Воспоминания - Степан Тимошенко

На другой день утром мы пристали. На пристани меня встретил Акимов. Прежде чем отправиться на вокзал Пенсильванской ж. д. Акимов решил угостить меня завтраком в центральной части города. Здания мне не понравились. Вследствие высоты зданий было недостаточно солнечного света. Особенно плохо обстояло дело с освещением на улицах, по которым проходили надземные городские железные дороги. Меня поразили металлические конструкции этих дорог. Внешний вид их был безобразен. Конструкции поражали своей технической безграмотностью и были по моему мнению опасны для движения. При прохождении поездов и особенно при их торможении на станциях раскачивания этих конструкций достигали совершенно недопустимых пределов. О безграмотности американских инженеров я уже раньше составил себе некоторое представление, изучая провалившийся мост в Квебеке. Но все же не предполагал, что надземная железная дорога Нью Йорка построена настолько безграмотно.

После завтрака Акимов хотел зайти еще в какую‑то контору, где демонстрировались новые пишущие машинки. Опять удивительный образец постройки. Контора располагалась во втором этаже, в нее вела узкая деревянная лестница, имевшая не меньше тридцати ступенек и наклоненная примерно под углом в 45°. Очевидно противопожарные требования совершенно не соблюдались. Покончивши с осмотром машинок, мы отправились на вокзал Пенсильванской дороги. Здание огромное, великолепное, но опять неожиданность. Чтобы попасть на платформу, мы должны были спускаться, как в подземелье, по крутой темной и узкой лестнице.

Акимов, чтобы показать американские железные дороги с наилучшей стороны, купил не только обычные билеты, но и приплату за места в пульмановском вагоне. Мы ехали, так сказать, в первом классе. Сидели на удобных вертящихся креслах. Я расположился поудобнее у окна, чтобы смотреть Америку. Но оказалось, что между Нью Йорком и Филадельфией смотреть было не на что. Шли какие‑то болота, пустыри. Возделанных полей, вроде европейских, не было. Не видно было и наших деревень. Встречались городки. Жители их землей не интересовались, жили чем‑то другим. Уюта вокруг домиков никакого — ни цветов, ни садиков.

Переехали реку Делавер. Мы в стране Могикан, о которой было так интересно читать в книжках Фенимора Купера. Но тут ничего интересного не было. Через два часа мы уже подъезжали к Филадельфии. Целое море каких‑то мелких домишек и только вдали группа небоскребов. Главный вокзал оказался в этой группе и мы, не выходя на улицу, могли по мостику пройти в здание, в котором помещалась контора Акимова.

В моем представлении Компания казалась большой организацией. Оказалось, что она вся помещалась в небольшой квартире из пяти комнат. Мы приехали около пяти часов. Была суббота, все давно уже разошлись. Мы застали в конторе только двух человек: русского инженера И. Г. Бурмистрова и пожилого американца, которого Акимов представил как отставного адмирала американского флота. Позже выяснилось, что Бурмистров занимался уравновешиванием присылаемых со стороны машин, оказавшихся на деле плохо уравновешенными и производивших нежелательные вибрации. Адмирал занимался упаковкой и отправкой заказчикам балансировочных машин системы Акимова. Этим изобретением Акимова «Компания» главным образом и существовала. Для предприятия адмирал был важен не работой по упаковке машин, а своими связями в Морском Министерстве, для которого «Компания» выполняла некоторые заказы. Все же с русской точки зрения было непостижимо, почему отставной адмирал величайшего в мире флота должен был на старости лет заниматься укупоркой машин.

Заниматься этими размышлениями было некогда. Выяснилось, что адмирал уже заказал для меня комнату в соседнем небольшом отеле, а Бурмистров оставался, чтобы помочь мне перетащить вещи и устроиться на новом месте. Тут я узнал, что Бурмистров окончил Петербургский Технологический Институт во время войны и был отправлен в Америку с комиссией по приемке военных заказов. После революции он оказался не у дел и нашел себе занятие в компании Акимова. Бурмистров много мне помог в первые месяцы моей жизни в Америке.

Следующее утро было солнечное, приятное и я отправился осматривать город. Городская дума — монументальное здание. Оттуда я пошел в северном направлении по Брод стрит. Тут же в самом центре города оказался паровозо-строительный завод Болдвина. Много локомотивов этого завода работали на русских железных дорогах. Дальше я свернул на улицу Спринг Гарден. Это красивая широкая улица. Много особняков, церквей. Когда‑то считалась парадной улицей. Теперь богатые люди в центре города не живут. Они строят свои дома в окрестностях. Пользуясь автомобилем, они легко сообщаются с городом.

План Филадельфии я изучил еще до отъезда в Америку и знал, что идя вдоль Спринг Гарден я выйду к большому загородному парку. У меня явилась мысль купить воскресный номер Нью-Йорк Таймс и заняться его чтением в парке. При моем тогдашнем знании языка этого чтения хватит на целый день. И вот, купив газету, я продолжал шагать к парку. Но тут одно обстоятельство меня значительно задержало. Вдоль улицы мне встретилось несколько церквей и мне пришла в голову мысль заглянуть в одну из них.

Во время моих европейских путешествий я не раз осматривал старинные церкви и обычно встречал в них больше туристов, чем молящихся. Тут все оказалось совсем иначе. Уже при входе заметил, что не туда попал. Меня встретил весьма почтенный господин и выразил удовольствие, что я решил зайти в их церковь. Это меня очень смутило, но отступать было поздно. Я вошел в церковь, наполненную молящимися и занял одно из задних мест. Незаметно уйти не было никакой возможности, пришлось оставаться до конца службы.

Но и этим дело не окончилось. Когда, после службы, я пытался улизнуть, меня, при выходе, встретили уже два распорядителя. Изъявили удовольствие, что я посетил их церковь и высказали надежду, что буду продолжать приходить на церковные службы. Не помню, что я им отвечал, но до сих под не забыл, как неприятно было стоять с обширным номером воскресной газеты подмышкой и объясняться на ужасном ломаном языке перед почтенными прихожанами. Мой первый опыт применения английского языка в разговоре с американцами показался мне очень трудным и я его вспоминаю и до сих пор.

Отделавшись от церковных людей, я продолжал мой путь к парку. Дошел до Schkuylkill River, притока Делавара, красивая река с высокими берегами. Через нее старый стальной мост, давно мне известный по курсу мостов Николаи. За мостом начинался Фермонт Парк, куда я и стремился. Парк был большой — есть где погулять. На этом месте в 1876 году была всемирная выставка. Об этой выставке слыхал рассказы Кирпичева. Он был в восторге от Америки и впоследствии, при организации Киевского Политехнического Института, выписал оттуда одну из машин для лаборатории по механическим испытаниям. Мне пришлось позже иметь дело с этой машиной. Для грубой заводской работы она может быть могла быть подходящей, но для научной точной работы она была совершенно непригодной и мы ею мало пользовались.