безмолвии; ибо когда душа совершенно войдет в саму себя, тогда это по необходимости приходит само собою, без труда и особенной заботы. Новоначальным же ничто из сего не дается без утомительного труда. Хотя терпение следует само собою за любовию: ибо любы вся покрывает (1 Кор. 13, 7); но мы научаемся с самопринуждением добре совершать дело терпения, чтоб чрез него достигнуть любви. – Так с ними бывает, и об этом что много говорить? Все, испытавшие дело сие, смеются над теми, кои, не испытав, противные сему пишут уставы. Ибо таким вещам учит не слово, а труд деловой, и от труда опыт, который приносит полезные плоды, отвращаясь от бесплодных слов людей спорливых и любящих показность.

11) Поелику, как некто из великих учителей говорит о сем, по преступлении (по падении) внутренний человек обыкновенно согласуется с внешним (с внешними положениями и движениями), то почему не принять, что тому, кто старается ум свой обратить в себя самого, очень много содействует в сем очей своих, вместо блуждания туда и сюда, воврещение внутрь и установление в груди своей? Как, при обращении очей вовне, чрез видение вещей ум рассеивается по сим вещам: так, при воврещении очей внутрь, это движение их естественно туда же внутрь сердца повлечет и ум того, кто усиливается дать ему обратное движение, собрав отвне внутрь.

12) Внемли себе, говорит Моисей, да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония (Втор. 3, 15, 9). Внемли себе, т. е. всему себе; не так, чтоб одному чему из своего внимать, а другому нет, но всему внимай. Чем внимать? Конечно умом, ибо ничем другим невозможно внимать самому себе всему. Его потому поставь хранителем души и тела, и чрез это легко избавишься от злых страстей телесных и душевных. Так себе самому предстой, себе самому настой, себя самого надзирай, или лучше, блюди, осматривай и обсуждай. Ибо таким образом ты плоть необузданную подчинишь духу, и в сердце твоем никогда не будет тайного слова беззакония.

13) Аще дух владеющаго, – т. е. злых духов и страстей, – взыдет на тя, говорит Екклесиаст, места твоего не остави (Еккл. 10, 4), – т. е. ни одной части души твоей, ни одного члена тела твоего не оставляй ненадзираемыми. Ибо таким образом ты и снизу искушающих духов пребудешь победителем, и свыше испытующему сердца и утробы, предварительно сам испытав их, неиспытно предстоять будешь с дерзновением. Аще бо быхом себе разсуждали, не быхом осуждени были, говорит св. Павел (1 Кор. 11, 31), и блаженное оное св. Давида испытав чувство (вездеприсутствия Божия: камо пойду…), и сам ты скажешь к Богу: яко тма не помрачится от Тебе, и ночь, яко день просветится: яко Ты стяжал еси утробы моя (Пс. 138, 12, 13), – не только, говорит, души моей вожделетельную силу всю соделаю Твоею, но если в теле найдется какая искра такого вожделения, и она к Тебе возлетит, к Тебе привержется, к Тебе прилепится. Ибо как в преданных чувственным сластям вожделение души все предается плоти, чрез что они всецело бывают плоть, и Дух Божий не имать пребывати в них (Быт. 6, 3): так и в устремивших ум свой к Богу и душу привергших к вожделению божественного, и плоть, перенастроившись, возвышается вместе с ним и вкушает божественного общения, чрез что и она бывает стяжанием и домом Божиим, перестает уже иметь в себе живущею вражду на Бога и похотствовать на духа (Рим. 8, 7; Гал. 5, 17).

14) Какое более удобное место для духа, снизу на нас нападающего, – плоть или ум? Не плоть ли, в коей, как и Апостол говорит, не живет ничто доброе (Рим. 7, 18), пока не восприимется человеком закон духа жизни? (Рим. 8, 2). Ее потому наиболее не должно оставлять без внимания. Иначе как она будет нашею? Как удержим ее за собою? Как отразим подступы к ней лукавого, – особенно когда узнаем, как духовно противодействовать духам злобы, если и внешними приемами не научим себя внимать себе? И это говорю я не о новоначальных только, когда и из совершенных были такие, которые пользовались такими приемами во время молитвы и были услышаны Богом, не только после Христа, но и прежде пришествия Его к нам. Ибо и самый совершенный в Боговидении Илия, преклонися на землю и положи лице свое между коленома своима (3 Цар. 18, 42), и, тако ум свой собрав в себя и к Богу привергнув, прекратил многолетнее оное бездождие.

15) Эти же, от которых, как говоришь, слышал ты противное сему, мне кажется, брате, болят фарисейскою болезнию, почему не хотят внутреннее стекляницы (Мф. 23, 26), т. е. сердце свое, надзирать и очищать, и не согласуясь с отеческими преданиями, покушаются сами по себе председательствовать над всеми, как новые учители, смиренного положения внешнего, какое имел во время молитвы мытарь оправданный, не допуская и других убеждая не принимать его, когда молятся. Ибо, как говорит Господь в Евангелии: мытарь же издалеча стоя не хотяше ни очию возвести на небо (Лк. 18, 13); то ему подражать ревнуют во внешнем виде те, которые внимают себе во время молитвы. Называющие же их амфалопсихами (такими, у коих душа в пупке), называют так, очевидно, в насмешку над тем, в чем ложно их обвиняют. Ибо кто же из них самих говорит, что душа в пупке? Этим они показывают, что суть явные злостные клеветники, поносители достойных похвалы мужей, а не исправители заблудших, и пишут не истины ради, а из тщеславия, и не для того, чтоб приводить к трезвению, а чтоб отводить от него. Ибо самое сие дело и тех, кои ему прилежат, всяким образом они стараются унизить за внешний прием, какой те при сем употребляют. Таковые и того, кто сказал: закон Твой посреде чрева моего (Пс. 39, 9), и того, кто рек к Богу: чрево мое аки гусли, возгласит, и внутренняя моя аки стену обновил еси (Ис. 16, 11), готовы назвать килиопсихами (коих душа в чреве), и вообще порицать всех тех, которые телесными положениями и движениями изображают мысленное, божественное и духовное. Но им они никакого не причиняют вреда, а напротив будут для них виновниками ублажения и приумножения венцов на небесах; сами же останутся вне священных завес и даже на тень истины взглянуть не удостоятся. И бояться надо очень, что они вечному подвергнутся наказанию за то, что не только отступили от святых, но и нападали на них словом.

16) Жизнь Симеона, Нового Богослова, конечно ты знаешь: диво был он для всех и прославился сверхъестественными чудесами; писания же его кто назовет писаниями жизни, не погрешит против истины. Знаешь также и Никифора, оного преподобного, который много лет проживши в тишине и безмолвии, потом в пустыннейших св. горы местах поселившись, принял на себя труд, – извлечь из словес свв. отцов и нам предать их правило священного трезвения. Тут для произволяющих ясно излагается дело трезвения, против чего, как говоришь, некоторые восстают.

17) И зачем приводить мне древних отцов? Мужи, незадолго пред нами жившие, свидетельствованные и проявленные силою Духа Святого, все сие устно предали нам: Богослов сей, яко воистину богослов, верный зритель истины Божиих таинств; Феолипт оный, досточтимый предстоятель Церкви Филадельфийской, и из нее, как от светильника, весь мир освещавший; Афанасий, который немало лет украшал Патриаршеский престол, и которого раку мощей почтил Бог; Нил, что из Италии, ревнитель великого Нила; Селиот и Илия, ни в чем ему не уступающие; Гавриил и Афанасий, пророческого дара сподобившиеся. Все они и многие другие, прежде них, с ними и после них жившие, хвалят сие предание и желающих убеждают принимать его, несмотря на то что новые учители безмолвия, и следа безмолвия не видавшие, и не от опыта, а от своего смышления учащие, или лучше, болтающие о нем, покушаются отвергать и уничижать без всякой для слушающих пользы. А мы с некоторыми из тех святых лично беседовали и учителями их имели. Как же посмеем мы этих, опытом и благодатию наученных, ни во что поставить, уступить тем, от надмения в сплетении хитрых словес учить дерзающим?

18) И ты отвратись от них, разумно говоря себе с Давидом: благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя Святое Его (Пс. 102, 1); и отдавая себя в послушные ученики отцам, слушай, как они настоятельно внушают всегда вводить ум внутрь и там его держать.

Его же

О молитве и чистоте сердца, три главы

1) Поелику Бог есть сама благость, само милосердие и бездна благоволения, то кто вступит в единение с Ним, всяко сподобляется милосердия Его. Соединяются же с Ним стяжанием богоподобных добродетелей, сколь сие возможно, и богообщительною молитвою и молением. Но общение чрез добродетели богоподобные делает тщаливого о сем ревнителя способным к приятию божественного единения, ожнако ж не производит его; молитва же сильная, священнодействуя, совершает простертие человека к Богу и соединение с Ним, по существу своему будучи союзом разумных тварей с Создателем их, когда действо молитвы чрез теплое умиление и сокрушение превзыдет страсти и страстные помыслы. Ибо уму, пока он страстен, невозможно соединиться с Богом. Почему, пока он таков бывает, молясь, не улучает он милости Божией. Но поколику отревает он страстные помыслы, потолику бывает причастен плача и сокрушения. Соответственно же сокрушению и умилению сподобляется он и милостивого утешения, и долгое пребывая время в сих чувствах со смирением, переустроивает наконец вожделетельную силу души.