Возвращение к себе - Вера Огнева

С отцом они виделись редко. В предпоследний раз свидание случилось на посвящении в рыцари. Короля опять ждали и, опять, как несколько лет назад - напрасно. Никто, впрочем, не расстроился. Отсюда, из Блуа, королевский домен, как и сам номинальный сюзерен, выглядел, по меньшей мере, незначительно.

Стефан граф Шартрский и Блуасский был богаче Филиппа I и относился к тому с некоторым презрением, как и ко всем Капетингам. Исключение составлял отец Роберта. К нему одному всесильный вельможа питал дружеские чувства. Секрет был прост - они вместе воспитывались. Начав службу, как водится, с пажей, оба мальчика со временем прошли посвящение в оруженосцы, а за тем и в рыцари.

Отец рассказывал Роберту, как их облачили в белые льняные хламиды и отвели на ночь перед посвящением в церковь, молиться при оружии, и как они в ночь бдения перемешали искренние молитвы с неудержимыми мальчишескими фантазиями. Зато утром почти не волновались, и посвящение прошло гладко.

Роберта посвящали накануне Троицына дня. В Блуа строго соблюдали старый кодекс.

Новик прошел все этапы: строгий трехдневный пост, ночь в молельне, утреннее омовение. После которого ни с того, ни с сего запаниковал: вдруг в самый ответственный момент, например при лобызании, сделает что-то не так? Чем больше он старался подавить волнение, тем сильнее его трясло.

Роберта уже вели одевать, когда в шеренге гостей мелькнуло лицо отца. Тот смотрел с тревогой и сочувствием. Все дальнейшее слилось для Роберта в сплошную круговерть цветов, запахов, голосов, боя барабанов и рева труб. '… рыцарю вменяется иметь страх Божий' 'Рыцарь обязан служить…' 'Да не обидит рыцарь слабого…' 'Да не обернет рыцарь острия меча на турнире…'.

Его внезапно затошнило. Именно этого он боялся с самого начала. Превозмогая дурноту, юноша поднял голову и - о чудо, в пестрой слившейся в цветастый хоровод толпе опять натолкнулся взглядом на отца. Никакой суровой печали. Роберт увидела добрую, ободряющую и даже озорную улыбку. Стало легче.

До конца церемонии он ни разу не споткнулся, четко и громко прочел клятву, и только будучи облаченным - уже в золотых шпорах, верхом на коне - понял, что вот-вот потеряет сознание. Кто-то поддержал, взял коня под уздцы, провел по кругу.

Роберту осталось только приветственно поднимать руку.

Он рухнул на землю в простенке, на заднем дворе. Вдалеке ровно шумела толпа гостей. Помрачение было мгновенным. В глазах потемнело, и из этой темноты, во всполохах красного пламени, помчались белые кони. Роберт тут же открыл глаза.

Над ним склонялось родное лицо.

- Пей, - отец поднес флягу к губам сына.

- Я опозорил тебя, - от обиды голос юноши дрожал.

- Ты молодец. Ты все прошел прекрасно. Бывало, что уже из церкви выносили на руках. - Ты молодец, - повторил Роберт-старший.

Только тут дошло окончательно - его посвятили! Не умея сдержаться, новоиспеченный рыцарь уткнулся головой в плечо отца и заплакал. Отец, прижимая к себе такого большого и сильного мальчика, тоже смаргивал слезы.

Граф Парижский умер через пять лет. Умер дома от воспаления легких. Роберт успел.

Весть о смертельном недуге отца застала его на турнире в Безансоне. Бросив все - наследник графа погнал коня в родной замок.

В большой отцовской спальне, на кровати застеленной покрывалом из волчьих шкур, умирал самый любимый и родной для него человек.

Роберт старший лежал неподвижно, часто и хрипло дыша. Черты лица заострились. На щеках ярко алые пятна перемешались с синими тенями. Молодой священник, сменивший отца Геранна, с появлением наследника, предупредительно вышел из комнаты. У изголовья осталась только мадам Алиса. Она почти не изменилась с их первой встречи - то же красивое, бледное, неподвижное лицо. Только сегодня по нему непрерывно струились слезы. Надо же, и камень может плакать, мельком подумал Роберт-младший.

Почувствовав присутствие сына, умирающий открыл глаза. Роберт склонился над ним и сквозь хрип услышал:

- Ухожу к ней… береги Иду… надо - замуж иначе опасно… Ты стал сильным, за себя теперь можешь постоять.

Последние слова он выговорил связно, на одном дыхании. Оно и стало последним.

Они вместе с Алисой хоронили отца. Вместе стояли на отпевании, вместе возвращались с кладбища, где к двум, почти сравнявшимся с землей могилам присоединилась третья.

Оказалось, что эта, похожая на фарфоровую статуэтку из далекой страны Хань, женщина любила отца, без какой-либо надежды на взаимность. Горе примирило Роберта с мачехой. Но, отбыв в холодном, ставшем таким чужим замке положенное время, новый граф Парижский уехал.

В Руане Роберт немного успокоился на свадьбе Иды, передав сестру с рук на руки родственнику герцога Нормандского Роберта. Среди дремучих северных лесов, в прекрасно укрепленном замке, под охраной дружины мужа она была недосягаема для неизвестного злодея.

Дальнейшая жизнь графа Парижского складывалась из турниров, сражений, штурмов, ближних и дальних походов. Он давно научился противостоять врагам. Со временем опасения отца стали казаться чем-то вроде детских страхов, о которых вспоминаешь с улыбкой.

Глава 4

Удобное для переправы место обнаружилось на закате, когда солнце уже наполовину провалилось в глухой ельник, стеной стоявший на противоположном берегу. Деревья выстроились над водой, как шеренга угрюмых черных воинов. Из-под них обрывался глинистый, щетинившийся корьем берег. На присмотренном месте он имел изрядную плоскую отмель, уходящую за поворот реки. Следуя по ней можно было выбрать вполне пригодное для подъема место Однако переправляться в сумерках никто не рвался. Здешний, поросший светлым лиственным лесом, берег выглядел не таким мрачным. И вообще - это был их край.

Река разделяла не только землю, она отделяла сегодняшнее, скудное и трудное существование от зловещего и темного, ожидающего по ту сторону.

Люди по большей части помалкивали. Хаген не наставлял Дени. Дени не трещала как сорока, Соль и Лерн не спорили, как обычно. Не бурчал Гарет. А Марк выговорившись накануне, вообще не проронил за весь день ни слова.

Так молчком, не сговариваясь, и остановились на привал, выбрав плоскую и ровную как денежка полянку у воды.

На ужин жарили козлятину. Повезло Лерну. Двигавшийся в арьергарде барон, наткнулся в заросшем по самый срез овражке, на маленькое козье стадо. Когда его отыскал, обеспокоенный Роберт, с крупа лошади Лерна свешивалась добыча.

В прозрачном вечернем воздухе быстро распространился и стал подманивать запах жарящейся дичины. Все стремились поскорее закончить дела. Первым, естественно, оказался Дени. Он то с одной, то с другой стороны подбирался к, насаженной на вертел, тушке, пробуя отколупнуть кусочек. Пальцы жгло. Дени сначала дул на них, потом засовывал в рот, остудить и облизать. В этот момент он забывал об опасности и тут же получал подзатыльник от Гарета.