В поисках апполона. - Юрий Аракчеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом я набрел на эту поляну. И время у меня было. Предупредил всех заранее, что могу прийти только к вечеру.
И сачок дома оставил: ни для того, чтобы определить поточнее вид бабочки, ни для каких-либо других целей я не собирался их ловить.
Наверное, потому и создалось особенное настроение… С миром пришел я к вам, меньшие братья. Ни ради науки, ни ради чего еще не буду я вас губить. Все — «люди», как выражался тот удивительный гольд, который повстречался В. К. Арсеньеву и сопровождал его потом. Все «люди» — и цветы, и деревья, и бабочки. И тигр тоже «люди». Все мы гости на этой планете. А я теперь гость у вас. Мы на равных, как оно и должно быть, потому что правы индейцы племени сиу: каждый должен брать для себя лишь столько, сколько необходимо ему для поддержания жизни. И не больше! И правы индийские йоги, когда говорят: «Самое милое, самое нам не принадлежащее — лучшая поклажа в пути». Или вот еще: «Символ знания духа — цветок».
Вот я и фотографировал цветы. И бабочек. В очередной раз пытался понять этот мир — мир насекомых, растений, чтобы тем лучше понять и наш, человеческий мир. Так много общего у нас, кажется. Вот репейница («красавица» французов, «разукрашенная дама» англичан)… Она словно чувствует, что я не собираюсь ее ловить, и не улетает, когда осторожно подхожу к ней с настроенным фотоаппаратом. Но то, что она замечает меня, — определенно. Она не погружает свой хоботок в цветок, а наблюдает за мной. Я далек, разумеется, от мысли, что она что-нибудь «думает». Но не в том дело. Даже по одной этой бабочке видно: есть какой-то универсальный язык у живых существ. Язык добра. Нельзя губить чужую жизнь понапрасну. Погубить ничего не стоит. Тем более нам теперь, с нашими успехами в физике, химии, технике…
Маленькая бабочка — чудо. С ее совершенным тельцем, с относительно большими крыльями, украшенными прекрасным узором, покрытыми чешуйками, которые группируются в этот узор, повинуясь таинственному закону. С ее микроскопическим скоплением нервных клеток — «мозгом», в котором, несмотря на малость, заключена-таки вся программа ее поведения, пусть ограниченная лишь жестким инстинктом, негибкая, не могущая перестроиться при резкой перемене условий существования, но все же достаточно целесообразная, обеспечивающая выживание этого вида бабочек и широкое расселение их по планете.
Я уже говорил, что встречал красавиц репейниц и в средней полосе, и на Кавказе, и на равнинах, и в горах Средней Азии, и на Алтае, а теперь вот здесь, на Дальнем Востоке. Есть сведения о массовых перелетах этих бабочек, о существовании их даже в Африке… От гигантского, небывалого ранее наплыва информации в последние годы многие из нас разучились удивляться — возможно, это защитная реакция организма, но ведь совсем не обязательно пытаться собрать всю поступающую со всех сторон информацию — это не по силам даже самому развитому мозгу! Но может быть, есть смысл в том, чтобы понять: колоссальный этот рост информации переводит явление из количественного в качественное. И «качественный» вывод: да, мир воистину безграничен, природа на самом деле полна чудес, и одно из самых удивительных чудес — наш разум, который открывает нам чудеса и помогает познать их. Многого, очень многого мы еще не знаем («Я знаю, что я ничего не знаю», — сказал Сократ), но ведь так много все-таки знаем, а главное — можем узнать. Было бы только желание…
Вот это желание — узнать, потому, что есть смысл узнавать, потому что интересное, захватывающее это дело — узнавать, может быть, и есть главный смысл «информационного скачка» ХХ века. Суть жизни, таинственность ее, загадочность самого существования ее и цели не изменились ведь от того, что мы многое узнали о мире, окружающем нас, пронизывающем нас, включающем нас. По-прежнему жизнь — тайна, жизнь — загадка, жизнь- чудо. Величайшее из чудес. Можно знать меньше, можно больше. Но как же не удивляться? Как же не удивляться тем чудесам, которые окружают нас постоянно? Да и мы-то сами — с телом и разумом нашим — разве не чудо?
…Поляна поглотила меня. Я видел, что, даже сравнительно маленькая, она являла собой неохватный мир. Одна только случайно встреченная мной бабочка-репейница достойна монографии, и я даже вижу приблизительный план этой монографии и тысячи «почему?», которые немедленно возникают. И эти «почему?» вовсе не праздны, не оторваны от реальной жизни, как не оторвано от реальной жизни это маленькое живое существо — порождение всей сложнейшей системы живого на планете Земля, составляющее полноправное звено в этой системе и несущее в себе тьму загадок, которые свойственны всей системе. «Все — во всем»…
Изучение поведения этой бабочки — пристальное и детальное изучение — может приоткрыть тайну поведения насекомых вообще, но так как насекомые — представители фауны, да еще и самые многочисленные представители, то знание законов их поведения может приоткрыть завесу над тайной поведения и других существ. Недаром родилась не так давно целая наука об их поведении — этология!
Взаимосвязь этой «разукрашенной дамы» с другими представителями живого мира, и в частности с обитателями Дремучей Поляны, даст очень много для размышлений о взаимосвязи разных существ друг с другом и с окружающей средой. Это уже экология, наука об отношениях растительных и животных организмов и образуемых ими сообществ между собой и с окружающей средой.
Устойчивость ее облика, поразительное сходство во внешности «родителей» и «детей», неизменность его на протяжении миллионов поколений — это генетика, наука о законах наследственности и изменчивости организмов…
Сам характер жизни ее, питание, бодрствование и отдых, активность и сон, функции ее крошечной кровеносной, мышечной, нервной, пищеварительной, половой систем — физиология, которая опять же открывает законы, общие для живого вообще…
А фантастический, до сих пор не вполне объясненный онтогенез бабочки, идущий подозрительно сложным путем: яйцо, гусеница, куколка, взрослая бабочка, или — по-научному — имаго? Это ли не предмет для самого пристального изучения и осмысления? Ведь и наше с вами развитие вовсе не просто, и все мы в школе изучаем биогенетический закон, сформулированный Э. Геккелем, «согласно которому (цитирую Энциклопедический словарь) индивидуальное развитие особи (онтогенез) является как бы кратким повторением (рекапитуляцией) важнейших этапов эволюции (филогенеза) группы, к которой эта особь относится». Какие этапы своей эволюции повторяет репейница — да и любая другая бабочка — в столь многосложном своем метаморфозе? Если это действительно так, если на самом деле повторяет, то изучение ее онтогенеза не приоткроет ли нам тайну общего развития жизни на планете Земля? Неужели когда-то в незапамятные времена крылатых предков бабочек вообще не было, а были лишь подобия гусениц? Которые потом вдруг «умерли» на время, покрывшись хитиновой скорлупой и даже растворившись под ней, как «растворяется» и становится лишь сгустком этакого «живого бульона» гусеница современной бабочки внутри куколки… Почему? Может быть, условия существования резко изменились и, чтобы выжить, предкам гусениц пришлось впасть в этакий анабиоз до лучших времен? И когда наконец эти «лучшие времена» настали, им можно было выйти из анабиоза, из своей временной «гробницы», да как выйти! Не ползающим червяком, а порхающей бабочкой!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});