Дикая степь - Лев Пучков

Я погасил фонарь и, втянув голову в плечи, поспешил за толстым.

Увы, дорогие мои, — кассета и в самом деле отсутствовала. А в пакете…

В пакете был небольшой кусочек окровавленной плоти — по самый корень отрезанный язык несчастного Валеры Эрдниевича…

…Видимо, казачьи часовые на вышках заставных углядели-таки, когда Бокту с Никитой водили к шатру. Молодцы зорки соколы! От Ставки до заставы далековато, к шатру и обратно пленников тащили быстро, кратчайшим путем — запросто могли бы и пропустить момент.

Однако углядели… В ту же ночь, под утро, на краю ямы раздался тихий шорох, посыпалась вниз землица, и опустилась веревка. А на веревке — котомка, в которой немного хлеба с мясом да две жмени квашеной капусты с резаным луком.

— Кто тут? — шепотом спросил Бокта, доставая из котомки еду.

— Трофим, — раздался шепот сверху — пленники тотчас узнали полковникова ординарца, что постоянно мелькал в командирской хате. — Как вы тут?

— Ничего, слава богу, — ответил Бокта. — Ты как смог? А стража? А собаки?

— Стражи спят! В шалаш полезли под утро, у шалаша костер тлеет — видно будет, как полезут обратно. Храпят. Собак теперь, как заваруха у них тут случилась, в ночь на караул<Древний прием, применяемый до сих пор на наших заставах, находящихся на враждебной территории: на ночь по внешнему периметру заставы к вбитым в землю кольям привязывают всех собак, что днем праздно шастают в лагере. Люди, постоянно живущие в лагере, пахнут общим стайным для собак запахом, на который они не реагируют, а любой чужак, который попытается незаметно подобраться со стороны, тотчас же будет обгавкан со всем тщанием. И подкорректирован силами дежурных огневых средств. > собирают всех — вкруг Ставки сажают на прищепки1.

— Ну спасибо, Трофимушка, — поблагодарил Бокта, деля с побратимом еду. — Ты кажну ночь не шастай — то, что принес, через раз хватит за глаза. И то придется ямку копать, дабы дерьмецом не смущать стражу. А то откуда бы? Ничего не дают, а оно — лезет… Хе-хе!

— Вам чего еще надобно? — уточнил Трофим. — А то поползу я, негоже тут долго…

— Да малость совсем, — хрипло прошептал Никита. — Достань нас отсюда да коней дай — и вся недолга!

— Больно тут бревна тяжелы, — не понял шутки Трофим. — Втроем ворочать — не иначе. А и ворочать: шум будет, стража вскочит. Ежели только стражу резать… так полковника надо спросить…

— Не надобно никого резать — шуткует брат, — пояснил Бокта. — А ты вот что: глянь там у вас барсучьего або суслячьего жиру. Собачье сало тож сгодится. И малинки сушеной, то ли смородинки. Брата помяли крепко, лихомань его колотит. Ежели долго торчать тут будем, совсем занеможет.

— Ладно, гляну, — пообещал Трофим. — И братов спрошу, може, есть что… Ну ладно, браты, пошел я. Бывайте…

…За трое суток Никита почти оклемался — на другую же ночь Трофим принес все, что просили: малины сушеной, суслячьего жиру, даже меда задубевший кус добыл где-то. В яме сидеть, конечно, было несладко, но терпели — Бокта чего-то ждал…

Ранним утром седьмых суток сидения, незадолго до свету, послышалась наверху какая-то странная возня.

Никита толкнул дремавшего побратима — мало ли? Вдруг ханше надоело ждать и дала команду гвардейцам — прирезать по-тихому. Тем только скажи!

Наверху как будто кто-то всхрапнул, как лошадь, затем послышалось несколько глухих ударов в мягкое, кто-то задушенно вскрикнул. Решетка из бревен скрипнула, малость отъехала в сторону.

— Держи! — послышался сверху знакомый шепот Трофима.

— Чего у вас там? — спросил Бокта, нащупав брошенную в яму пустую веревку.

— Хватайся — потащим! Давай живее, долго тут нельзя…

С Трофимом оказались еще двое — кто такие, пластуны не поняли, темно было.

— Дуйте вдоль Астраханского тракту, — принялся наставлять Трофим. — Держитесь подале, хоронитесь — со светом там патруль ездит. На пятой версте глядите — где-то там, по леву руку, в полверсты от тракта, будут вас ждать с лошадьми да припасом. Глядите здесь — караул снимают со светом и собак также.

— Стражей совсем порезали иль приглушили? — спросил Никита.

— Совсем, — ответил один из тех, кто был с Трофимом. — Иль жалко?

— Не жалко. — Никита нахмурился. — Теперь уж точно — ежели впоймают, сразу на месте и порубают. В третий раз — уж не простят… Да, братка?

— Ага, — согласился Бокта — но как-то безразлично, словно вовсе не волновался за свою судьбу. — Ножи дадите?

— Зачем вам? — удивился Трофимов спутник. — На пятой версте вам полный боевой припас выдадут. А щас — куда вам ножи? Ежели не сумеете тишком пролезть за караульную линию, никакие ножи не помогут!

— Дайте ножи, не жмите, — попросил Бокта. — То наше дело, на кой нам ножи.

— А они у нас… — открыл было рот Трофимов спутник.

— А ваши меченые нам без надобности, — понятливо перебил Бокта. — Вы те дайте, что со стражей сняли. Не жмите, нам надо!

— Ладно. — Лиходеи отдали ножи, посокрушались: — Больно хороши клинки — такие где потом возьмем?

— Ништо, оказия будет — вернем! — повеселевшим голосом сказал Бокта. — А вам — стремнина: ну как ханские у вас те ножи найдут? На колы ведь вздену!!

— Ладно, дуйте уж, — обеспокоился Трофим. — По ранам — нельзя тут долго.

— Надо в шалаш слазить, лепешки у стражей взять, — сказал Бокта.

— Да потерпите пять верст — потом вам будет цельный мешок провианту! — обеспокоился Трофим. — Уходите уже, нельзя здесь долго!

— То для собак, — пояснил Бокта. — Коли наткнемся — дадим.

— Леший забери этих собак! — досадливо прошипел один из Трофимовых спутников, полезая в шалаш. — Где ж тут… А, вот — держите…

— Ну, прощевайте, браты, спасибо за все…Пластуны обнялись с Трофимом и лиходеями, отошли от ямы недалече и, наметив направление, бесшумно поползли к Астраханскому тракту, через каждый десяток саженей останавливаясь, чтобы послушать да понюхать — где посты караула.

Караульную линию миновали в створе двух постов, рассаженных друг от друга саженей на двадцать. Стражи изредка тихо переговаривались друг с дружкой, за тыл не опасаясь — слушали черную предутреннюю степь.

Аккурат посередке постов торчал колыщек с привязью, на конце которой сидела собака. Учуяв ползущих, собака было заворчала, потом принюхалась — пластуны пахли лагерем, двигались от центра на край и, судя по всему, опасности не представляли. Проползая мимо, Бокта кинул псине кусок лепешки, та в благодарность заурчала и ни разу не тявкнула вслед.

Удалившись на достаточное расстояние от постов, встали и сторожко пошли в рост, каждые двадцать саженей останавливаясь — слушали, не заметили ли чего часовые. К тому часу, когда восток начал заметно светлеть и стало можно различить большие бугры да рощицы, беглецы были уже далеко от Ставки.

— Вроде ушли, — осторожно порадовался Бокта, не слыша со стороны Ставки тревожного барабана и шума погони. — Давай-ка, братка, прибавим шагу…

Версты полторы бежали трусцой, переходя временами на быструю ходьбу: после сидения в яме было тяжко, ноги никак не хотели приноравливаться к забытой нагрузке, да и Никита был еще слаб — не совсем отошел от побоев. Ничего, справились — опять помогла воинская закалка да особая выучка.

Скоро вышли на подставу, что обещал Трофим. Сделав полукружье, подошли тихо, крадучись, подползли с ножами — мало ли кто может быть? Служивые, увидев свалившихся в балку беглецов, опешили — не ждали так скоро.

— Вы не пластуны ли? — спросил один, ухватившись засабельную рукоять.

— Они самые, — успокоил Бокта, пряча нож. — Давай размениваться живее — скоро патруль по тракту пустят…

Забрав у служивых коней, вооружение, съестной припас да два войлока для ночевки, наскоро распрощались и поскакали в степь — куда именно, подставщики не спрашивали, а пластуны не сказали. Чего говорить, коль не спрашивают?

Отмахав хорошей рысью верст пять, завели коней в первую встречную балку — маленько остыть да перекусить самим — со вчерашней ночи маковой росинки во рту не держали.

— А теперь разделимся, братка, — сказал Бокта, как кончили есть. — Дальше поскачешь сам, я тут задержусь маленько.

— Чего удумал? — недовольно вскинулся Никита. — Зачем делиться? Вдвоем куда как способнее…

— Так надо, братка, — объяснил Бокта. — Я тебе говорил — то не моя тайна… Когда оружие у служивых перенимали, углядел я у одного за пазухой некий футляр. Сдается мне, в футляре том — надзорна труба.

— Думаешь, следят? — удивился Никита. — На кой им?

— Следят, — сокрушенно вздохнул Бокта. — Ты этих на заставе видел?

— Не, не видел, — согласился Никита. — Это какие-то пришлые.

— Ну вот тебе, — хмыкнул Бокта. — Тож охотнички за ханским золотом — так я мыслю. Пока мы сидели, они и подъехали на заставу… Ну и пусть себе следят. Я тебе скажу, как ехать…