Самый страшный зверь - Артем Каменистый

– Твоего офицера наказали?

– Разумеется, нет. Мишенями для битья везде и всегда ставят рядовых. Всю нашу роту подвергли децимации, но офицеров не тронули.

– Сильно путаюсь в датах, но так полагаю, что это случилось не при нынешнем императоре?

– Ну да.

– Верно, ведь наш на такие пустяки не обращает внимания и всегда горой за тех, кто ему предан. Я с ним согласен. Война – грязное дело. Победить и не запачкаться мало у кого получается. Не возникало желания попробовать вернуться в гвардию?

– Ни малейшего.

– Думаю, тебе понравится, если мы поймаем одного из представителей династии, сильно усложнявшей жизнь таким, как ты, дурными правилами и законами.

Патавилетти пожал плечами:

– У меня приказ – схватить мальчишку. Приказ простой, но выполнить его не так просто. Если все же удастся, императорская щедрость обрадует всех.

– Удастся. Непременно удастся. Дирт – всего лишь зеленый мальчишка, а они, как никто другой, склонны к преувеличению своих возможностей. Он обязательно зарвется и совершит ошибку. Так с ними всегда бывает. Мы возьмем его. Ты бастард, но это даже к лучшему. Возможно, щедрость императора дарует тебе не просто полноправное дворянское звание, а и титул не из самых последних. С собственным графством приятней встретить старость. Помни об этом, когда будешь расставлять людей в засаду. Мальчишка не должен вырваться, второй раз западня может не сработать, он станет вести себя осторожнее, а нам и без этого непросто с ним приходится.

– Лишь бы он пришел.

– Придет. Обязательно придет. Он ведь всего лишь мальчишка. И он мечтает освободить дмартов. Ему ничего другого не остается.

Глава 21

Причудливо исковерканные деревья, покрывавшие склон холма почти до вершины, – единственное отличие здешнего леса от того, в котором Дирт провел большую часть жизни. В том, что не касалось странного облика, лес ничем не отличался, и его ночная жизнь была такой же насыщенной. Подозрительные шорохи со всех сторон; приглушенные звериные шаги – кто-то убрался с твоего пути; с прерывистым шелестом над головой проносятся черные комки летучих мышей; раздается ритмичный скрип где-то вдали – это всего-навсего подает голос сова. Хеннигвильцев все эти безобидные звуки пугали до заикания, но Дирт не обращал на них внимания. Для него шум в темноте не страшнее, чем стрекотание сверчка за печкой.

Куда больше волновали звуки, вызываемые собственными шагами. Как ты ни старайся, а совсем уж бесшумно даже днем трудно передвигаться. Заниматься этим ночью намного труднее, тем более если неполная луна то и дело скрывается за лохматыми облаками. Приходится рассчитывать каждое движение, аккуратно прощупывая почву впереди, переступая через крупные сучки, а мелочь отодвигая в стороны. Враги все это время вели себя беспечно до удивления, не замечая беглеца в упор, но от этого Дирт не перестал их опасаться.

Лагерь спайдеров в сотне шагов дальше по склону. Среди деревьев прекрасно можно разглядеть языки пламени двух больших костров. Еще один, горевший скромнее, отбрасывает отблески чуть выше. Именно к нему Дирт и крался, рассчитывая, что пленников оставили именно там.

Почему он так решил? Да потому, что, как бы ни напрягал глаза, разглядеть их не смог. Вокруг больших костров лежали только спайдеры, причем собрались там все, за одним исключением. Закутанные в плащи или одеяла, они лишь на первый взгляд не отличались друг от дружки. Долговязой фигуры преподобного Дэгфинна среди них не замечалось, и пухлой фигуры невысокого Мади – тоже. Если их не убили, значит, держат в другом месте. И скорее всего возле третьего костра, ведь для чего тогда его развели? Удобное место – выше склон становится совсем уж крутым, переходя в почти вертикальный обрыв, на который быстро не вскарабкаться, а ниже путь для бегства перекрывает основной лагерь. Слева бурелом, через который непросто перебраться, так что для побега у пленников остается лишь одно направление. И его наверняка охраняет присматривающий за ними часовой.

Дирту придется его убить, и это заставляло нервничать сильнее всего. Не то чтобы он против человеческих смертей – вовсе нет, этих кровожадных тварей он даже не считал за людей. Спайдеры не глухие, и не все из них спят. Крик умирающего они непременно услышат.

Надо очень постараться, чтобы убить бесшумно. И лук на этот раз – не помощник. Стрела в голову имеет неплохие шансы, но бесшумность ее даже в лучшем случае относительная, ведь выстрел далеко не беззвучен, в ночной тишине хлопок тетивы прозвучит подобно грому, да и удар стального наконечника о кость тоже тихим не назовешь.

Еще пара осторожных шажков, и Дирт наконец как следует разглядел третий костер. За ним, прислонившись спинами к дереву, сидят два пленника, а перед ним…

Захотелось протереть глаза. Часовой, которого Дирт так опасался, спит самым бессовестным образом, развалившись на спине лицом к небу. Глаза закрыты, физиономия расслаблена. И даже похрапывает сладко, вот ведь ротозей.

Немыслимая удача!

Возник соблазн проигнорировать заснувшего часового. Шанс того, что он так и будет похрапывать, ни на что не реагируя, очень даже приличный. Лишь бы Мади не начал шуметь от неожиданности, в преподобном Дэгфинне Дирт был уверен, почти как в себе, ведь при всех недостатках его характера он один из самых разумных и спокойных хеннигвильцев.

Нет, слишком рискованно. Часовой должен умереть. Покойник не проснется, не заорет, увидев, что пленников освобождают от пут. Покойник – это надежно.

Лук натянут, но использовать его нельзя – выдаст шумом. Придется испытать в деле трофейный кинжал. Весьма увесистая штука, таким, если от души замахнуться, можно перерубить горло, как следует рассадив шейный позвонок. Звук выйдет неслабый, но куда скромнее, чем хлопок тетивы. Кричать после такого никто не сможет, а если сразу вслед за этим проткнуть грудь разок-другой, жертва быстро успокоится. Не раз проверено на косулях, оленях и прочих обитателях леса.

Дирт не спешил. Костры в основном лагере горели жадно, им требовалось много пищи. Присматривающий за ними дозорный то и дело поднимался, подбрасывал охапки хвороста, позевывая между делом. О соблюдении тишины он при этом не заботился. Надо дождаться, когда он в очередной раз встанет, и под шумок сделать свое дело.

Лишь бы черный маг не проснулся раньше времени. Если Бартолло не соврал перед смертью, этот выкормыш Конклава только делает вид, что никогда не спит. Набивает себе цену, они все помешаны на том, чтобы выглядеть в глазах окружающих если не богами, то кем-то очень близким к ним. В эту пору он точно не притворяется, поскольку до сих пор не предупредил остальных о том, что беглец скрывается на расстоянии вытянутой руки. Ведь его амулет не ошибается.