Самолет для валькирии - Александр Богатырёв

Генерал был представительный, так что за его широкой спиной, братья и спрятались, когда шумиха вокруг них, вокруг самолётов достигла апогея. А то, что наградили генерала, а не их, братьям от этого не было ни холодно, ни жарко. У них было на уме много дел. И эти дела, как водится, были далековаты от "Парижей".

Богданов также слегка посмеивался, над этой шумихой, правда, когда его поставили, как выразился Григорий, "ещё одним экспонатом выставки", ему стало не до смеха.

В Париже "внезапно" узнали подробности "испытания лекарств" и на пару дней Александр затмил своей славой даже генерала. Публика ломилась в Русский Салон огромными толпами. И больше даже не за тем, чтобы ещё раз увидеть выставленный временно в экспозицию, и подвешенный под потолком дельтаплан, а посмотреть на сумасшедшего, который сам, по собственной воле, будучи в трезвом уме и твёрдой памяти, привил на себя чуму… и выжил.

Да, в Париже помнили газетные заголовки тех времён, когда "испытание лекарств" было в самом разгаре. Но так как представлено всё действо прессой было в весьма неприглядном виде, никому из газетчиков и в голову не пришло опубликовать имена "смертников". А представлено всё это было так, как будто не какие-то добровольцы на себя привили, а "злые русские сатрапы" на приговорённых к смерти.

Когда Богданов это узнал у него очень долго глаза были круглые-круглые. А Григорий… Он злобно втянул в себя воздух, оглядел публику – публика состояла в основном из дам, – и тихо стравил его сквозь зубы. Было видно по лицу, что он ещё один "узелок на память завязал". Но вот "доктор Богданофф" ещё долго возмущённо размахивая руками, пытался что-то объяснить обывателям, пришедшим "засвидетельствовать ему почтение". Ведь среди них было и много тех, кто помнил ту – грязную интерпретацию, но запамятовал о свежей, недавней.

Когда настало время возвращаться, первой забегала Ольга.

Всё ещё находящаяся в растрёпанных чувствах, она сразу ударилась в панику. Глядя на неё, и Александр тоже начал проявлять некоторые признаки беспокойства.

Григорий, заметив метания "подопечной" не очень обратил на это внимание, так как списал всё на то, взыскание, что наложил за её самодеятельность. А оказалось всё очень даже неприятно.

Примерно за день до отъезда, в номер стремительно вошла Натин и огорошила братьев.

– У наших студентов неприятности! Надо что-то делать.

– Какие-такие? – не понял Василий.

– Кто-то в полицию попал? – высказал "догадку" Григорий.

– Нет. Но…

И Натин поведала братьям суть приключившейся беды.

Оказывается, пока Ольга и Александр, в компании с братьями и принцессой мотались по Франции, они пропустили много… православных церковных служб. И теперь надо было как-то их "отмазывать". Александр просто отмахнулся от этого, типа "отбрешусь как-нибудь". А вот в Ольга была в натуральной панике. Ведь ей надо было по прибытию в свои "родные пенаты" отчитаться справками(!!!) о том, где, когда и как она посещала службы, как исповедовалась и так далее.

Василий знал об этой "засаде" и просто хлопнул себя по лбу рукой – забыл! Но когда он увидел дико ошарашенное лицо братца не выдержал.

– А я тебя об этой хне предупреждал, братец! – максимально ехидно заметил он.

Братец "подобрал челюсть", привёл харю в более-менее разумный вид и спросил.

– Так это ты… поэтому меня натаскивал на "веру бахаи"?

Василий картинно кивнул и подтвердил.

– Ясное дело, братец! Иначе эти попы нам бы весь мозг выели.

Василий прищурился и с подозрением осведомился:

– Но ведь я тебе давал на ознакомление Уложение…

– Я его читал! – поспешно подтвердил братец, но по его лицу было видно, что если и читал, то поверхностно и не особо вдумываясь.[14]

– И что-то мне подсказывает, что ты даже не подумал, что из того Уложения следует – также ехидно заметил Василий. При этих словах Натин подобралась. Весь диалог братьев её стал забавлять. Тем более, что она уже поняла, что дальше скажет Василий. И он не подвёл.

– Кстати братец! Если ты, например, возьмёшь и женишься тут на некоей православной особе… – намёк был прозрачный, Натин фыркнула. А Василий, с некоторым даже садизмом, стал цитировать

– …То обязан будешь обратиться в православную веру, ибо: "Статья Сто девяносто два. Если один из родителей не христианской веры воспитывает детей не в Православной вере: расторжение брака, ссылка в Сибирь". Статья Сто девяносто восемь. Уклонение от крещения и воспитания детей в Православной вере: заключение до 2 лет. Статья двести двадцать. Не привод детей в церковь: духовное и гражданское внушение. Статья сто девяносто. Отвлечение от веры ненасильственное: ссылка до 10 лет, телесные наказания, клеймение; насильственное:ссылка до 15 лет, телесные наказания, клеймение. А теперь представь какая благодатная почва для клеветы и диверсий в твой адрес будет создана твоей женитьбой! Ведь любая падла может заявить, что ты насильственно заставляешь выйти бедную женушку из православия. И тебе придётся бесконечно доказывать, что ты не верблюд. А если ты таки сломаешься, и "примешь веру", то тебя тут же нагрузят обязательством ходить на службы. Многие часы стоять и выслушивать этот бред, нюхать испарения немытой толпы. И далее, и далее, и далее… Ведь там не только МЫТЫЕ обыватели стоять будут. Но и "всякие прочие".

Григорий представил всё в красках и запахах, и тут же скривился. Живое воображение ему это быстро нарисовало. Однако мысли, как у и всякого прожжённого хулигана (а в детстве он был именно прожжённым и именно хулиганом!), тут же принялись выкидывать разные идеи насчёт того, как обойти всю эту мутотень. Однако, по выражению лица Василий понял, "куда думает" братец и поспешил обломать.

– Думаешь избежать? – оскалился он наблюдая за изменениями в физиономии братца. Ведь реально прочитал мысли. – А вот фигушки! Тебя припишут к приходу. Где ты будешь посещать службы. И на входе будет сидеть староста со своим гроссбухом, где будет отмечать пришёл ты или нет. А если ты ему заплатишь, чтобы он проставил, то на тебя и старосту с великой радостью ДОНЕСУТ "добрые самаритяне". Причём донесут наперегонки.

Насладившись скривившейся харей братца Василий продолжил.

– А ты думал, откуда такая неуёмная тяга донести, написать донос, кляузу "в органы" в двадцатые-тридцатые годы, исследуемой ветви вероятности?[15] Всё отсюда же – из "православной культуры", из нашего "доброго царизма" и его Законов Империи, который до судорог "любит" наш "доктор Александр".

Василий и дальше собирался троллить братца Уложением, но тот мотнул головой, отбрасывая неприятные мысли, и задал более конкретный вопрос, нежели отвлечённое цитирование

– А причём тут наши ребята и посещение церкви?

– Ну… По правилам гимназий и прочих учебных заведений, все наши православные обязаны посещать службы. У нашего батюшки, которого вместе с нашей великолепной миссией отправили в Париж. И если Ольга не предоставит справки – её обязаны будут отчислить.

– Ну и? Оно ей надо? Мы ей и так дадим образование – будь здоров!

– Ты не понял, братец! Если мы так будем поступать, то нас обвинят в "совращении от веры" со всеми вытекающими.

– Бред!

– А я о чём?!! И заметь: таких поводов нас зацепить в Уложении – просто море! Так что надо бы как-то помочь. Ведь пока мы посещали мэтра Верна, прошло много служб. Достаточно, чтобы накопилось на изгнание с Курсов и неприятности у Александра.

Григорий чуть подумал и выдал.

– Теперь я понял окончательно, почему ты настоял на "вере бахаи"…

Вызвали Александра. Когда ему сказали зачем, тот сильно удивился, так как числил эти проблемы чисто личными. Но Григорий тут же развеял его заблуждения.

– Ты, как бы в нашей команде, так что не дёргайся. И скажи: этот наш сопровождающий поп любит денюжку?

– Назовите мне попа, который бы её не любил! – саркастически воскликнул Богданов.

– Вот и ладушки! – расплылся в улыбке Григорий. – вот тебе деньги, и уломай-ка этого рясоносца на то, чтобы он написал и тебе, и Ольге Смирновой нормальные справки. Чтобы не придраться.

– А зачем так много?! – удивился Александр, глядя на положенные перед ним купюры.

– На всякий случай. А вообще – сдача твоя. – отмахнулся Григорий и лукаво посмотрел на Александра. Тот что-то вспомнил, кивнул и тоже расплылся в такой же улыбке.

– Понял! Будет сделано! – ответил он. Но, отпускать братья его не спешили.

– Есть ещё дело. – уже серьёзно сказал Василий.

Богданов спрятал деньги и тут же вопросительно посмотрел на начальство, ожидая продолжения.

– Мы тут посовещались, и пришли к выводу, что тебе надо срочно сделать одно исследование. Сугубо научного плана. В области медицины. И срочно его опубликовать. А для этого мы поедем отдельно от всех. Через Швейцарию. Я и ты.

– Исследование в Швейцарии? – догадался Богданов.