Пожизненный срок - Лиза Марклунд

— Какая женщина?

— Ты сказала, что Давид говорил о ней, об опасной женщине. Когда он это говорил? В то время, когда Александр только родился?

— О нет, — возразила Юлия, — это было не так давно.

— Незадолго до смерти Давида?

Юлия прикрыла рот ладонью, глаза ее наполнились слезами.

— Это моя вина, — сказала она. — Я не делала ничего, потому что боялась, как бы она не причинила ему еще большее зло. Она ведьма! Кровь текла по его щеке, ты бы видела, как он был испуган. Ты бы видела, как она зажимала ему рот и нос рукой, и он не мог кричать, он задыхался… На ее руках были перчатки, я так боялась…

— Но когда же он это сказал?

— Когда был пьян. Мы с Александром отдыхали за городом, жарили сосиски, а потом пошли смотреть костер в Хеллерфёрснесе по случаю Первого мая. Когда мы вернулись, Давид был мертвецки пьян. Он не был зол, скорее напуган.

— Это было весной? Приблизительно за четыре недели до смерти?

Юлия кивнула.

— Ты говоришь, Давид был напуган. Он не сказал чем?

Юлия покачала головой.

— Но тогда откуда ты знаешь, что он был напуган?

— Он просил у меня прощения. Сказал, что причинил мне много горя. Сказал, что не хотел этого. Он говорил, чтобы я не разговаривала с посторонними по телефону и не открывала дверь, если кто-нибудь постучит.

Анника вспомнила рассказ Нины о том, какой странной стала Юлия в последние несколько недель перед смертью Давида, о том, как она запиралась дома и не подходила к телефону.

— Но он не сказал ее имя? Не говорил, кто она?

Юлия снова качнула головой.

Анника поерзала на стуле.

— Наверняка эта женщина была неуравновешенной личностью, — предположила она. — Вероятно, у нее были прочные связи в преступном мире. Если она сделала аборт и послала Давиду снимок УЗИ, значит, отцом ребенка был он. Выходит, у нее была длительная связь с Давидом, не меньше четырех с половиной лет. Началось это, наверное, когда вы жили в Испании. Ты когда-нибудь видела ее раньше?

Юлия молча покачала головой.

— Ты узнала бы ее, если бы встретила?

Юлия поколебалась, потом кивнула.

— Если я найду фотографии женщин, с которыми Давид близко общался, и покажу их тебе, ты узнаешь ту женщину?

Юлия снова кивнула.

— И еще одно, — сказала Анника. — Я, в конце концов, все же корреспондент газеты «Квельспрессен». Могу я взять у тебя интервью и опубликовать его?

Юлия изумленно посмотрела на Аннику:

— Но что я должна сказать?

— Ну, начать можно с рассказа о том, как тебе живется в тюрьме.

Андерс Шюман картинным жестом пригласил председателя совета директоров газеты в свой крошечный кабинет.

— Могу я тебе что-нибудь предложить? — спросил он, помогая Герману Веннергрену снять пальто и аккуратно кладя его на стол. — Стакан воды или, может быть, кофе из автомата?

— Перестань строить из себя Петрушку, — сказал председатель, поправляя запонки.

Шюман был приглашен на обед с Германом Веннергреном на веранду «Гранд-отеля», но из-за стесненного финансового положения газеты и во имя экономии денег владельцев был вынужден отклонить приглашение. Этот жест не очень понравился руководству, и на следующем заседании совета директоров поставят вопрос о сокращении представительских расходов. Собственно, Шюмана все это не очень волновало, но такая мелкая месть раздражала и действовала на нервы.

— Должен сказать, что все это выглядит весьма тревожно, — констатировал председатель, опасливо присаживаясь на хлипкий стул для посетителей. — Руководство редакции численностью восемьдесят два человека — это что-то за гранью разумного. Как мы с этим справимся?

Андерс Шюман обошел стол, сел и придвинул стул ближе к столу. Из-под пальто шефа он извлек распечатки с расчетами и вручил их Герману Веннергрену.

— Это самый простой, самый дешевый и самый быстрый способ сокращения расходов, — сказал Шюман. — В соответствии с достигнутыми договоренностями по зарплате — это приложение четыре — члены руководства не получают премии. Премия либо включается в основную зарплату, либо компенсируется каким-либо иным способом. Мы ввели термин «бонус за ответственность», а эти выплаты назначаются только самым активным членам руководства.

— У-ху, — хмыкнул Герман Веннергрен, перелистывая документ. — И это поможет решить проблему сокращений?

— Нам пришлось учесть требование профсоюза о том, чтобы мы следовали правилу увольнять первыми пришедших последними. Мы сократили шестьдесят две ставки, по большей части в редакторском составе. Как ты видишь, мы основательно почистили и высшее руководство. Комитет уволит управляющего директора и передаст мне его полномочия. Сразу после встречи у меня состоятся переговоры с нашим профсоюзным представителем. Поэтому до начала переговоров я хочу ознакомить тебя с моим альтернативным предложением.

— Я вижу, — сказал Герман Веннергрен. — Думаю, что мы вполне можем обойтись без управляющего директора. Так в чем заключается твое альтернативное предложение?

— Если профсоюзный председатель поднимет шум, то я уволю всех редакторов с тем, чтобы они тут же подали заявления о приеме на работу. Я выберу тех, кого сочту нужным.

Председатель неодобрительно нахмурился.

— Мы и раньше пробовали такие вещи. Это ловушка.

Андерс Шюман развел руками.

— Это вам нужны экономия и сокращения, я в данном случае простой исполнитель. Поддержит ли семья мое предложение, даже если из-за этого возникнут какие-то треволнения?

Герман Веннергрен встал и посмотрел на часы («ролекс» в форме устрицы; Андерс Шюман находил эти часы легкомысленными).

— Мы одобрим этот план, если ты сведешь шум к минимуму, — сказал он. — Будь так любезен, отдай мне пальто.

Андерс Шюман улыбнулся, понимая, что, проведя эту встречу здесь, а не на веранде «Гранд-отеля», он сэкономил семье не меньше двух тысяч крон, а себе — три часа жизни.

— Сделаю все, что в моих силах, — пообещал он.

Как только председатель правления вышел к лифту, чтобы спуститься вниз к ожидавшей его машине с шофером, Шюман попросил секретаря вызвать к нему Еву-Бритт Квист.

Должно быть, она ждала этого вызова, стоя в положении низкого старта, потому что в кабинете шефа появилась ровно через десять секунд.

— Чего хотел Герман Веннергрен? — спросила она, плотно закрыв за собой стеклянную дверь.

«Добивался повода приехать сюда еще раз».

Главный редактор недовольно насупился.

— Я хотел сделать так, чтобы совет директоров и собственники были абсолютно уверены в том, что сокращение состоялось, но в то же время мне хотелось дать им понять, насколько это серьезно. Но словами их не растрогаешь, они действительно хотят сокращения расходов. Они не жалеют даже своих. Например, от работы будет освобожден новый управляющий директор. Комитет выступил за наши предварительные предложения, но готов поддержать и альтернативный план.

Ева-Бритт Квист задумчиво кивнула и села.

— Мы думаем, это превосходно, что газета взяла на себя ответственность и решила отказаться от некоторых излишеств.

Он вручил Еве документ со списком имен.

— На основании нашей договоренности список сокращаемых ставок выглядит вот так, — сказал он.

Ева-Бритт Квист начала читать.

«Интересно, сколько времени ей потребуется, чтобы все понять?»

Он с трудом подавил желание посмотреть на часы и засечь время.

Прошло уже две минуты.

— Да, — сказала Ева, — но этот список составлен не по принципу «уволить первыми пришедших последними». Где, например, Эмиль Оскарссон? Его приняли на работу последним. Он пришел в редакцию летом.

— Ах да, — сказал Шюман и протянул Еве-Бритт Квист другой листок. — Вот список членов руководства редакцией.

Ева-Бритт Квист побледнела. Она молча несколько раз прочитала список. Потом положила документ на колени.

— Значит, ты думаешь таким вот хитрым маневром выйти из положения? — спросила она. — Но позволь тебе сказать, что мы с этим не согласимся.

Ева встала.

— Сядь, — сказал Шюман.

— Нет, — громко и отчетливо произнесла она, — я ухожу.

— В этом случае прибавится еще одна проблема: или ты, или я.

Он тоже встал, возвышаясь над ней на целую голову.

Она остановилась, держась за ручку двери.

— Председатель правления только что уполномочил меня на увольнение всего состава редакции, — сказал главный редактор. — Потом я возьму на работу тех, кого сочту нужным, а не тех, кого я почему-то должен сохранить. Нам придется через это пройти, даже если для этого придется временно закрыть газету, потому что на самом деле альтернативы у нас нет. Если мы сохраним настоящее положение, то это неминуемо закончится той же катастрофой, но позже.