Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия

Аймар, когда задумывался над итогом Бойни Двенадцати Красок, предполагал что-то подобное.

— К тому же, если бы власть захватила я, каждый тан подумал бы: «Почему ей можно, а мне нет? Я ведь не хуже!». Распри возобновились бы, покуда хватало сил. А уж не знаю, как у остальных полководцев, я по своим людям видела, что преданность их не безгранична. Даже на юге становилось все меньше еды, все хотели к семьям домой. Было очевидно, что пользоваться своим войском мне остается все меньше времени. Да простит меня Кровавая Мать Сумерек, но отец тогда погиб невероятно своевременно: это дало мне отличный повод вернуться в родные земли так, чтобы никто не задавал вопросов.

Аймар выкатил глаза.

— Есть время для атаки и время для отступления. Тогда нужно было много времени, — продолжала танша, — чтобы заросли раны земли, чтобы заново заколосились поля, отяжелели кони и подросло новое поколение солдат. И это время еще не прошло. Займи я тогда столицу, я бы стала всеобщим врагом страны, — резюмировала женщина.

— А так им теперь стану я?! — вскинулся мужчина. Она собирается поквитаться с ненавистной раману его руками, так что ли?

Бансабира невозмутимо и почти небрежно пожала плечами:

— Зависит от тебя, Аймар.

Аймар, как обещал, дослушал все, что было ему сказано. И теперь тана несказанно бесило, до клекота в висках и зуда в кулаках, что эта неугомонная танша опять все решила за всех. Она не предлагала ему обсудить что-либо, она требовала принять свои условия. Напрасно

что ли она устроила этот балаган с Этером, с поездкой на крайний север? Все, чтобы показать ему, Аймару, что если он откажется, то весь Яс услышит потом какую-нибудь байку, вроде: тан Черного дома кинулся на помощь будущей невесте, которую доводил до отчаяния деверь по первому мужу, но, к сожалению, оказался совсем не приспособлен к диким неистовым холодам севера и или примерз в сугробе, или погребен под лавиной, сошедшей из-за летнего таяния, или вообще сорвался с вершины фьорда в Северное море и давно подкормил хищного кита.

Она обожает давить и настаивать на своем выборе для всех. Но сейчас она предлагает по-настоящему компромиссное решение для обоих, и сама же предлагает заверить договор письменно.

Они смотрели друг на друга мучительно долго, меняясь в эмоциях от настороженности и недоверия до решимости рискнуть и — выиграть.

* * *

Аймар тяжело вздохнул, сжал кулаки, в сердцах обозвал Бансабиру редкой сукой — и подписал все копии договора.

* * *

В тот же час из числа сопровождающих Аймара трое рванули в родной чертог за поверенным законоведом.

— Что ж, таким образом, осталось лишь одно, — обронил Дайхатт, когда вернулся в комнату к Бансабире.

— Иввани?

Аймар мрачно кивнул: он все еще не видел её.

— Я послала за ней, — отозвалась танша. Перспектива оставаться наедине с обозленным Дайхаттом и терпеть его недовольное молчание совсем не прельщала, и, едва тан подписал бумаги, Шухрану было велено привести Иввани.

— Звала, сестра? — совсем скоро Иввани зашла в комнату и вздрогнула, завидев Дайхатта. Она не знала, кто перед ней, но рослый, атлетично сложенный незнакомец о черных вьющихся волосах показался невероятно привлекательным.

Аймар тоже обернулся на вошедшую гостью. Костлявая — это первое, что мог бы сказать Дайхатт о девчонке. Иввани была хорошенькой на лицо — его страхи оказались беспочвенными, и уже было видно, что когда-нибудь из неё выйдет роскошная желанная женщина, в несравненных глазах которой рад будет утонуть каждый. Но сейчас… сейчас на вкус Дайхатта Иввани была слишком худая, слишком тонкокостная, недостаточно округлая и в груди, и в ягодицах, а узкие бедра вряд ли позволят ей родить полдюжины крепких ребятишек.

Тан украдкой кинул взгляд на тану Яввуз.

— Я не знала, что ты занята, — попыталась объясниться девица. — Шухран сказал…

— Я звала, Иввани, — тепло улыбнулась Бану, протягивая руку, чтобы придать сестре уверенность. — Заходи, представлю тебя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Иввани приблизилась, храбрясь.

— Да благословит вас Кровавая Мать Сумерек, господин, — изящно поклонилась Иввани. Аймар вздернул брови и теперь открыто уставился на Бансабиру. Та только улыбнулась: не объяснять же ему, что Иввани абсолютно во всем пытается походить на высокородную родственницу.

— Иввани, моя сестра.

Девушка улыбнулась, заправив за ухо прядку распущенных, гладких, как смоляное озеро, волос.

Дайхатт, со снисходительной иронией приметив жест, кивнул:

— Да благословит и вас Мать Сумерек, танин, — он намерено подчеркнул её титул и улыбнулся ослепительной белозубой улыбкой. У Иввани заблестели глаза и заалели щеки.

Остальную часть приветствия Аймар, к удивлению Бану, взял на себя:

— Я — ваш будущий муж, Иввани.

От того, как он произнес её имя, в груди девочки сладко замерло, а потом всковырнулась и поднялась неведомая прежде нежность.

— … и тан Черного дома Аймар Дайхатт.

— Тан Дайхатт, — пролепетала Иввани, снова поклонившись, а потом, как опомнилась. — Т… тан … Дайхатт? — девочка вдруг нахмурилась, испуганно воззрилась на Бану. Всякая тень очарования слетела с её лица. — Дайхатт, Бансабира?

— Дайхатт, Иввани, — Бансабира в ответ на сестру прямо и строго, не допуская противоречий или обсуждений. Потом оглянулась на мужчину. — Аймар, не сочти оскорблением, можешь попросить у Маты прохладного молока?

Аймар понял: это не займет много времени. Двое боролись в его душе: с одной стороны, он хотел досадить Матери лагерей, что она так грязно его обманула, предала ожидания. Поэтому он обрушил весть о замужестве на Иввани, как снег на голову, чтобы хоть разок испортить планы Маленькой танши и посмотреть, как неожиданная влюбленность в глазах малолетки сменится разочарованием, сродни тому, что испытал сам. С другой стороны, в его душе прочно обосновались теплые чувства к Бансабире Яввуз, и он не хотел её обижать, даже если не до конца еще осознавал, чем все оборачивается.

— Не сочту, — вышел.

— Дайхатт, Бану?! — Иввани обернулась, закусив губу. Глаза заблестели теперь от подступившей досады, но Иввани сдерживалась: о неприязни Матери лагерей к чужим слабостям хорошо известно.

— Иввани, послушай меня внимательно, — быстро и неуступчиво проговорила Бану, взяв лицо сестры в руки и чуть наклонившись к ней. — Аймар — хороший человек и достойный тан. Больше того, однажды ему откроется удивительное будущее, и это станет и твоим будущим.

Все-таки хмурясь, Иввани выдавила недоверчиво:

— Дайхатты убили…

— Твоего отца и братьев, это правда. А мой отец, Сабир Свирепый, из мести за брата и племянников убил отца Аймара. Своими руками. И это не помешало нам с ним забыть прошлое. Сама судьба развела нас по разные стороны ратного поля, но, будь в те времена у власти танааров мы с Аймаром, наверняка смогли бы договориться. Дайхатт решителен и властен, иногда импульсивен, но не было ни раза, чтобы я усомнилась в верности его слова. Аймар мне всерьез должен, Иввани, поэтому он тебя не обидит.

Смысл ситуации постепенно доходил до Иввани. Но вот так вот согласится спать с мужчиной, причастным к смерти почти всей её семьи?!

— Бансабира, — взмолилась девочка, — но ты требуешь от меня выйти замуж за врага.

Бану снисходительно улыбнулась.

— И что? Разве я не была замужем за врагом?

Иввани замялась еще сильнее: ей было впервой поднимать такие деликатные темы.

— Я слышала, ты не ладила с отцом Гайера.

Бану скривилась, как от тошнотворного запаха.

— Нер был последним тюфяком на свете. Бледный, мерзкий, неуклюжий, бесполезный для танши — в армии, для женщины — в постели, — Бану положила на щеку сестры ладонь и провела большим пальцем по выразительной скуле. — Наслаждение под одним одеялом с мужчиной стоит дорогого. Я рада, что ты можешь остаться с кем-то, кто знает, что делать с женщинами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Иввани нахмурилась:

— От… откуда ты знаешь?