Тукай - Ибрагим Нуруллин

Навестил поэта купец Галим Максудов вместе с сыном Каримом, который недавно закончил Стамбульский университет: известный богач, по всей вероятности, не столько хотел засвидетельствовать поэту свое уважение, сколько познакомить с ним своего любимца и насладиться его беседой со знаменитостью.

«На что он мне нужен? — говорил потом Тукай. — Какое он имеет ко мне отношение? Пришел бы один, еще туда-сюда. А то привел сына, выучившегося в Турции. Тот и давай молотить: «А вот наши османские турки, эфенди...» И пошел и пошел превозносить турецкую литературу, поэтов, которые всю жизнь только тем и занимались, что воспевали султана да его наложниц. И это в стране Пушкина и Лермонтова! Да как же не совестно? А ему и дела нет — заладил свое. Что я мог ему ответить? Стал говорить резкости.

«Вот вы все нахваливаете да нахваливаете, — говорю. — Ну, скажите на милость, кого у них можно поставить рядом с Пушкиным, с Лермонтовым?»

Он и тут не смутился. Заладил свое: «Эфенди, эфенди», и понесся перечислять бог весть кого. Ладно бы еще ограничился такими именами, как Намык Кемаль, Абдулхак Хамид, Махмуд Экрем, Эмин-бей. А то ведь он любого, никому не ведомого бея, лишь бы тот беем был. тоже туда...

Тут я не вытерпел, прикинулся дурачком, стал над пим подтрунивать. Только он кончит говорить, я делаю вид, что не понял, и переспрашиваю, он и начинает сначала. Потеха!»

Резкость Тукая вполне объяснима. Пролежав четыре дня в «каменном мешке», лишенный возможности встретиться с нужными ему людьми, он вынужден беседовать с барчуком, которому все турецкое, пусть самое ничтожное, кажется куда значительнее своего, отечественного.

И это он говорит в лицо поэту, написавшему знаменитое стихотворение «Не уйдем!».

На пятый день но просьбе Сафы Баязитова явился Шариф Ахметзянов, передал Тукаю визитную карточку и приглашение редактора газеты «Hyp».

Визит состоялся на следующий день. Редакция находилась в одном помещении с медресе и приходской мечетью. Тут же была жилая комната и Баязитова. В редакции оказались К. Бакир, К. Сагит, позднее явился и Ш. Ахметзянов. Сели пить чай, разговорились. На другой день на извозчике его перевезли в меблированные комнаты по улице Казанской (ныне Плеханова, 5). Редактор «Нура», освободив от редакционных дел Бакира, поручил Тукая его попечению. Обедать должны были у Баязитовых.

Впоследствии Бакир опубликовал воспоминания о пребывании Тукая в Петербурге. На основании этих воспоминаний, а также благожелательных слов Тукая в адрес ахуна Сафы Баязитова может создаться впечатление, что Тукай отвернулся от одной «партии» и примкнул к другой. Во всяком случае, Бакир в своих воспоминаниях выпячивает отрицательное отношение Тукая к Бигиеву. Но в путевых очерках поэт, хоть и жалуется на свое пребывание у Битовых, ничего плохого о нем не говорит. Сопоставляя заметки Тукая с другими источниками, приходишь к выводу, что поэт отверг все старые «партии» и заинтересовался молодежной.

«Является Шакир-эфенди Мухаммедьяров, — пишет Тукай, — приходят учащаяся молодежь, учителя, Габделькарим Сагитов. И тут уже нет места скуке».

Читатель, наверное, заметил, что до сих пор не появился на сцене лидер молодежной «партии» М. Вахитов. Как бы нам ни хотелось, чтобы два выдающихся сына татарского народа встретились в Петербурге, никаких данных на этот счет, к сожалению, нет. По всей вероятности, во время приезда Тукая в Петербург Вахитова не было в столице. Но поэт, конечно, немало услышал об этом страстном юноше, готовившем себя к деятельности профессионального революционера. Без сомнения, К. Бакир, Ш. Мухаммедьяров и в особенности Ш. Ахметзянов, который находился под сильным влиянием Вахитова, рассказали о нем Тукаю.

В своих путевых заметках Тукай пишет: «И я в Петербурге был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало. Сколько было возможностей, а в Думу не смог зайти. Приглашали в Финляндию, и туда не смог поехать. Не удалось сходить ни в театр, ни в музей и вообще осмотреть что-либо достопримечательное. Всему виной болезнь. Недаром говорят: «Дал аллах волку удачи, да прежде зубы выкрошил!»

Жаль, конечно. Но это вовсе не означает, что Тукай уехал из Петербурга ни с чем. Ведь у него «глаза многое видят, уши многое слышат». Молодые люди, которые думали о народе, готовились к служению ему и с надеждой смотрели в будущее, не могли не принести с собой в комнату Тукая отзвуков стачек, митингов и демонстраций, вспыхнувших в знак протеста против расстрела ленских рабочих, своих мнений по поводу споров и дебатов, разгоравшихся на заседаниях Государственной Думы.

Как-то Ш. Ахметзянов показал Тукаю большевистскую газету «Звезда» со статьей о X. Ямашеве. Прочитав статью, Тукай заметил:

— Настали времена! О нас заговорили даже русские газеты в столице!.. Давно пора!.. Я ценю и уважаю покойного, очень тоскую о нем.

Можно добавить, что еще одна статья о Ямашеве была опубликована в газете «Невская звезда», но уже после отъезда Тукая из Петербурга. Ее автором был тот же Ахметзянов.

Поездка в Петербург дала поэту главное — он поверил в те силы, которые изменят существующий строй. Еще недавно, в 1910 году, обращаясь к молодежи, Тукай говорил: «Не хватит, братцы, сил. Пожалуй, и терпенья тоже». Теперь в стихотворении «Татарская молодежь» поэт полон оптимизма.

Горд я нашей молодежью: как смела и как умна!Просвещением и знаньем словно светится она................................................................По вершинам, по долинам зашумят потоки вод.Грянут битвы за свободу, сотрясая небосвод.Пусть народ наш твердо верит всей измученной душой:Заблестят кинжалы скоро, близок день борьбы святой.И с оправою пустою пусть не носит он кольца:Настоящие алмазы — наши верные сердца!

Такое стихотворение могло быть написано лишь после того, как автор подышал воздухом Петербурга.

Уже не за горами отъезд. Друзья спешат показать Тукая врачу и, собрав нужную сумму, отправить его на юг. Зная, что Тукай не хочет и слышать о докторах, заготавливают заранее кучу доводов. Но все их доводы оказались ни к чему: не дослушав их, поэт охотно соглашается. Впрочем, это и неудивительно. Он понял: начинается новая эпоха в жизни родной страны, и в нем с новой силой пробуждается желание жить.

На другой день Ш. Мухаммедьяров привел известного в Петербурге университетского врача Александра Робертовича Поля, предварительно рассказав, к кому он его ведет. Поль очень внимательно и долго осматривал Тукая. По-детски наивные вопросы и разговоры, весь вид пациента настолько его растрогали, что он даже отказался от гонорара.