Демьян Бедный - Ирина Бразуль

«19/11.15 г., 11 час. утра. В 20 шагах разорвалась бомба. Убит писарь. Вместо испуга я охвачен буйной радостью, как и все, кто со мною остался жив».

После более длительного и напряженного времени гражданской войны не осталось ничего. Ни одного письма, рассказа об опасности, которая грозила ему теперь не только в превратностях боевых условий. В империалистическую войну за ним по крайней мере не шла охота с вражеской стороны. А сейчас, пожалуй, не было генерала, который не объявил бы большой награды за поимку Демьяна Бедного. Один даже сообщил, что его «уже повесили». Но так как листовки продолжали сыпаться и делать свое дело, белогвардейское командование впредь до «поимки» начинает выпускать листовки поддельных «Демьянов».

— Я теперь вроде крупной коммерческой фирмы! — говорит поэт. — Надо писать читателям разъяснение: остерегайтесь подделок! или: «Как отличить на фронтах подлинные листовки Демьяна Бедного от белогвардейских подделок под них». Сказано — сделано!

Вожу пером, ребятушки,По белому листу.С народом я беседоватьПривык начистоту.За словом, сами знаете,Не лезу я в карман,Но не любил я от родуПускаться на обман…

Он говорит бойцам: «Читай меня, — суди. Любовь и злая ненависть сплелись в моей груди», — и объясняет, к кому и за что он питает любовь и ненависть. Он уверен в том, что солдаты разделят его чувства.

Поэт не шутит, когда пишет, что «меня б дворяне вздернули на первом же суку. Пока же на другой они пускаются прием: печатают стишоночки, набитые враньем».

…Но с подписью поддельноюУйдешь недалеко.Мои стихи иль барские, —Узнать, друзья, легко:Одной дороги с ЛенинымЯ с давних пор держусь…

Это же разъяснение Демьян использует для высказывания символа своей веры в целом: «В моем углу два образа: рабочий и мужик», а о себе самом добавляет:

Еще, друзья, приметоюОтмечен я одной:Язык — мое оружие —Он ваш язык родной.Без вывертов, без хитростей,Без вычурных прикрасВсю правду-матку попростуОн скажет в самый раз.Из недр народных мой языкИ жизнь и мощь берет.Такой язык не терпит лжи, —Такой язык не врет.

…Много говорить о себе незачем. Нужна только справка по делу. Это старая точка зрения Демьяна. Еще когда-то, после выхода первой книги басен, он отвечал на запрос критика из провинции относительно своей биографии тем, что послал фотокарточку из серии «30 коп. дюжина» и добавил: «Детина в шесть пудов весом. Крепкая, черная кость. Пускаться в дальнейшие автобиографические измышления я не охотник. При случае, ежели что, отчего не поговорить о былом. Но — при случае. Выйдет правдивее. А так вообще все автобиографии врут». Так он писал в 1913 году.

Теперь, когда за годы гражданской войны он вызвал к себе интерес миллионов читателей, в прежней точке зрения не изменилось ничего. Видимо, с неохотой Демьян набросал всего полторы странички на машинке: «Из автобиографии». Главная мысль здесь та, что рассказывать о своей жизни — «все равно, что давать комментарии к тому немалому количеству разнокачественных стихов, что мною написаны. То, что не связано непосредственно с моей агитационно-литературной работой, не имеет особого интереса и значения».

Отношение к собственному портрету ясно. То, что останется потомкам, может быть по «30 коп. дюжина». Но вот портреты врагов — дело интересное и нужное. Демьян чеканит один за другим. Собирательные. Строго индивидуальные, даже с родословной. С разоблачением подлинных имен и присвоением уничижительных прозвищ. С описанием повадок и точных биографических подробностей.

Поэт узнает, что подлинная фамилия генерала Шкуро просто Шкура: «Пес поганый, волчья шкура… кто не шел, тех силой брал. Ай да Шкура, молодчина, расторопный генерал!»; подполковник Булак-Булахович переименован в Кулака-Кулаковича; Деникин — в «Денику-воина». Достается и Колчаку, но особое внимание уделяется серьезно угрожающему Питеру Юденичу.

Когда, повесившись, ИудаУшел к чертям в кромешный ад,То — плод Иудиного блуда —По нем осталось много чад.

Глаза ученейшего людаИскали долго и нашлиВ писаньях древних, что отсюдаВсе Иуденичи пошли…

Так Демьян представляет и встречает этого генерала. «Провожает», когда настанет пора, тоже внимательно. Уж он не пропустит сообщений, что после вторичного провала Юденич арестован при попытке к бегству с остатками… денежных средств своей армии.

Юденич! Господи, каким был генералом!Вояка, шут его дери:Брал Питер, лез в цари…

И, оказавшись вором, был арестован прокурором.Выходит так, что брал наш Красный ПетроградНе генерал, а конокрад.

Но «проводить» Юденича нелегко! Сперва еще следовало расколотить его. Демьян вернулся из Питера осенью девятнадцатого года серьезно обеспокоенный:

Уж на что я шутник, но и мне не до шуток.Жутко в Питере. Воздух в нем кажется жуток.Напряженность глухая на каждом шагу:Всем нутром своим чувствуешь близость к врагу.…Враг могучие когти свои показал.Маски сброшены. Время сурово.Красный Питер, он первое слово сказал,Он не скажет последнее грозное слово.

Встревоженный Демьян отказывается шутить. Само пребывание в осажденном городе, в пригородах, где он в тесном контакте с бойцами ищет средства им помочь, настраивает на серьезный лад. Положение осложнено тем, что под Питером впервые появилось новое, никогда русскими не виданное оружие: танки. Даже слово это непривычно русскому уху. Демьян уловил, что бойцы произносят его по-своему: между двумя согласными мягкий знак. В конце привычная буква «а». Выходит — «танька». Но не все ли равно, как называется внушающая ужас машина? Не пустяки ли это? Нет…

Стоп! Это — ключ! Найдено средство избавить бойца от страха. В редакции под Лиговом бухают пушки Юденича, когда там записывают переданное по телефону… оружие.

«Ванька, глянь-ка: танька, танька!..»«Не уйдет от нас, небось!»Как пальнет по таньке Ванька, —Танька, глядь, колеса врозь!

Эти стихи потом послужат примером Маяковскому, когда он будет делать доклад о том, как писать стихи. «Танки наводили ужас. Наши красноармейцы боялись их как черта, — скажет Маяковский. — Но достаточно было Демьяну обозвать в своем стихотворении танк «Танькой», как сразу пропал весь страх перед этим чудовищем. «Танька» — это понятно, это не страшно, и наши красноармейцы научились брать эти «Таньки» чуть ли не голыми руками».