Дикое племя - Октавия Батлер

Эти убийства доставляли ему особое удовольствие. Несомненно, по характеру доставляемых переживаний они были наиболее приятными. Но для Доро эти убийства походили на те, которые он совершил совершенно случайно — со своими родителями. Он никогда не носил эти тела подолгу. Он избегал смотреть в зеркало до тех пор, пока не совершал очередное преображение. В такие моменты он особенно остро ощущал свое абсолютное одиночество, и тосковал по смерти, несущей конец этому мрачному чувству. Кто он такой на самом деле, если может иметь все, кроме собственного тела и смерти?

Люди, подобные Исааку и Нвеке, не знали, в какой безопасности они жили, даже находясь рядом с ним. А люди, подобные Энинву, закоренелые дикари, не представляли себе, в какой безопасности они могли бы жить. Впрочем, для самой Энинву это было уже поздно. Это запоздало на многие годы, несмотря на отношение к ней Исаака. Доро больше не хотел видеть возле себя эту женщину, не хотел видеть ее укоризненного взгляда, ее тихой открытой ненависти, ее долгого и раздражающего присутствия в его жизни. И коль скоро она не представляла уже большой ценности для Исаака, она должна будет умереть.

Исаак, обеспокоенный и испуганный, мерил шагами кухню, не в силах ничем заглушить звуки рыданий Нвеке. Для него было трудно удержаться и не подходить к ней. Он знал, что ничего не мог сделать, не мог оказать никакой помощи. Люди, находящиеся в кризисе переходного возраста, не совсем правильно реагировали на него. Энинву могла и строго придерживать их, и баловать, она могла на время стать их матерью — независимо от того, была она ею на самом деле или нет. И в своей боли они льнули к ней. Если же их пытался приласкать Исаак, они чаще всего отталкивали его. Он никогда этого не понимал. Ведь всегда казалось, что они очень любили его.

И Нвеке его любила. Она выросла, называя его отцом, хотя знала, что он ей вовсе не отец, и никогда не спорила с этим. Она не была и дочерью Доро, но Исаак очень любил ее и частенько говорил ей об этом. Он жалел, что не может быть рядом с ней, чтобы поддержать и смягчить боль. Он тяжело опустился на лавку, не сводя глаз со спальни.

— С ней все будет хорошо, — сказал Доро из-за стола, доедая сладкое печенье, которое Исаак отыскал для него.

— Как ты можешь это знать? — возразил ему Исаак.

— У нее очень хорошая кровь, с ней ничего не случится.

— Моя кровь тоже была хорошей, но я едва не умер.

— Но ведь вот ты, здесь, — весьма убедительно заметил Доро.

Исаак потер ладонью лоб.

— Я не думаю, что я бы так же нервничал, если бы она рожала. Она такая же маленькая, как Энинву.

— Даже меньше, — сказал Доро. Он взглянул на Исаака и улыбнулся, словно какой-то только ему одному известной шутке.

— Она будет твоей следующей Энинву, ведь так? — спросил Исаак.

— Да. — Выражение лица Доро при этом не изменилось. На нем блуждала все та же странная улыбка.

— Сейчас она еще ничего из себя не представляет, — сказал Исаак. — Она красивая и очень непоседливая молодая девушка. Но после сегодняшней ночи она может стать очень сильной. Ты говорил, что она обладает способностями читать чужие мысли.

— Я убежден, что именно так оно и будет.

— Но ведь это убивает. — Исаак бросил долгий взгляд в сторону спальни, представляя себе, как его любимая молодая падчерица превратится в порочное и злобное существо — такое, как его давным-давно погибший сводный брат Лейл, или как его повесившаяся мать. — Этот дар убивает, — повторил он с печалью в голосе. Бедная Нвеке. Ведь даже этот кризис не будет означать для нее конец внутренней боли.

Так чего же он хотел для нее? Жизни или смерти? И что он должен пожелать для ее матери?

— Мне нужны люди, которые столь же хорошо обмениваются мыслями, как ты передвигаешь предметы, — сказал Доро. — Например, Аннек.

— А ты думаешь, что она будет такой, как Аннек?

— Она перенесет этот кризис и получит возможность управлять собой.

— Она и Аннек родственники?

— Нет. — Тон, которым Доро это произнес, показывал, что он не желает обсуждать предков Нвеке. Тогда Исаак изменил подход.

— Энинву имеет совершенный контроль над всем, что она делает, — сказал он.

— Да, в пределах собственных возможностей. Но она родом из дикого племени. Я устал от попыток подчинить ее себе.

— Ты? Устал?

Нвеке перестала кричать. В комнате стало неожиданно спокойно и тихо, если не считать этих двух слов, произнесенных Исааком.

Доро проглотил остатки печенья.

— Ты хотел что-то сказать?

— Только то, что было бы очень глупо убивать ее. Это было бы неоправданной потерей.

Доро всего лишь взглянул на него, но Исаак сразу узнал этот взгляд, который разрешал ему сказать то, чего Доро никогда бы не позволил другому человеку. На протяжении многих лет Исаак своей преданностью и приносимой пользой заслужил право говорить все, что он чувствовал, без всяких опасений, но и не без осторожности.

— Я не буду забирать ее от тебя, — тихо сказал Доро.

Исаак кивнул.

— Если бы ты сделал это, я бы долго не протянул. — Он потер свою грудь. — С моим сердцем что-то не в порядке. И вот теперь Энинву делает для него лекарства.

— Твое сердце!

— Да, она заботится о нем. Она говорит, что ей не хочется оставаться вдовой.

— Я… думал, что она может помочь тебе хоть немного.

— Она уже «немного» помогла мне, лет двадцать назад. А сколько детей я произвел для тебя за последние двадцать лет?

Доро промолчал. Он наблюдал за Исааком без всякого выражения на лице.

— Она помогает нам обоим, — сказал Исаак.

— Что ты хочешь? — спросил Доро.

— Чтобы она жила. — Исаак сделал паузу, но Доро вновь промолчал. — Позволь ей жить. Через некоторое время она вновь выйдет замуж. Она всегда должна быть замужем. А затем ты получишь новых ее детей. К тому же, она сама представляет особую породу. Это нечто такое, чего ты никогда не встречал раньше.

— У меня уже был однажды один лекарь.

— И она жила триста лет? Она дюжинами приносила тебе детей? Она могла по желанию изменять свою внешность?

— Прежде всего, это был он. А на все три оставшихся вопроса я отвечу отрицательно. Нет.

— Тогда оставь ее. Если она надоедает тебе, просто не обращай на нее внимания некоторое время. Оставь ее без внимания на двадцать лет, или на тридцать. Какая разница для тебя или для нее, насколько? Когда ты вернешься к ней, она так или иначе изменится. Но только, Доро, не убивай ее. Не делай этой ошибки.

— Я не хочу и не нуждаюсь больше в ее присутствии.

— Но ты не прав. Ты ошибаешься, потому что, оставшись одна, она не умрет и не позволит себя убить. Она не временный человек в этом мире. И ты никак не можешь согласиться с этим. Если ты оставишь ее в живых, а затем вновь вернешься к ней, ты уже никогда не будешь одиноким.