Хаосовершенство - Вадим Панов

Покончив с едой, слуга еще раз изучил поведение охранников, определил, кого из них необходимо убить, чтобы добраться до крыши, дождался, когда к воротам подойдет Джезе, достал коммуникатор и набрал номер.

— Зум, да-а?

— Да, — коротко ответил мужчина. — А ты кто?

— Скоро буду на-а крыше, — деловито сообщил Олово. — Увидишь меня-а — иди тоже. Спа-асем Па-апу.

— С кем я говорю?!

Олово отключил коммуникатор, поправил наномаску, закинул рюкзак за спину, взял в правую руку нож и пошел на крышу.

Рихард Зум был человеком исполнительным и дисциплинированным, он получил приказ и собирался исполнить его в точности. Он попрощался с Папой, проводил на смерть человека, которого любил и которым восхищался, но, несмотря на то что считал себя обязанным пойти вместе с Папой и умереть, остался. Он получил приказ от человека, которого любил и которым восхищался, он проводил его на смерть и пообещал не мешать.

Но для себя Зум тоже все решил.

Много лет назад, когда баварский султан распорядился снести Кельнский собор как «чересчур высокий и раздражающий эстетические чувства граждан», Рихард испытал дикую, всепроникающую злобу. Он был молод, но с богатым военным опытом. Он не был добрым католиком, но верил в Бога и даже иногда исповедовался. И он не хотел, чтобы кто-то чужой руководил его «эстетическими чувствами». Вспыхнувшие в Кельне беспорядки Европол подавил беспощадно. Впрочем, и беспорядков-то особенных не случилось. Правоверным решение султана насчет непонятного строения было до балды, а напуганные меньшинства утерлись. И лишь группа вооруженных «террористов» попыталась преградить разрушителям путь.

Перестрелки продолжались полдня и закончились закономерным разгромом бунтовщиков. Рихард с остатками своих людей едва сумел бежать во Франкфурт. Узнавший об инциденте Папа отыскал его и предложил покровительство. Так, собственно, их дружба и началась.

И ни разу за все это время Зум не пожалел о сделанном выборе.

Потому что тогда, встав на защиту собора, он понял, что такое Принципы. Вера. Идеалы. Понял, насколько они важны. Понял, что за них имеет смысл умереть.

И человек, которому он служил, был образцом неукротимого следования Принципам, Вере, Идеалам.

Сейчас этот человек шел на смерть, а он, верный Зум, должен был сидеть и ждать.

Проводив Папу, Рихард собрал ребят и коротко объяснил ситуацию. Объяснил так, как сам ее видел: что сделает с ними Ахо в случае победы и почему они не могут пойти с Джезе сейчас. Сказал, что приказывать не станет, что каждый вправе сделать собственный выбор, и без обиды попрощался с двумя парнями, которые отказались ждать исхода схватки. Или они не верили в Папу, или не любили его — не важно. Они ушли, а Зум и остальные члены «Кельнского братства» стали готовиться к драке.

А потом оставленный архиепископом коммуникатор зазвонил, и странный голос сообщил Зуму, что «мы спа-асем Па-апу».

Раньше Рихард проигнорировал бы подобное сообщение, но теперь, после московского покушения, после того, как пролетели мимо выпущенные с нескольких шагов пули, он совсем иначе смотрел на вероятность чуда…

Ускориться, стать быстрее и сильнее, вывести свой организм на пик и даже чуть выше… Именно так представляют смысл боевого транса обыватели. И в чем-то они правы.

И принципиально не правы.

Потому что суть боевого транса заключалась не в повышении воинских характеристик, а во временном переходе на следующую ступень, на уровень могущественных сил, точнее — их отражения в Срединных мирах. Вошедший в боевой транс хунган получал доступ к силе Вуду, и духи Лоа становились его частью. А потому в сражении хунганов огромное значение имела благосклонность переменчивых Тринадцати Пантеонов.

Начиная сражение, Джезе знал, что духи, как и архиепископы, раскололись, что не определились в выборе между молодым напором Папы и опытом настоятеля, и этот факт позволял Джезе рассчитывать на успех.

Удар! Еще удар! Еще!!

Разъяренный архиепископ атаковал размашисто и красиво. Папа знал, что духи Лоа ценят стиль, и сознательно старался произвести впечатление.

Удар! Еще удар!

Разумеется, Джезе не забывал и об эффективности, его красивые удары были тяжелы, но Ахо защищался уверенно.

Еще удар!!

За которым стремительно последовал ответный выпад. Не менее красивый и эффективный. Еще один выпад. Еще!

Подобно тяжеленному локомотиву, Ахо долго набирал скорость, терпеливо снося удары быстрого соперника. Зато теперь остановить настоятеля не представлялось возможным.

Выпад. Выпад. Выпад. Еще один, достигший цели. И тут же два следующих.

Острая боль пронзила тело, и Джезе понял, что сегодня духи Лоа выбрали своим кумиром Ахо.

Зара не ожидала, что ей будет настолько тяжело смотреть на поединок. Она надеялась остаться холодной, но не смогла. Потому что ненавидела Папу всей душой и обожала его. Мечтала увидеть мертвым и понимала, что сойдет с ума от этого зрелища. Потому что танец мамбо остался незавершенным, но в душе Зара исполнила его до конца. Потому что любила…

Зара понимала, что Джезе ее не пощадит, напряженно следила за действиями Ахо, но всякий раз, когда настоятель наносил точный удар, мамбо холодела.

«Нет!!»

Вид окровавленного Джезе терзал сердце. Было понятно, что Папа слабеет, что защищаться ему становится все труднее и труднее, но вместо радости Зара испытывала почти физическую боль. Будто она, а не Папа, сдерживала резкие выпады настоятеля. Будто она, а не Папа, теряла силы и кровь. Будто ее, а не Папу, готовились пожрать изменчивые духи Лоа.

«Почему?»

Зара отвернулась, и взгляд уперся в следящую за схваткой Патрицию.

«Во всем виновата она!»

Ненависть затуманила мамбо. Она помнила, что настоятель хотел убить проклятую девчонку позже, когда Папа потеряет силы, но не смогла противиться захлестнувшей ярости.

— Ты во всем виновата!

Духи слишком заняты поединком, они не помогут, оружия никакого нет, но Зару это не остановило. Она видела цель — шею Патриции — и была уверена, что сможет ее сломать.

— Ты во всем виновата!!

Зара бросилась на женщину, укравшую ее мужчину. На счастливую и ненавистную тварь. Зара бросилась, но за мгновение до того, как пальцы должны были сдавить жертве горло, перед мамбо выросла невидимая, но непреодолимая стена. Воздух стал упругим. Не твердым, но вязким, и Зара поняла, что не в силах пошевелиться. А еще она поняла, что видит теперь не шею, а глаза соперницы.

Глаза, в которых не было ни капли ненависти.

— Ты… — прохрипела мамбо, а в следующий миг слова превратились в крик невыносимой боли.