Персона нон грата - Владислав Иванович Виноградов

торчал твой нож, Сильвестр Фельд. Полиция обращалась ко мне за консультацией как к эксперту по холодному оружию, — Барбара охнула за спиной Сильвестра Фельда.

— Прошу извинить, госпожа, — тут же оказался рядом с ней Артур. — После несчастного случая, произошедшего с моей племянницей, я стал несколько рассеян. Присаживайтесь в это кресло. Да, это настоящий «булль», но и ему, уверен, приятно будет принять вас в свои, так сказать, объятия.

Глядя, как обходительно Артур Миллер усадил Барбару в кресло, подвинув торшер и мигом поставив на спиртовку кофейник, Сильвестр с облегчением подумал: задуманное удастся! Артур не откажется приютить Барбару на несколько дней. Здесь она сможет написать заявление в полицию, просто отдохнуть. И тем самым развяжет руки Сильвестру. Руки, которые чесались взять за глотку Дональда Фишера и тех, кто был вместе с ним.

Сильвестр отозвал Артура Миллера в сторонку, к тускло блестевшим доспехам, коротко рассказал о фотоателье «Парадиз» и мрачном его подвале, кивнул в сторону кресла:

— Спрячь ее на время.

Артур набил пенковую трубку, наверняка пережившую не одного владельца, зажег ароматный табак:

— Да. Твоя… подруга?..

— Возьми себе, коли захочешь, — буркнул Фельд.

— Она… Барбара, может жить в этом доме сколько угодно. И… очень странно, что именно ты обращаешься ко мне.

— Почему?

— История повторяется, и я опять рискую заслужить неудовольствие властей предержащих.

— Я тебе очень благодарен за Барбару. И скажу спасибо еще раз, если ты перестанешь говорить загадками.

— Но ведь ты сыщик, ты должен любить загадки, — не согласился Артур Миллер и, подхватив Сильвестра под локоть, усадил во второе кресло за круглый стол, инкрустированный деревом ценных пород и золоченой бронзой.

Барбара клевала в кресле носом. Артур продолжил вполголоса:

— Вспомни теплую осень того злосчастного года. Сталин умер несколько лет назад, но его приспешники еще оставались среди руководства нашей страны. В первую очередь против них были направлены студенческие выступления. Я согласен, потом повстанцы тоже пролили много невинной крови, но вина за эту кровь пала на их же головы… После убийства секретаря горкома в нашем маленьком городке все словно замерло, затихло на час или два. Скорбя о довешенном, я надеялся, что это последняя искупительная жертва. Но потом появился ты и провозгласил: око за око…

— Это из Библии, я так не говорил. Я выступил за рабоче-крестьянскую власть…

— И я, кстати, ничего не имею против рабоче-крестьянской власти. Но, видишь ли, с детства не терплю, когда двое бьют одного… А он был один, тот человек… юноша, который постучал ночью в дверь. Он был один, ранен в плечо и попросил у меня убежища. Как ты сегодня просишь спрятать Барбару.

— Автомат под крыльцом…

— Наверное, был его. Ко мне в дом этот человек вошел без оружия.

Сильвестр с маху всадил кулак в инкрустированную столешницу:

— Какого же черта ты молчал, когда мы тебя взяли?

— Именно поэтому: двое были против одного. Дал шанс тому юноше. Мы вместе учились в гимназии.

— А я в гимназии не учился. Работал в сельскохозяйственном кооперативе. Надо было кормить таких, как ты, гимназистов.

— Я же и виноват? — пожал плечами Артур Миллер. — Впрочем, споры бесполезны в принципе. Дураку ничего не докажешь, а умный всегда остается при своем мнении.

— Но ты выручишь Барбару?

— Я уже сказал. Долг платежом красен.

— Долг? — не понял Сильвестр.

— Ну да, вспомни Еву. Если бы не ты… Тогда, восемнадцать лет назад, и сейчас тоже… Спасибо.

— Девчонка родилась в рубашке. Но ты за ней присматривай, чтобы не шлялась с кем попало. И куда попало. Другой раз не повезет.

Артур развел руками, и в своей белой рубахе с бабскими кружевами вдруг стал похож на привидение. Привидение, которое склонилось к заснувшей в кресле Барбаре и выключило торшер.

— Прощай, Артур, — сказал Сильвестр. Ему очень не хотелось уходить отсюда. По стенам сверкали клинки охотничьих шпаг; на гобеленах мчались всадники, догоняя вепря; тикали напольные часы. С хрипом ходил их маятник, а стрелки — Сильвестр Фельд заметил только сейчас — не двигались, показывая двадцать пять минут первого.

— Я сточил шестеренку, чтобы стрелки стояли на месте, — пояснил Артур Миллер, перехватив взгляд Сильвестра. — Стрелки всегда указывают тот час, когда вы пришли в мой дом и я не выдал гостя.

— Зачем тебе такая память? За эти полчаса ты заплатил годами.

— Тогда я совершил поступок, Сильвестр. Я знаю многих людей, которым удаются их дела, но за всю свою жизнь они не совершили ни одного поступка. Понимаешь?

— Нет, — пожал Сильвестр плечами. — Ты спрятал человека, который стрелял в нас, вооруженных дробовиками, из автомата. По-моему, ты должен помнить другой день и час.

— Какой же?

— Когда удочерил Еву.

Барбара спала. Сильвестр не стал ее будить. За его спиной закрылась дверь и опять пропел какую-то музыкальную фразу колокольчик. А часы не звонили. Шли впустую тридцать лет.

Артур перевернул висевшую на дверях табличку, и она на трех языках известила: «Закрыто. Закрыто. Закрыто».

Надвинув на глаза козырек украденной кепки, Сильвестр Фельд ехал по городу в машине Барбары. Он ехал к «Парадизу» и через какое-то время обратил внимание, что движется в том направлении не один. В зеленый пригородный район катились мотоциклы, мопеды, мокики с подростками в седлах. Все они спешивались у фотоателье и устремлялись внутрь с пугающей целеустремленностью, почти одинаковые в черных куртках из искусственной кожи, касках, джинсовых безрукавках с вышитыми эмблемами смерти.

Сильвестр проехал мимо «Парадиза» и свернул в уже знакомый тупичок. Вытряхнул из пачки последнюю из своих папирос. Итак, что-то готовится здесь. Придется объяснение с Доном Фишером отложить. Больно много свидетелей.

Сгорая, трещал в папиросе табак. Откинувшись на спинку сиденья, Сильвестр вспомнил дом на тихой улочке, где старинные часы спешат в никуда. Не будь Евы, жизнь Артура была бы тем же, что взмахи часового маятника, отключенного от стрелок.

Внезапно с обнаженной ясностью представилась Сильвестру цепочка. Первое звено: Петер Дембински. Второе: Зита. Третье…

Сильвестр Фельд включил двигатель и поехал в госпиталь Святой Марии-Магдалины.

18. Строго между нами

В небе над столицей вертолет тряхнули злые, беспорядочные воздушные потоки. Коложвар незаметно от летчика застегнул пряжку привязного ремня, уже не боясь помять щегольской летний костюм. Внизу живым серебром струйчатого булата сверкнула река. Вложенная в гранитные ножны набережной, скрепленные стальными дужками семи мостов, река была смирной и тихой, но Коложвар знал ломовую силу ее весенних поводков. Когда уйдут русские солдаты, кто окажет безвозмездную помощь крестьянам? Катера понтонеров Группы войск бороздили плесы, вылавливая и буксируя к берегу сорванные с фундаментов деревянные домишки, не стоившие того бензина, что был