Венец Прямиславы - Елизавета Дворецкая

Но приниматься за дело Ростислав не торопился. Русская земля, прилежащая к Киеву, уже не первый век пыталась присоединить к себе Червонную Русь, но та упорно и вполне успешно сопротивлялась притязаниям. Теперь, когда Червонная Русь разделилась на несколько самостоятельных княжеств, киевский князь наверняка возобновит попытки, решив, что ему будет легче заглотить их поодиночке.

– Да я не столько Владимира киевского или Андрея владимирского боюсь, сколько братьев любезных! – с досадой говорил Ростислав своему бывшему кормильцу Крепибору, который до сих пор оставался его советчиком. – Владимирко да Ярша меня всю жизнь половцем бранят, а теперь обиделись, поди, что не им старший город достался. Спят и видят, как бы меня из Перемышля прогнать. Или я не прав?

– Может быть, и так, – вздыхая, отвечал Крепибор.

– Вот и начнут они сейчас меня воевать, а я – их. Прольем крови немерено, города разорим, села пожжем…

– Ну, мирных-то зачем воевать?

– А оно само собой как-то получается, уж тебе ли не знать, батюшка! Разорим друг друга, а кто обрадуется? Киевский князь! Тогда уж тот, кто из нас троих умнее, первый к нему на коленях приползет, крест поцелует и дань платить пообещает, только бы последнего не лишиться. А от двух других и памяти не останется.

– Может, тебе бы с братьями сперва помириться, а, княже? – предлагал другой боярин, из старинной волынской знати, Земислав Премыслич.

– А как мне с ними помириться прикажешь, ведь я с ними не ссорился? Если понимают, что нам между собой теперь драться – хуже смерти, то, слава богу. А если не понимают, то словами их не убедишь. Нет, или они мне шею свернут, или я им, пока не успокоимся. И выход вижу один: стать сильнее, чтобы они и не лезли. Чтобы им свои города войска не дали, потому как помирать напрасно никому неохота. А для того мне или с Андреем владимирским, или с Вячеславом туровским надо побыстрее договор утверждать. Лучше с Андрея начать – он и так пуганый. Да и ближе он. Сейчас к нему поеду, а оттуда уж прямо в Туров.

Бояре вздыхали. При всем своем уме и опыте они не могли ничего посоветовать двадцатилетнему парню, который по праву рождения и по отцовскому завещанию оказался владыкой Перемышля, отвечающим за все.

– Может, если с Андреем владимирским хорошо сговоришься, и не надо будет на Вячеславовой дочери жениться, – вздохнул Земислав. – Все-таки венчанная, мужняя жена, а муж еще жив – зачем нам такая княгиня?

Ростислав не отвечал. Все это было верно, но за разговором о Турове ему невольно вспомнилась девушка, которая к Турову, собственно, не имела отношения – послушница Крестя из берестейского Апраксина монастыря. Вспоминая о ней, он понимал: да если бы ангел небесный предложил ему придумать для себя самую лучшую невесту, он придумал бы именно такую. Стройную, красивую, смелую, умную, владеющую собой и в то же время готовую ответить на его любовь. Это ей надо было бы родиться княжной, и она украсила бы собой любой из русских городов!

Дочь Вячеслава туровского, которую он видел рядом с Крестей, казалась привлекательнее других невест лишь благодаря Кресте – на нее словно падал отсвет красоты той, другой. Ростислав понимал, что жить ему придется не с Крестей и что разница между той и другой сделает его супружество только более тоскливым, – но ничего не мог с собой поделать. Мысль о поездке в Туров к Вячеславу казалась заманчивой уже потому, что давала слабую, призрачную надежду увидеть Крестю или узнать, что с ней. Вероятно, она давно уже отправлена назад, в Берестье, и даже, может быть, успела принять постриг, но… Но Ростислав собирался во Владимир, а оттуда в Туров, и сердце учащенно билось при мысли об этом городе.

Бояре Червенской земли, старосты Перемышля и знатнейшее духовенство собирало, как положено, целое посольство, которое должно было сопровождать князя. Во Владимир послали гонца. Андрей ответил, что будет рад принять гостя, но просил приехать с малой дружиной, чтобы не тревожить народ. Наиболее осторожные из перемышльских бояр испугались, заподозрив предательство, но Ростислав отмахнулся: Андрей, скорее всего, сам боится большого войска.

– Невыгодно ему меня убивать, – сказал он Земиславу, который наиболее настоятельно советовал взять всю ближнюю дружину и еще сотню у бояр. – Если я погибну, Перемышль ведь не он, а Владимирко захватит. Надо ли Андрею, чтобы Червонная Русь опять в одних руках собралась? Не надо. Так что он меня беречь и лелеять должен, если не дурак.

– А если дурак?

– На сей случай у него отец есть. Уж Владимир киевский своим сыновьям не даст баловать.

Но не успело посольство собраться, как приехали люди из Белза. Двое бояр и священник жаловались на посадника Стужайлу и князя Ярослава, который не желает разбираться по справедливости.

– И раз так, то лучше ты, Ростислав Володаревич, владей нами, а мы тебе будем служить, как батюшке твоему служили, только дай нам самим тысяцкого выбрать вместо Стужайлы навозного! – говорил боярин Завада, и Ростислав ухмылялся вместе со всеми, думая о приключениях незадачливого Стужайлы.

Дать ответ сразу Ростислав не решился. Все-таки отец завещал Белз брату Ярославу, и забрать его себе было бы нарушением отцовской воли. Но, с другой стороны, и отец ведь хотел, чтобы города управлялись разумно и справедливо, а лишившись одного из двух своих городов, старшие братья поневоле будут вести себя смирно. Хотя любви к младшему брату-половцу, конечно, им такой оборот не прибавит.

– Я приеду к вам и на месте с людьми поговорю, – решил Ростислав. – Если вы правы, то дам тысяцкого, какой вам угоден, но только тогда уж и вы меня не выдавайте. Ведь братья не успокоятся, и Владимирко в Звенигороде рать соберет для Ярослава, чтобы город назад отбить. Тогда уж бейтесь со мной до конца, как и я за вас.

– Батюшка, Ростислав Володаревич! Да чтоб мы?.. Да мы за тебя! Богом клянемся! – дружно завопило посольство, целуя шейные крестики.

Перемышльская дума одобрила это решение: нарушать волю покойного князя не хотелось, но забрать в руки еще один город всем казалось весьма соблазнительным. Каких-то враждебных действий от старших Ростиславовых братьев, обиженных отцовским завещанием, ждали все, и вырвать у них из рук такой город, как Белз, было бы залогом окончательной победы.

– Поезжай скорее к Андрею владимирскому, а там и к Вячеславу туровскому! – теперь бояре торопили Ростислава. – С братьями воевать – помощь нам нужна будет. Поезжай, батюшка. А уж если приедут ляхи, мы их тут без тебя примем, пусть обождут.

Оставив за себя боярина Крепибора, здравомыслию и честности которого он вполне доверял, Ростислав взял три десятка дружины – Звоняты, Мирошки и Давилы – и поехал в Белз.