Полное собрание творений - Старец Иосиф Исихаст

Крепко тебя целую, как своего сына, и молюсь о тебе, как о любимом. В порфиру покаяния я облачил тебя и перстень надел на твою руку[265].

Итак, позаботься войти в брачный чертог, чтобы не пришлось тебе горько плакать снаружи[266].

Твой отец и молитвенник, грешный Иосиф

Письмо 60-е

Да будет милостив к тебе Бог, батюшка мой благословенный! Желаю тебе всего доброго. Желаю, чтобы это письмо нашло тебя в полном здравии.

Мы получили, сын мой, твое письмо, и я очень растрогался, ибо уже давно ничего не знал о тебе. Я послал тебе еще одно письмо, но, к сожалению, кажется, ты его не получил.

Я тяжело заболел из-за одного нарыва на шее, не обратив на него внимания: оставил это на Бога. И едва от этого не умер, ибо заражение распространилось на всю левую сторону тела и подступала смерть. Я начал бредить, не узнавал братию. Все плакали, кричали, что нужно позвать врачей. Я их пожалел и дал им поступить по их воле.

Итак, начались уколы, лекарства, врачи. Два врача из мира и Артемий[267]. И наконец, возвратили меня к жизни, Божиим содействием. Пятьдесят уколов и вдобавок другие, укрепляющие, отдельно. Семь надрезов по всему бедру донизу. Текли потоки крови. Шесть раз в день — перевязки. Пять месяцев без движения, меня переворачивали с помощью простыни. Израсходовали всю вату в Дафни. Глубокая рана! Из шеи выбирали гной чашкой. В дыре мог поместиться лимон. И сейчас еще у меня болит всё это место.

Большое было испытание. Очень благодарю Бога, что Он показал на мне Свою большую любовь. Да будет слава Божественному Его Имени!

Единственным моим помощником из мира стала для меня только та сестра, которую ты знаешь. Она, как мать, часто присылала всё необходимое для больного. Пресвятая Богородица воздаст ей должную награду за любовь.

Сейчас мне хорошо. Становлюсь на ноги, хожу с палкой. Снова готовлю, как и прежде.

А теперь, дорогой мой сын, давай поговорим и о тебе.

Я заплакал, когда прочитал твое письмо. Помянух дни прошлого и поучихся нощию сердцем моим[268]. Ах! Ах! Ах! Утроба моя священная! Помнишь, как, уходя, ты сказал, что все дали тебе благословение выйти в мир и возвратиться через восемь дней? И ты огорчался, что я один не соглашался. А я сказал тебе: то, что ты говоришь сейчас, останется невыполненным, и едва ты уйдешь туда, уйдет и твое обещание вернуться.

Видишь, что я оказался опытнее всех? Видишь, как далеко ты забрался, вместо того чтобы вернуться назад?

Так вот, хотя бы теперь позаботься снова приехать и впредь жить в безмолвии здесь, рядом с нами. Здесь много домиков поблизости от твоих братьев. Они будут за тобой присматривать. У них есть любовь. И когда я умру, буду видеть тебя рядом с собой. И ты оставишь свои кости на Святой Горе, свободный от заблуждений тех [людей,] которые вытащили тебя с места твоего пострига и бросили в горькое море мира на растерзание буре.

Теперь я уже не хочу от тебя [никакой] другой помощи, ты только позаботься приехать, снова вернуться в сад Пресвятой Богородицы.

Благодарю, очень тебя благодарю за всё.

У нас здесь, по благодати Христовой, всё хорошо. Благодаря Божественным литургиям мы достаточно обеспечены. Нам присылают сорокоусты, и мы немного занимаемся

кое-каким рукоделием. Молодой священник[269] часто болеет. Иосиф[270] в этом году дикей[271]. Занимается паломниками, и нам от него нет никакой помощи. Афанасий[272] живет один в своей каливе. Отец Харалампий[273] делает понемногу печати. Отец Арсений — садовник, а я — повар. Феофилакт — с Иосифом. Было у нас и два старчика, они [уже] умерли, ты их не знал. Есть у нас еще Никодим, который моет посуду. Живем, по благодати Божией, очень хорошо.

Так будешь жить и ты. Не задумывайся нисколько, всё у тебя будет прекрасно. Есть у нас и лодочка, с которой ловим рыбу. Попадаются ханос[274], пинна[275], морские ежи. Иосиф на лодке капитан.

И опять же, главное дело — умная молитва. Снова плач и слезы. Снова трезвение и созерцание. Богаты духовные Твои милости, Господи!

К нам приходил один славный мальчик из мира, но не остался, чтобы мы научили его умной молитве. Ушел обратно. Он нам рассказал о твоем здоровье.

Тебя обнимают и молятся о тебе все.

Обнимаю тебя отечески и я.

Твой всесмиренный Старец Иосиф

Чадо мое возлюбленное, Фотиния, утроба моя божественная и священная, желаю тебе всего доброго!

Дитятко мое, маленькая бабочка, получил я твое письмо и прочитал его. И порадовался, что все вы здоровы. Я же нездоров.

Расходов и лекарств много, а здоровья нет совсем. Потихоньку шагаю к тамошнему отечеству. Не имамы бо зде пребывающаго града[276].

Братия старается всеми средствами возвратить меня обратно, но, к сожалению, я быстро шагаю к могиле. Пойду туда ждать вас.

Фотиния моя, свет[277] мой, Фотиния! Мы были бутонами, стали цветами. Осыпались лепестки, их разметал ветер, и нас забыли. Яко сено изсхох[278], и цвет ея отпаде[279]. Итак, что остается с нами? То, что мы сделали и отослали для другой жизни, только это и остается нетронутым. Никто этого у нас не отнимет. Никто не сможет это забрать.

Так вот, Фотиния моя, будем откладывать