Норби (СИ) - Валентинов Андрей

В Бразилии бывать приходилось, так что я понял сразу. Высушенная человеческая голова размером с кулак, трофей и амулет. Одного моего знакомого задержали с этой гадостью на границе, скандал был очень громкий.

– В коллекции не хватает одного очень ценного экземпляра, – ее палец на миг коснулся моей шеи. – Так что подумай, Норби, требуется ли тебе мое прощение?

Я очень постарался поверить, что Сестра-Смерть просто шутит. Ну, обиделась, ну, бывает.

– А пока смотри.

На стол легла большая карта, школьная, на тканевой основе. Учительница пансиона дает урок географии.

– Это видели пока только графиня и я. Ты – третий.

Европа. Масштаб крупный, края свисают вниз. И несколько блестящих кнопок.

* * *

– На графиню я вышла через моего агента. Тоже, кстати, графиня, только с приставкой «ланд», эмигрантка и очень дальняя родственница де Безье. Барон Леритье де Шезель – орешек твердый, но тут мне просто повезло. В чем именно, пока умолчу.

Я смотрел на кнопки. Две во Франции, три в Рейхе, в Польше – одна. И еще, еще.

– У Адди такая карта есть, но неполная. Два объекта вычислила графиня, один – я. Ну, что, главный американский шпион, догадался?

Я поглядел на Фогель и молча поднял руки. Кажется, ей понравилось.

– Это базы Клеменции, их тайные хранилища. У Структуры есть доступ к двум из них. Землетрясение в Польше! Теперь, надеюсь, понял?

Я пересчитал кнопки, притрагиваясь к каждой пальцем. Затем отошел от стола и рухнул в кресло. Все летело в тартарары. А мы еще Конспект писали.

– Структура теперь может управлять Европой. А мы-то опасались инопланетян!

И то не слишком, ФДР почему-то уверен, что с Клеменцией можно договориться.

– Этого не было у Базиля Захароффа, – Мухоловка подошла ближе, присела на подлокотник. – Зато есть у Адди. Для начала он остановит русских в Польше, затем свергнет Гитлера. Теперь он обойдется без Германского сопротивления, просто в один прекрасный день Берлин вместе с фюрером провалится в бездну. На это ресурсов хватит, а дальше Структура справится сама.

Я почувствовал себя генералом Кастером при Литтл-Бигхор не. Плохо, безнадежно, тоскливо, кругом индейцы. Но вождь Сидячий Бык не вел перед битвой долгие речи, он просто атаковал.

– Не мой уровень, – рассудил я, вставая. – Завтра же еду в Париж и прячусь в посольстве. Сочиняю телеграмму на десять страниц, шифрую – и жду приказа от Дяди Сэма.

– Уезжаешь? – странным голосом спросила она.

– Ну-у. Если ты не предложишь что-нибудь другое.

Ее глаза сверкнули темным огнем.

– Ты сволочь, Норби!

Я развел руками.

– Знаю!

* * *

Шторы она задернула сама. На мои губы легла ладонь. Молчи!

Молчу.

– Хочется тебе все рассказать, только нельзя, нельзя. Ты хитрый и жестокий, ты никого не пожалеешь.

Слова-этикетки не значат ничего, падают, скользя по нашей потной коже, исчезают среди ее спутанных волос, гаснут в ее дыхании.

– У собаки есть предел, она может полюбить одного хозяина, второго, третьего. А потом все, душа умирает. Кажется, я тоже исчерпалась, я могу только ненавидеть.

Хорошо, что можно не отвечать. И даже не думать, мысли вспархивают и улетают в такт ее стонам, не оставляя следа. Маленькая жизнь от одного щелчка выключателя до другого.

– Меня долго учили не верить людям. Я была очень хорошей ученицей, но все-таки ошибалась. И каждый раз приходилось умирать. Когда Марек меня бросил, я, как гимназистка, наглоталась таблеток, выстрелить в висок не смогла. Перегорела. Герда приехала слишком рано, она что-то почувствовала, не пожалела, не отпустила. Это было очень страшно – понимать, что придется жить дальше.

А потом кончились и слова, исчерпались за полной ненужностью. И никто не вспомнил о выключателе.

* * *

Коктейль из правды и лжи, смешать, но не взбалтывать. Насчет моей сушеной головы Мухоловка не лгала.

Все прочее – в осадке.

3

Сержант-каптерщик выложил на стойку груду вещей, пересчитал, шевеля губами, затем пододвинул толстую тетрадь в картонной обложке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Распишись!

Антек бегло просмотрел список. Шинель, полевая куртка, шаровары, ремни, фляга, летняя фуражка, котелок с ложкой и вилкой, горные ботинки – и еще много всякого, вот только.

– А почему без погон, пан сержант? И фуражка без орла.

Тот лишь плечами пожал.

– Все согласно заявке, парень. Если что не так, командиру доложись.

Форму было велено подогнать, игла и две катушки ниток, черных и защитного цвета, прилагались. А вот подсумок для патронов – нет. И «смертный» жетон, без которого солдат – не солдат, тоже нет.

Воевать придется без оружия и без имени.

* * *

– Выбор у вас невелик, Земоловский, – пан майор затянулся очередной папиросой. – Выполните задание – вернетесь героем, орден, так сказать, аванс. Если же нет, о вас никто и не вспомнит, даже ваша. То есть, я хотел сказать, даже панна Ядвига Сокольницкая.

Антек поморщился.

– Вы и ее сюда впутали? Мы действительно были знакомы, но у Ядвиги жених и. Помните русское стихотворение про титулярного советника?

Орловский блеснул моноклем и внезапно усмехнулся.

– Poshel titulyarnyj sovetnik i pyanstvoval s gorya vsyu noch, i v vinnom tumane nosilas pred nim generalskaya doch. Знаете, Земоловский, интуиция меня редко обманывает. Скорее всего, вы враг, искренний и убежденный. Но, я знаете, справедлив. Бой на шоссе, пулеметный расчет против танка – это было?

Бывший гимназист скрипнул зубами.

– Было! Расчетом командовал вахмистр Юзеф Высоцкий. Х-холера! Не нужен мне ваш аванс, его не забудьте. И еще ездового, Яцеком звали. По радио о героях орете, а целые полки без вести пропадают.

Ладонь майора впечаталась в стол.

– Хватит! Никто не будет забыт, обещаю. Но я сейчас о другом. Вы, пан титулярный советник, не просто воевали. О вас знают Президент и Верховный Главнокомандующий, вы допущены к самым главным секретам государства. А жених панны Сокольницкой в штабе шпорами бряцает и бумажки по начальству носит. Девушки – они чуткие, уж поверьте моему опыту. Скажу больше, генерал Сокольницкий сделал на вас ставку и проигрывать не намерен. Ядвига очень красивая девушка, правда?

Антек усмехнулся, вспомнив недоверчивого пана подпоручника.

Net na svete caricy krashe polskoj devicy. Vesela – chto kotenok u pechki – I kak roza rumyana, a bela, chto smetana; Ochi svetyatsya budto dve svechki!

Орловский снисходительно хмыкнул.

– Да-да, Пушкин, помню еще с гимназии. Я почти уверен, Земоловский, что вы жили в СССР, хоть вы и не русский, это мы тоже проверили. Но сейчас мне все равно кто вы, откуда и на какую разведку работаете. Если выполните приказ, вам простится все.

– Да какой приказ? – не выдержал он.

– Не спешите! На месте все и узнаете, тогда и выбор нагляднее будет. Или вы нам помогаете – или выстрел в затылок.

Пан майор протянул руку с указательным пальцем вперед.

– Пиф-паф!

* * *

В крытом кузове грузовика темно. Конвоиры по бокам, брезентовый ранец у ног. Перед посадкой Антек успел взвесить его в руке. Тяжел! Там же и шинель в скатке. Орловский лично проверил, как сидит форма, даже прыгать заставил. Ничего не объяснил, но некоторые выводы бывший гимназист сделал. Горные ботинки – не зря, значит, не по шоссе идти придется. Что погон нет, тоже понятно. Не свой он. Чужак! Солдата отдают под трибунал, чужаку стреляют в затылок.

Мотор гудел ровно и мощно. Ехали долго, вероятно, Варшава уже далеко. Река жизни вновь текла мимо, обдавая холодными брызгами. Антек с ней не спорил. Даже если преодолеть поток и выбраться на твердый берег, идти все равно некуда. Разве что. Разве что к Маре, как он и обещал! Но что он ей скажет? Бежал с полпути, ничего не сделав? Нет, если куда и уходить, то в Свентокшиские горы, к крестоносцам майора Добжаньского. Там, по крайней мере, все ясно и просто. Едет улан, едет, конь под ним гарцует.