Дьявол в ее постели - Керриган Берн

тело без восторга – скорее, холодно и оценивающе. Так это Пиппа Харгрейв?! Маленькая пухленькая блондиночка с круглой физиономией и талантом доводить его до белого каления. Она превратила трагедию в свой личный триумф, украла наследие целого рода. И для чего?

– Я все объясню! – прошептала она, протягивая к нему руки.

Он отшатнулся от нее, огляделся в поисках своих брюк.

– Тому, что ты сделала, в целом свете не найдется ни одного достойного оправдания!

– Знаю! – Он изумленно взглянул на нее, услышав, что она не спорит. – Я хотела тебе признаться с самого начала, но… сперва не знала, кто ты, а потом… боялась, что ты выдашь меня Секретной службе.

Он поднял брюки с пола в изножье кровати и начал просовывать ноги в штанины.

– И чего боялась? Потерять ее титул? Ее состояние? Черт тебя побери, да ты сам дьявол!

Она прижала к груди одеяло, словно пытаясь защититься от его слов.

– Как ты можешь так думать? Я боялась, что не смогу отомстить! Что мы не сможем отомстить. Боялась за свою жизнь. Все это я делала прежде всего ради тебя…

Застегнув штаны, он развернулся и гневно ткнул пальцем в ее сторону.

– Черт бы тебя побрал, я не хочу слышать эту чушь!

– Почему? Ведь это правда! – Он метался по спальне, собирая рубашку, ботинки, шейный платок, а она поворачивалась за ним следом. – Ты был мертв, Чандлер. Все умерли, и твой отец, как ближайший родственник, готов был унаследовать все. Я не могла этого допустить! Не думала, что этим причиню кому-то зло! Самоограничением и тренировками я преобразила свое тело, начала красить волосы и…

– И украла у Франчески жизнь? – закончил он, натягивая рубашку.

При этих словах страх у нее на лице померк, сменившись упрямством.

– Нет. Жизнь у нее забрал Таттл, тот проклятый американец, прямо у меня на глазах. Перерезал горло, когда я еще держала ее за руку. И мне приходится с этим жить, видеть это, когда закрываю глаза. Мне – не тебе! – Она поднялась с кровати, завернувшись в одеяло. – Да, я присвоила личность Франчески, но лишь ради того, чтобы добраться до Кровавого Совета!

– И посмотри, что ты натворила! – промолвил он, презрительно скривив губы, застегивая запонки на рукавах.

На этот раз она начала защищаться.

– Какого дьявола ты имеешь в виду?

– Я велел тебе держаться подальше. Сколько раз я повторял, что ты не тайный агент и не должна лезть в нашу работу? – рявкнул он. – Когда в дело ввязываются дилетанты вроде тебя, всегда страдают невинные. Как сегодня ночью. Один офицер получил удар ножом, а большинство членов Кровавого Совета скрылись.

Она поднесла руку ко рту.

– Он… он выжил?

– Да, но не благодаря тебе.

– Нечестно винить меня еще и в этом! – прошипела она, подбирая край одеяла, чтобы не волочилось по полу и не путалось у нее в ногах. – Я могла бы тебе помочь, если бы ты не решил оставить меня дома. Какого черта ты перехватил мое приглашение? Почему не сообщил об облаве? Ты должен был мне доверять!

– Доверять тебе? – Он покачал головой. – Да я видеть тебя больше не хочу! – И, сунув ноги в ботинки, двинулся к дверям.

Она бросилась за ним, волоча одеяло за собой, словно шлейф невесты, и своим телом преградила ему путь к двери.

– Чандлер! Чандлер, выслушай меня! – Поза ее была сама покорность, сама мольба; и Чандлер солгал бы себе, если бы не признал, что лед, сковавший его сердце, при виде боли и отчаяния в ее глазах дал трещину. – Я люблю тебя! Люблю! И ты меня любишь, я знаю!

Он покачал головой. Заглядывая внутрь себя в поисках любви, сейчас он находил там лишь зияющую пустоту, лишь омертвелость и унижение.

Кстати, об унижении: он не повесил трубку. Отец все слышит. Это стало для него последней каплей.

– Ни один из нас ничего не знает о другом. Теперь это очевидно.

Она судорожно сглотнула, но продолжала:

– Неправда! Я никогда не была похожа на Франческу, ни тогда, ни сейчас. Все время, пока мы были вместе, ты был со мной! Со мной проводил время. Мы вместе смеялись, вместе работали. Сражались, и еще… любили друг друга…

– Вместе спали, только и всего!

Голова ее мотнулась, словно он дал ей пощечину; но она глубоко вздохнула и, овладев собой – с той несгибаемой волей, которой он так восхищался – продолжала:

– Знаю, сегодня все пошло не так, как мы оба хотели. Но… Чандлер, мы отомстили, несмотря ни на что. Ты говорил, что влюбился в меня гораздо раньше, чем сам это понял. Но ты влюбился в меня, Чандлер! Я – это я, такая, как есть. Франческа – просто имя, которое я ношу. Ты полюбил женщину, живущую в этом теле – и это не ложь! Прошу тебя! Сядь, давай поговорим. Дай мне шанс…

Чандлер покачал головой и поднял руку, жестом призывая ее к молчанию.

– Я полюбил память о ней. Теперь ясно это вижу.

– Что? – Она затрясла головой, не желая принимать его слова.

– Теперь, когда Франческа окончательно и бесповоротно мертва, я ничего не чувствую. И, наверное, должен за это благодарить тебя.

Теперь он сам стал обманщиком. Глубоко во тьме его души, запертые на замок, продолжали храниться живые чувства – спазм боли, и горе утраты, и черное, беспросветное отчаяние. Рано или поздно он их ощутит. Когда пройдет шок, когда все вокруг перестанет казаться тусклым и далеким. Тогда он извлечет ее предательство из этой темной бездны, рассмотрит со всех сторон – и навсегда выбросит из своей жизни.

– Ничего? – повторила она потрясенным шепотом. – После всего, через что мы прошли вместе – после всего этого… как можно так легко свести все это к нулю?

Он пожал плечами, словно для него это и вправду ничего не значило.

– Знаешь, я сейчас даже не особенно сержусь. И это говорит мне все, что нужно знать.

Она нахмурилась, изумрудные глаза – такие яркие, которых он не помнил ни у Франчески, ни у Пиппы, – вспыхнули гневом.

– Для начала, не понимаю, на что вообще ты тут можешь сердиться! – горячо заговорила она. – Ты лгал о своем отце, об имени, о происхождении. И я понимаю, почему. У нас обоих были причины скрывать, кто мы на самом деле… но я простила тебе обман. Почему же меня ты судишь по другим стандартам?

Он еле удержался, чтобы не бухнуть кулаком в дверной косяк. Ее слова попали в цель – и вызвали в нем новый взрыв ярости в ответ на нападение. Но он не поддался своему порыву, напротив, отступил на шаг.

– Не твоего прощения я искал, Пиппа. Мне нужно было ее прощение. – Он указал в сторону окна, как будто где-то в кружевах штор скрывался призрак Франчески. – И ты украла его у меня. Украла ее. Из-за тебя я снова ее потерял!

Он чувствовал, что должен как можно скорее убраться из этой спальни, из этого дома. От всего, что произошло между ними, и чему невозможно остаться в прошлом.

– Чандлер, я понимаю твои чувства, но не понимаю двойной морали. Ты, человек без имени, без лица, встаешь в позу обвинителя и обличаешь меня за то, что я присвоила личность погибшей подруги! И для чего же? Чтобы отомстить за нее и за Фердинанда!

Увидев шанс сбежать, он повернулся к двери и распахнул