Команда Альфа - Миклош Сабо

— Его зовут Фам Кан Тан. Это самый богатый здесь крестьянин. Партизаны его терпят потому, что он не требует у них назад ни одной пяди земли, больше того, он регулярно вносит им дань.

— Но ведь… — начал я недоуменно.

— Фам Кан Тан. Я повторяю его имя для того, чтобы ты заучил его, голова садовая! У него и теперь еще — будь покоен! — добра столько, сколько и у полдеревни не соберешь. А если он удерет?.. Уж не думаешь ли ты, что Дьем и его компания возместят ему убытки?

Судя по доносам, он ненавидит вьетконгцев. Значит, он кровно заинтересован, чтобы в районе восстановился прежний порядок.

Когда стемнело, я в сопровождении Андраша отправился в деревню. Я выбрал себе в телохранители именно Андраша. После нападения пиявок Рикардо жаловался на боль в руке. Алекса, как я заметил, Джону не хотелось отпускать от себя. К немцам же я относился неприязненно. Впрочем, против Курта я ничего не имел, но Хорст, как я уже говорил, вызвал во мне отвращение.

Деревня оказалась довольно бедной. Преимущественно крытые пальмовой листвой бамбуковые хижины будто потягивались на своих ногах-сваях. Я увидел лишь одно глинобитное строение; нетрудно было догадаться, что оно принадлежало Фам Кан Тану.

Мы приближались к деревне с наветренной стороны и поэтому натерли тело особыми душистыми травами, чтобы собаки не почуяли запах человека и не подняли лая.

Этот метод оправдал себя. Мы беспрепятственно дошли до глинобитного дома. Андраш, следовавший до сих пор за мной шагах в двадцати, теперь догнал меня.

— Я лягу под плетнем, — шепнул он мне.

— Гоже придумал! А если тебя ужалит какая-нибудь очковая змея? Что тогда? Полезай-ка лучше на дерево! Оттуда тебе будет видно меня, и ты будешь в безопасности!

— Ладно!

Я подождал, пока он исчезнет в листве.

Передо мной было несколько окон: узнать бы, за каким из них хозяин? Но как? Я взял горсть мелких камешков и стал по одному бросать их в первое окно. Я бросил уже шестой камешек, все они тихо, но достаточно явственно касались стекла (стекло тоже свидетельствовало о состоятельности и барских замашках владельца), а в доме по-прежнему было темно и тихо.

«Что могло случиться? Может, их убили партизаны?»

Темнота и неизвестность вызывают множество предположений и опасений. Я уже стал беспокоиться за господина Фама и его семью, за самого себя, да и за Андраша тоже.

«Не иначе, как их ухлопали! — думал я. — Может, партизаны и сейчас притаились где-нибудь здесь, в глубине сада! Но в таком случае почему они до сих пор не напали на нас?»

Меня тревожила эта тишина. Наконец я решился. Будь что будет — проберусь в дом.

Я еще крепче сжал автомат, держа его наперевес, чтобы быть готовым ко всему. Еще при отправке я твердо решил в плен не попадать. Бороться до последнего заряда. Последний заряд я предназначал для себя. А если и для этого не останется времени, то… я взглянул на свой безымянный палец, где, почти скрывшись в оправе, крошечный кристаллик отражал огни звезд.

Секунда — и меня не станет!

Напрасно старался я смочить языком пересохшее нёбо, оно сохло еще больше.

«Ты волнуешься как никогда! — сказал я себе укоризненно. — Ну и что ж, ведь это уже не игрушки!»

К длинному крыльцу, тянувшемуся вдоль фасада, вело несколько ступенек. Я подымался по ним очень осторожно, чтобы они не скрипнули.

«Как хорошо, что в Форт-Брагге меня и этому искусству научили!» — И я добрым словом вспомнил своих преподавателей.

Дверь была примитивная, но массивная.

Я был уверен, что проникнуть в дом можно только через какое-нибудь окно. Могло ли мне прийти в голову, что господин Фам не запер свою дверь на ночь и не заложил ее вдобавок железной щеколдой? Я чисто инстинктивно, по привычке горожанина, нажал на ручку.

Вы не представляете себе, как я растерялся, когда дверь передо мной отворилась и темный дом разверз свое невидимое нутро. Я ничего не видел, но чувствовал, что напротив меня стоит человек.

«Партизан!» — мелькнуло у меня в голове. Одновременно — так бывает, когда по радиоприемнику попутно с основной передачей слышишь на ближних волнах передачи других станций, — моя мысль сопровождалась иными предположениями.

«Убили всех домашних и устроили засаду! Здесь произошло предательство! Они были предупреждены о моем

приходе!» Все это мгновенно проносилось у меня в голове.

И вот рядом со мной, не дыша, стоит в темноте человек, тот самый человек!

Возможно, в его руке уже подымается нож.

Я бросился вперед. Схватил неизвестного и уложил с помощью приема дзюудо. Бамбуковый пол задрожал и стал мерно покачиваться от его падения.

Я готовился встретить сопротивление и снова опешил, что так гладко все сошло. «Тот» даже не пытался защищаться. Я держал его за руку, сжимая ее изо всех сил, и думал: что же мне дальше делать? Убить? Оглушить и потащить к нашим ребятам? Может, он будет неплохим «языком»?

Человек тихо, умоляюще пробормотал что-то на непонятном языке. Наверное, по-вьетнамски. Я не разобрал ни одного слова.

Взошла луна, из-за моей спины заглянула в открытую дверь и все вокруг осветила.

«Да ведь он в нижнем белье!» — ужаснулся я. И тут же все понял: эдак я чуть было не умудрился отправить на тот свет хозяина дома! Это называется хватить через край! Мне было досадно и в то же время смешно.

Стонавший под моими коленями человек, увидев меня при свете луны, еще больше перепугался. Да и не удивительно, он меня видел впервые, вдобавок я белокожий.

Я поставил его на ноги и нежно стряхнул с него пыль.

— Мсье Фам? — спросил я по-французски, затворив дверь. Я знал, что он говорит на этом языке, и поэтому избрал его для переговоров.

— Да! — ответил он дрожащим голосом также по-французски. Он все еще очень боялся меня.

— Я хороший друг! Мадам Тран Ле Чи передает вам привет!

Эта дама имела неподалеку поместье, кроме того, была женой министра внутренних дел и родственницей президента Дьема.

Услыхав это имя, он овладел собой и поклоном поблагодарил за известие.

— Где можно поговорить с вами по душам? — спросил я.

— Ты француз? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я американец!

— Американец?

В доме было темно — ведь я закрыл дверь. Но по тону его, по тому, как он повторил слово «американец», я почувствовал, что он успокоился.

— Ступай за мной, господин! — предложил он услужливо. — Фам хочет быть полезный слуга! Подожди, несу свет!

Говорил он на ломаном французском языке и ходил так бесшумно, что только дрожание пола выдавало его удалявшиеся шаги.

Вернулся он с фонарем. И первым делом задвинул на дверях засов.