Конец и вновь начало - Лев Гумилев

Именно так трудолюбивые земледельцы, думающие об урожае одного года, превратили в песчаные барханы берега Эцзингола, Хотан-дарьи и озера Лобнор, взрыхлили почву Сахары и позволили самумам развеять ее.

Сахара продолжала расти и в античное время. Дело в том, что огромные стада лошадей, которые нужны были для римской кавалерии, паслись в предгорьях Атласа на рубеже Сахары. Они вытоптали землю так, что там тоже начала воцаряться пустыня, и до сих пор она расширяется. Свидетельство тому — недавняя Сахельская трагедия.

И ТАК БЫЛО ВСЕГДА

Вообще надо отметить, что воздействие на природу в античное время со стороны Римского мира (Pax Romana) было ничуть не меньше, чем в наше время со стороны Европейского мира, разумеется, с учетом разницы в уровне развития техники.

Чтобы убедиться в этом, посмотрим, каким пришел Рим к I в. н. э. — своей инерционной фазе. Начнем для понимания механизма явления с общего обзора тех изменений в отношениях римлян с ландшафтом, которые происходили в предыдущие два столетия. Итак, что же было в это время в Риме?

А ничего хорошего. Потому что Рим превратился из маленькой деревни, где жило 500 семейств, в победоносный «Вечный город», который распространился на большое пространство и превратился в мегаполис с миллионным, полуторамиллионным и двухмиллионным населением.

Сами понимаете, что такой город надо было кормить, а кормить его было очень трудно, потому что сами римские граждане не желали работать. Они завоевали столько стран вовсе не для того, чтобы потом дома заниматься скучным земледельческим трудом. Они считали себя участниками общего дела («республика» — общее дело) и полагали, что если оно приносит доход, то они должны получать свою долю этого дохода. И потом легионеры, ходившие в далекие походы на восток — в Грецию, в Сирию, на запад — в Испанию, на север — в Галлию (современную Францию), возвращаясь с большой добычей и получая отставку и даже земельные наделы, эти земельные наделы быстро пропивали и свою добычу тоже.

Кстати сказать, они не могли поступать иначе, потому что походы требовали от них такого нервного напряжения, что отдых им был необходим, а отдых стоил дорого. Ведь отдых — это же не просто лежать под оливой. Отдых это удовольствия, а они всегда денег стоят. И они закладывали все свое имущество, пропивали его, а потом надо было или снова идти в легионы, или (если они были старые, усталые и их не брали) получать от государства средства для существования. Им давали бесплатно хлеб, так как считали, что раз у них есть хлеб, они не пропадут. Конечно, не хлебом единым жив человек, надо и оливки, и масло, и мяса поесть, и рыбки солененькой, и вина выпить. Для этого они доставали деньги, обслуживая вождей различных политических партий. И чем активнее они обслуживали своих вождей, тем больше те вожди им платили.

В результате Средняя Италия, родившая этот этнос, совершенно изменила свой ландшафт. Богатые земледельческие угодья превратились в пастбища по той простой причине, что в те старые времена холодильников не было и мясо привезти откуда-нибудь из-за моря было невозможно, оно бы протухло. Поэтому на бойни в Рим пригоняли быков и свиней, для того чтобы их тут же резали и мясо сразу же продавали.

А хлеб можно было привезти из Африки, где в долинах Атласа были фосфористые почвы, дававшие баснословно большие урожаи. Плоды можно было привезти из Испании, из южной Галлии, называемой Прованс (букв. провинция, т. е. завоеванная страна), вино из Греции, хлеб еще и из Египта везли в большом количестве, т. е. все можно было привезти, кроме двух вещей — свежего мяса и цветов для женщин, ибо женщины, я не знаю почему, очень любят цветы.

В результате город Рим с двухмиллионным населением превратился в город-паразит, который жил за счет всех завоеванных провинций и высасывал из них все соки. Казалось бы, провинции должны беднеть, нищать и превращаться в совершенное ничтожество. Ничего подобного не было! Они, при том, что их грабили целиком и полностью, богатели, увеличивали свою продукцию и выдавали на Рим столько, сколько требовало начальство, и еще себе и своим детям оставляли — не меньше, чем отдавали.

За счет чего же шло такое процветание? За счет совершенно безобразного ограбления природы. Великолепные дубовые и буковые леса Италии были вырублены, и склоны Апеннин поросли маквисом; Испания, которая была покрыта прекрасными субтропическими лесами, превратилась в степь, по которой можно было только овец гонять, как в Монголии, и испанцы стали скотоводческим народом. В Африке богатейшие долины были выпаханы. Перестали давать какие-либо урожаи, т. е. житницы Рима (Африка и Сицилия) оказались голыми каменистыми странами, почти без почвенного слоя.

Отсюда ясно, что если мы процветаем, то всегда за счет чего-то, а древние римляне, подобно нашим недавним предкам, считали, что богатства природы неисчерпаемы. Их потомкам пришлось убедиться, что они были неправы. Вместе с тем сказать, что у них была хорошая, веселая жизнь, нельзя. Понятно, что двухмиллионное население в Риме создалось не за счет естественного размножения и даже вопреки тем демографическим тенденциям, которые в это время были. В большом городе, где много всякого рода удовольствий и удовольствия эти бесплатны (не только хлеб давали, но и бесплатные представления ставились для римских жителей и приезжих), женщины не очень стремились иметь детей. Римские матроны принимали все меры, чтобы сохранить фигуру как можно дольше.

Поэтому в Риме был отрицательный прирост населения. Пополнялось же население за счет людей из провинции, которые приезжали, и поскольку прописка там не требовалась, занимали угол и находили себе какое-то применение, далеко не всегда целесообразное с точки зрения государственной. Одни становились сутенерами, другое — контрабандистами, третьи — ворами, четвертые — наемными убийцами, женщины — проститутками — кто кем. И в огромных пятиэтажных домах в Риме им сдавали комнаты или даже углы. Теснота была жуткая. Дома строились плохо, вентиляция омерзительная, здания иногда падали, погребая жильцов под собой, но их строили заново так же скверно, потому что погибших никто не считал и не жалел.

Правда, римляне сделали несколько важных технических усовершенствовании, они провели клоаку — канализационную систему, использовав маленькую речку, которая так и называлась (с тех пор клоакой стала называться любая канализация), а с другой стороны, сделали водопровод. Раньше они обходились акведуками, т. е. ставили желоб на подпорках и по нему пускали чистую воду, которая все время обменивалась кислородом с атмосферой. Но в город-то акведуки не проведешь, да и грязь в городе, воздух плохой. Поэтому сделали водопровод. Они умели делать водопроводы, но со свинцовыми трубами. Вино также хранили в свинцовых сосудах, а других не было. Вода стала заражаться свинцовыми окислами. Вино портилось, и люди постоянно медленно отравлялись. Короче говоря, в Риме был очень тяжелый быт, который люди терпели, лишь бы бездельничать.

Таким образом, в инерционной фазе вся система превратилась в паразитическую, существовавшую за счет ограбления природы Средиземноморья и окрестных стран, в которые шла постоянная экспансия: Цезарь захватил Галлию, получил оттуда огромное количество золота и с помощью этого золота захватил власть в Риме; Помпей захватил Сирию; Антоний, женившись на Клеопатре, тем самым ввел в римскую систему Египет, который был оккупирован, после гибели Антония, Августом. Следовательно, к I в. создалась страна, которая ограничена была Рейном, Дунаем и Евфратом, — огромная страна. Природу спасало здесь отчасти лишь то, что население этой большой страны не превышало 50–52 миллионов человек,[143] т. е. такого перенаселения, как сейчас, не было, но при этом неэкономное расходование природных средств изменяло ландшафты: природные биоценозы упрощались и исчезали, расширялся антропогенный ландшафт мирового города, но ненадолго.

Этот противоестественный уровень развития урбанизации — синоним инерционной фазы, когда этнос, как Антей, теряет связь с почвой, на которой он вырос. На эту тему Джон Стюарт Коллинс в книге «Всепобеждающее дерево» пишет: «Святой Павел был прав, призывая гнев Божий на головы жителей Антиохии. Правы были и другие пророки, проклинавшие города. Но, поступая правильно, они руководствовались ложными мотивами. Суть греха была не в его моральной стороне, он относился не к теологии, а к экологии. Чрезмерная гордыня и роскошь не навлекли бы кары на людей; зеленые поля продолжали бы плодоносить, а прозрачные воды нести прохладу; какой бы степени ни достигли безнравственность и беззаконие, высокие башни не зашатались бы, а крепкие стены не обрушились бы. Но люди предали Землю, данную им Богом для жизни; они согрешили против законов земных, разорили леса и дали простор водной стихии — вот почему нет им прощения, и все их творения поглотил песок».[144]