Мертвая линия. Оно приближается… - Саймон Уокер

Когда яичный дождь прекратился, Бром открыл глаза, но даже не смог как следует удивиться увиденному. Вокруг него в густой жиже лежали исчезающие тела призраков и поверженные легионеры. На ногах остался только один. Некто высокий, в темном балахоне с капюшоном, сделал шаг к друиду и развел в стороны руки. Вместо кистей у него были огромные зазубренные лезвия. Бром попытался поднять посох, но тот вывернулся из обессиленных пальцев и упал в яичную слякоть. У друида появилось ощущение, будто ему в желудок положили кусок льда. Бром все понял и снова зажмурился. Но даже с закрытыми глазами он ясно представлял, как облепленный скорлупой призрак подходит к нему, замахивается и…

Жмац!

Жмац, жмац… жмац.

— Ремуф То Озерволд! Клик!

Бром открыл глаза. Призрак висел в воздухе и беспомощно болтал ногами. Его тело пронизывали лучи синего света, разъедая, дырявя и поглощая. Рядом стоял взлохмаченный Абракадабр с дымящимся посохом в руке, а по бокам у Главного Друида высились Эйбус и два Эдварда. Бром покачнулся и упал.

Чуть позже он снова открыл глаза и увидел склонившихся над ним Абракадабра и Кая. Вокруг шевелилась от ночного ветерка палатка с белым потолком.

— Как? — еле вымолвил Бром.

— Тише, не болтай, — улыбнулся Главный Друид. — Ты раненный, и ты герой. Тебе прописан полный покой.

— Ты спас всех нас, — сказал Кай, благодарно кивая забинтованной головой.

— Но…

— Призраки прошли другим путем, — объяснил Абракадабр. — Не так, как вы ожидали. Они напали неожиданно и быстро уложили почти всех солдат. Хвала Светлым Духам, что они никого не убили. Я думаю, Зигмунд хотел взять вас живыми, чтобы силой присоединить к своей армии. В нынешней ситуации разбрасываться хорошими воинами просто глупо, даже если они чужие. Потом ты произнес заклинание и уничтожил всех Виши. Остался только Крон, но с ним справились уже мы. Хорошо, что успели. Мы спускались с соседней горы, от Перехода, и видели сражение с самого начала. Ты молодец! Я горжусь тобой.

— А…

— Яйца? Да это мелочь, — махнул рукой Главный Друид. — Ты слегка оговорился. Хотел, наверное, сказать «Эгей» и вызвать стену огня, а сказал «Эгой», и посыпались яйца.

— В данном случае, — потер подбитый глаз Кай, — я за яйца.

Маленький домик с открытой верандой утопал в зарослях цветущей сирени. Вечер уже накрыл его, зажег лампаду на столе и свернулся вокруг. В скрипучем кресле возле перил сидел старик. Положив ноги на перекладину под столом, он тихонько перебирал струны мандолины. Мотив, словно легкий дымок, струился из-под пальцев, поднимался в воздух и сплетался с благоуханием сада. Под домом плыли облака. Дом, сирень и старик висели среди звезд, разбавляя собой бесконечность.

Белый пушистый комок появился на перилах. Кот лениво потянулся, будто так и спал здесь, а не возник только что из обманчивых бликов закатывающегося солнца. Старик отложил мандолину и взял со стола уже раскуренную трубку.

— Говард. Что нового?

— Доиграй песню, — улыбнулся кот.

— Надоело, — скрипнул старик в унисон креслу. — Чем дольше длится вечность, тем сложнее найти себе занятие по душе.

— Начни великую небесную битву, разверни галактику, сделай себя смертным.

— Все это так банально, мой друг. Битвы. Изучение того, что сам же и создал. Игры в людей. Хочется чего-то необычного.

— Женись, и тоска отступит.

— Да, и придет депрессия.

— Смешно. — Кот прищурился и принялся чесать за ухом.

— Грустно, — ответил старик. — Зачем ты мучаешься, ведь не чешется?

— А зачем ты куришь трубку и пьешь настойку из шиповника?

— Это потому что ты чешешься, — улыбнулся старик. — Перестань, и перестану я.

— Будем скользить сквозь вечность строгими и недвижными?

— Мы и есть вечность. Хочешь настойки, кстати?

— Нет, спасибо. Могу предложить блох.

— Это к братцу. Он их создал, вот пусть и наслаждается.

— А ведь это очень занятно: творить всякие гадости, запихивать в них людей и призывать к терпению. Ты когда-нибудь болел проказой? Горел на костре? Срывался с обрыва, проклиная по дороге себя же?

— Тысячи раз.

— Нет, так, чтобы после этого умереть. После фальшивой дуэли не оказаться на этой веранде, а отдать душу брату, улечься в деревянный ящик и надеяться на существование загробного мира.

— Это, возможно, единственное, чего я лишен.

— Так как же ты можешь давать советы, не побывав в шкуре человека?

— Не надо быть курицей, чтобы знать, как вырастить курицу.

— Чтобы потом?…

— Чтобы вырастить. Кто-то ведь должен растить куриц.

— Тяжела ноша. Столько куриц, и все строптивые. Самому всех не съесть, но можно научить их есть друг друга. — Кот покачал головой.

— Не в настроении сегодня? — благодушно спросил старик сквозь сжимающие трубку зубы.

— Сегодня? Это когда? Или сколько?

— Ладно. Хочешь спорить? Давай.

— Давай.

— Помнишь тот мир, где люди думают, что произошли от обезьян?

— Ну, собственно, так и было.

— Произошли и были созданы — большая разница.

— Да, прошу прощения, о Великий Творец.

— Принимается, — серьезно кивнул старик. — Так вот, в их понимании обезьяна взяла в руки палку и… Что сделала?

— Корешок выкопала?

— А вот и нет! Она огрела этой палкой по голове другую обезьяну и отобрала у нее корешок. А та привязала к своей палке камушек и дала сдачи.

— Прогресс.

— Несомненно, но ради чего?

— Ради корешка.

— Ради насилия, мой друг. Ради убийства. Вся история человека — это каждодневное совершенствование палки. Корешки только становятся все больше и все заманчивее.

— Если тебе не нравится картина, плюнь в художника.

— А если картина задумывалась иначе? А потом взяла и проявила самостоятельность?

— Создавай бездушные машины, они предсказуемы.

— Это неинтересно. В чем весь парадокс.

— Так все же тебя занимает процесс? Тогда не ной, научись быть благодарным.

— За мучительные поиски?

— За их творчество. Ведь появляются не только палки. Люди стараются подражать вам, придумывают чай с лимоном, скрещивают зверей, пытаются двигать планеты. Чем плох ребенок, стремящийся быть похожим на родителей?

— Я иной раз думаю, что он приемный. Столько в нем непохожего.

— Может, это и есть то отличие, которое разделяет поколения? Просто он следующий после вас.

— Тогда мы должны уйти, а они возвыситься?

— Кто знает?

— Этот вопрос особенно забавен в нашем разговоре. Здесь, среди звезд.

— Почему сегодня сирень? — Кот обернулся, словно только что заметил окружающий сад.