Обуздать ветер - С. Алесько

Свет со спутницей двинулись дальше по улице, обойдя огорошенного айра. Я в двух словах объяснил другу, в чем дело, препоручил ему сестренку и нырнул в толпу, следуя за парочкой. На мое счастье, народу кругом было полно — спешащие по делам, праздношатающиеся, лоточники, мальчишки и воришки — так что незаметно пристроиться позади лицедея с Вишенкой не составило труда. Они уже закончили говорить о представлении и перешли к обсуждению настоящей жизни.

— Как дела у господина Ярия? — спросил Свет.

— О, все замечательно! Его статуи и картины пришлись по вкусу молодой королеве, а король давно от них в восторге. Он сейчас затеял такое строительство… — дальше я не разобрал, оттесненный от парочки толстенной бабищей, тащившей лоток неаппетитных пирожков. От нее несло кухней и потом, ни дать ни взять — тетка Руша. Прямо какое-то возвращение в детство: бродячие лицедеи, теперь вот она…

— …Твой муж теперь придворный художник? — я вновь пристроился сзади, оставив запашистую бабу позади.

— Почти, — ответила Вишенка. — По-настоящему станет, как только старый Олий сознается, что полностью ослеп. Я, как ты можешь догадаться, не очень жду высокого назначения. Боюсь, что придется переезжать в замок…

— А ты с юности не терпишь золотых клеток, — усмехнулся сочинитель.

— Ох, Свет, там дело было не только в клетке, ты же знаешь. Мы даже об имени дочери не смогли договориться. И потом, все эти кичливые белокостные… И да, конечно, молодость, зов дороги, веселое лицедейское братство… Мой младший такой же. Боюсь, еще год-два и сбежит, хорошо, если с вами.

— А старший?

— Тот в отца. Уже сейчас вовсю помогает Яру и не в меру заглядывается на белокостных девиц. Хлебом не корми — дай какую-нибудь нарисовать. Ты лучше расскажи, как там моя доченька. Вы ведь из Багряного Края?

Я, как говорится, обратился в слух, да еще и айрово чутье на всякий случай задействовал. Да, это совершенно чужие люди, но вдруг дар проснется? Уж больно не хочется что-то упустить в самый решающий момент.

— Оттуда, — кивнул Свет. — Говорят, у нее все хорошо. В самом конце зимы выдала замуж вдову брата за сына Вепря из Турьего Рога. Слыхала о таком?

— Да. Это ее дядя.

— Я даже видел ее как-то раз на улице во время выезда. Не совсем вблизи, конечно, но разглядел неплохо. Девочка по-прежнему больше на отца похожа, но и от тебя что-то есть, особенно заметно, когда улыбается. А вот откуда у нее вздернутый веснущатый носик, не понятно.

— От моей бабушки, — голос Вишенки прозвучал странно.

— Ты бы съездила как-нибудь в Прибрежный. Столько лет прошло, девочка вряд ли держит зло, если вообще когда-нибудь держала.

— Мне нечего ей сказать…

Больше я за ними не шел. Мне тоже нечего было сказать Вишенке. Пока. А вот Малинке я обязательно все расскажу. И даже провожу в Светлогорье, мне-то все равно сюда заходить, к Пеночке.

Теперь, узнав, кем была мать наместницы Багряного Края, я отлично понимал, откуда в сладенькой способности к искусному притворству и тяга к странствиям. Чего ждать от дочери бродячей лицедейки, не пожелавшей променять свободу на сытое тепло жизни в замке?

Корня и Эрику я нашел в общем зале «Орла и ореха», постоялого двора, где мы остановились. Айры закончили ужинать и теперь о чем-то беседовали, надо сказать, довольно мирно. Во всяком случае намерения сцепиться на их лицах заметно не было, хотя мордашка сестренки светилась лукавством, а физиономия Корня — досадой.

Друг, завидев меня, тут же спросил:

— Ну и где живет эта ягодка?

— Тебе-то что?

— Да я прикинул, что мать, верно, не хуже дочери. Если малютка не сочиняет, это ведь лапулина…

— Держи свои лапы подальше от моей тещи! — не выдержал я, досадуя на болтливость Эрики. Хотя молчать сестренку я и не просил…

— Слышь, Тимьян, а выдюжишь стольких опекать? Да и доколе? Стоит мне увидеть по-настоящему волнующую кровь красотку, как тут же выясняется, что она тебе не чужая.

— Ах, неужели это лестное высказывание относится и ко мне, не достающей великому воину до подмышки? — не смолчала Эрика.

М-да, Тимьян, ты-таки верно распознал истоки неприязни малышки. Корень аж пивом поперхнулся и теперь отчаянно кашлял, все сильней краснея от удушья.

— Эри, иди-ка ты спать, — распорядился я.

Сестренка послушно встала, но вместо того, чтобы отправиться наверх, подошла к айру и легонько похлопала его по спине. Кашель прекратился настолько быстро, что без волшебства тут явно не обошлось.

— Спасибо, малютка, — просипел Корешок, отдышавшись. — Я никак не думал, что запал тебе в душу столь глубоко. Кто б мог предположить, что ты до сих пор бережно хранишь в памяти мои слова.

— Да и ты, я смотрю, не позабыл нашу первую встречу, — медовым голоском пропела, нимало не смущаясь, Эрика и вновь уселась за стол.

— Я, кажется, здесь лишний, — проворчал, посмеиваясь про себя. — Клевер страшно обрадуется, узнав, как вы сдружились за время скитаний. — Двое обалдуев уставились на меня едва ли не испуганно. — Шучу, — успокоил их и принялся за принесенный служанкой ужин.

Путешествие в Багряный Край проходило спокойно. Караван был большой, с приличествующей охраной, а на дорогах западной Светаны царил порядок. Мелкие шайки иной раз пошаливали, а крупных давно уж не водилось. Говорили, что благодарить за это нужно Вепря, лорда из Турьего Рога, и его сыновей. Что ж, ничего удивительного, я отлично помнил Малинкиного дядю и подозревал, что своих отпрысков он воспитал правильно.

Дорога пролегала вблизи Окоёма, башни на границе Светаны и Багряного Края, в которой обитал колдун Дёрен, знакомец сладенькой. Когда выяснилось, что на ночь предстоит остановка в селении неподалеку, я не смог устоять перед соблазном наведаться к таинственному старикашке (а может, вовсе и не старикашке — возраст-то у него во время нашей прошлой встречи постоянно менялся, просто званию колдуна в моем представлении больше пристали морщинистое лицо, длинная седая борода и кустистые брови). Эрика, понятное дело, увязалась со мной (разве может творящая пропустить встречу с человечьим колдуном?), а Корень не пожелал отставать, благо ему в ту ночь выпало караулить ближе к рассвету.

До башни мы добрались, когда дневной свет почти погас. По поводу возвращения не слишком тревожились, сестренка обещала переместить нас хотя бы на полдороги, а я надеялся, что уж факел-то для гостей Дёрен не пожалеет. Подъем в сумерках по длинной каменной лестнице оказался проще, чем я предполагал. Стоило поставить ногу на первую ступень, как пятна лишайника на ней и последующих мягко замерцали желтовато-зеленым, не давая оступиться. Дверь при нашем приближении распахнулась сама, небольшую площадку перед входом несмело затопил свет нескольких свечей в высоком канделябре, стоявшем посередине памятной мне круглой комнаты.