Суд королевской скамьи - Юрис Леон

— Пока ход процесса складывается не лучшим образом, — сказал Питер.

— Пока присяжные не выражают никаких эмоций. Мы получили сообщение из Польши, что доктор Лотаки будет свидетельствовать не в нашу пользу и, более того, так и не удалось разыскать Эгона Соботника.

— Времени у нас немного, — сказал Питер. Он кивнул жене, и, поняв намек; Эрика предложила леди Саре осмотреть квартиру, что дало возможность мужчинам остаться с глазу на глаз.

— Абрахам, я все рассказал детям.

— Я уже вечером догадался об этом. Должно быть, это было очень нелегко.

— Странно, но далеко не так трудно, как мне представлялось. Вы отдаете детям всю свою любовь, все свои знании и все же боитесь, что в критическую минуту потеряете их. Так вот — этого не произошло. Они плакали, в особенности из-за матери. Мой сын Антон сказал, что ему стыдно: он не знал этого раньше и он мог бы помочь мне в трудные минуты. И Эрика объяснила ему — у нас установились такие отношения,что они в немалой мере возмещали отсутствие близости.

Эйб кивнул.

— И все же мне не хотелось бы видеть вас в роли свидетеля, — сказал он. — Я понимаю, что вы думаете об этом.

— Я читал вашу книгу, Кэди. И мы оказались способны взять на себя груз, который обыкновенная супружеская пара не вынесла бы. И теперь нас четверо, до глубины души убежденных в необходимости...

— Я не могу позволить вам пойти на это. Ведь кроме того, одна из тем, которые затрагивает это дело, — унижение человеческого достоинства.

Антон ван Дамм ждал возвращения Эйба и леди Сары в холле «Мориса». С их появлением оии все направились в бар.

— Я догадываюсь, почему ты тут оказался, — сказал Эйб.

— Угрызения совести мучают отца день и ночь. И если делу угрожает опасность быть проигранным и Кельно не расплатится за то, что он делал, отец готов вытерпеть гораздо больше, чем предстать на месте свидетеля.

— Антон, когда мне пришлось заняться этим делом, я понял, что такое месть. Так вот — сейчас я изменил свою точку зрения. Адам Кельно как таковой не представляет большого значения. Но мы, евреи, должны делать все, чтобы история не была забыта. Мы должны снова и снова напоминать о ней. Мы должны бороться с унижением, которому нас подвергают, пока нас не оставят в покое.

— Вы ждете воздаяния, мистер Кэди, на небесах.

А я хочу увидеть его еще на земле.

Улыбнувшись, Эйб взъерошил волосы юноши.

— У меня есть сын и дочь примерно твоего возраста. И пока мне не удавалось их переспорить.

«Внимание! — оповестил громкоговоритель аэропорта Хитроу. — Совершил посадку самолет из Тель-Авива»

Едва только открылась дверь таможенного отделения, как Шейла Лем стремительно направилась к небольшой группе растерянных пассажиров. Доктор Либерман назвал себя и представил двух женщин и четырех мужчин. Свидетели из Израиля.

— Как хорошо, что вы приехали, — говорила Шейла Лем, обнимая каждого из них. Джейкоб Александер немым изумлением наблюдал за девушкой, которая работала с ним пять лет, — именно она в долю секунды поняла, что новоприбывшие нуждаются во внимании, которое должно успокоить их. В свое время они представляли собой лишь безликие номера в шеренге себе подобных, но вот они здесь, узники Ядвиги.

Шейла преподнесла каждому по небольшому букетику цветов и провела их к ждущей веренице машин.

— Абрахам Кэди не мог приехать встречать вас и выражает свои сожаления. Его внешность слишком хорошо известна, и его присутствие могло бы помешать вашей анонимности. Тем не менее он с нетерпением ждет всех вас и просит отобедать с ним завтра вечером.

Через несколько минут приезжие почувствовали себя несколько уверенней и расселись по машинам.

— Если бы они не были столь усталыми, — сказала Шейла доктору Либерману, — я думаю, их порадовала бы небольшая поездка по Лондону, чтобы они могли познакомиться с нашим городом.

После показаний Адама Кельно на свидетельском месте оказался доктор Гарольд Боланд, известный анестезиолог, который подтвердил слова сэра Адама, что спинномозговая инъекция считается простым и надежным методом.

Он был ветераном медицины, который провел сотни таких обезболиваний с применением морфия и без него, и поддержал точку зрения сэра Адама Кельно.

Брендон О'Коннор подверг его короткому перекрестному допросу.

— Значит, пункция, если ее правильно делать, является относительно простым делом?

— Да, если за это берется столь опытный врач, как сэр Адам.

— В том случае, — уточнил О'Коннор, — если пациент находится в сознании и помогает врачу. Не попробуете ли вы, доктор Боланд, представить, как будет выглядеть эта процедура, если пациента принуждают силой, против его воли, если он кричит и отбивается, отчаянно отстаивая свою свободу. Разве в таких условиях пункция не становится весьма болезненной?

— В таких условиях я никогда не брался ее проводить.

— И если иглу вводят, преодолевая отчаянные рывки пациента?

— В таком случае она может быть болезненной.

Свидетели шли один за другим. Перед судом предстал старейшина польской общины в Лондоне, граф Черны, который припомнил успешную борьбу за сэра Адама Кельно против его выдачи Польше. Затем— бывший полковник Гайнов, из уст которого присутствующие услышали о первоначальном расследовании в Италии; потом доктор Август Новак ведущий хирург польской больницы в Турнбридж-Уэллсе; три бывших польских офицера, которые также были заключенными в Ядвиге и членами националистического подполья; и четыре пациента, которых спасло в Ядвиге искусство доктора Кельно.

О Коннор коротко опрашивал всех по очереди.

— Вы еврей?

Ответ был. однотипен: «нет».

Более интересным был следующий вопрос:

— Не припомните ли, когда доктор Кельно вырезал вам аппендикс, был ли экран из простынки перед вашим лицом?

— Я ничего не помню. Я спал.

— И вам не делали укола в позвоночник?

— Нет. Меня просто погрузили в сон.

Дж. Дж. Макалистер прибыл из Бадли-Салтертона. Ему было трудно говорить из-за недавнего инсульта, но его воспоминания о пребывании Кельно в Сараваке произвели на членов суда сильное впечатление, потому что бывший колониальный чиновник изъяснялся на языке, привычном для большинства из них.

Затем на свидетельское место был вызван еще один узник.

— Сэр Роберт, — осведомился судья, — что должен подтвердить ваш следующий свидетель?

— То же самое, милорд.

— Я понимаю, — сказал Энтони Гилрой, — вы хотите доказать суду, что доктор Адам Кельно — весьма благородный человек. Но никто и не сомневается, что он был благороден по отношению к некоторым своим пациентам.

— Я не хотел бы показаться слишком настойчивым, милорд, на у меня есть еще два свидетеля.

— Послушайте, — продолжал стоять на своем судья, — никто не подвергает сомнению тот факт, что доктор Кельна с предельным вниманием относился к полякам и полькам. Предполагается лишь, что, когда перед ним представал еврей, его поведение резко менялось.

— Милорд, должен признаться, один из свидетелей только чта прибыл, и я готов согласиться, чта он будет последним, если ваша честь решит сегодня пораньше объявить перерыв.

— Ну что ж, я думаю, присяжные не будут возражать против раннего перерыва.

Кзди, Шоукросс и их помощники торопливо пересекли халл, собравшись в своем кабинете. Когда с подтверждением сказанного явился Джосефсон, они содрогнулись. Из, Варшавы прибыл доктор Константин Лотаки с показаниями в пользу Адама Кельно.

— Мы должны продолжать, — сказал Баннистер. — И сделать все, что в наших силах.

9

Известие, чта из Варшавы прибыл доктор Константин Лотаки свидетельствовать в пользу, Адама Кельна, разнеслось подобно лесному пожару. Оно стало серьезным ударом для Кзди.

— Я вызываю нашего последнего свидетеля, доктора Константина Лотаки.

Секретарь суда показал ему, что надо подняться по трем ступенькам, которые вели на возвышение для свидетелей, и рядам с ним разместился польский переводчик. Присяжные с интересом восприняли появление нового свидетеля, а пресса да отказа заполнила отведенные для нее места, так чта пришлось поставить дополнительный стал. Переводчик был приведен к присяге.

Баннистер поднялся.

— Милорд, до того как данный свидетель начнет давать показания и пока у нас нет своего собственного переводчика с польского, я хотел бы обратиться с просьбой к моему ученому другу, чтобы его переводчик громко и ясно излагал все вопросы и ответы, дабы предоставить нам возможность оспорить их, если это будет необходимо.

— Вам понятно? — спросил Гилрой.

Переводчик кивнул.

— Можете ли вы узнать от доктора Лотаки, каких он придерживается религиозных взглядов и в какой форме хотел бы принести присягу?