Корабль дураков - Витаутас Петкявичюс

Близились выборы, а в нашей фракции только тол кались, как на блошином рынке, следили друг за другом, делили власть, которой практически не было, пока, наконец, фракция не стала рассыпаться и разбегаться по сторонам. На выборы нужны были средства, поэтому наши лидеры придумали соломоново решение, чтобы их собрать. Поскольку Киркилас был слишком охоч до чужих денег, заняться финансами было поручено Ю. Каросасу, еще большему «копейколюбу», а Киркилас должен был честно руководить всей пропагандой и агитацией за «спасибо». Умнее не придумал бы и сам Франк Крук[36]. Это была мудрость близящихся похорон.

После двух или трех бесед 300 тысяч литов с большой неохотой пожертвовал Б. Лубис, а меморандум о совместных действиях он подписал с Г. Вагнорюсом. Это было серьезное предупреждение нашим козлодоям, но они прикинулись дурачками, ибо ничего другого не умели.

— Почему вы так? — спросил я щедрого предпринимателя.

— Так у вас нет никакого порядка. Принимайте как мое расположение к прежним товарищам.

А новые товарищи решили, что это расположение относится только к ним лично. Деньги где–то застряли. Оказалось, что они в течениемесяца крутились в банке «Гермис». Кому–то понадобились проценты. После шума и скандалов они наконец нашлись, но драгоценноевремя было уже упущено.

180 тысяч литов Каросас перевел владельцу терпящей банкротство газеты «Дена» (бывший орган компартии «Теса», сменивший название после приватизации), своему близкому приятелю Р. Тарайле, якобы за то, что он будет печатать наши предвыборные материалы. Этот вороватый мужик перевел деньги на имя не то дочери, не то любовницы, окончательно угробил газету, а мы остались ни с чем. Деловое партнерство Тарайлы и Каросаса и сегодня заслуживает внимания прокуратуры. Стоило бы выяснить, за какую сумму Каросас и Киркилас уступили этому выкрутившемуся после аферы в «Республике» бизнесмену 34 процента акций и куда они дели деньги, причинив партии невосполнимый ущерб. Уничтожить популярную газету, расходившуюся стотысячными тиражами, могли только люди с черной совестью, которым деньги заменяют все.

На оставшиеся 120 тысяч, если вообще столько оставалось, наши вождишки смогли только напечатать для себя агитационные календарики и буклеты, а остальная гвардия была брошена на произвол судьбы, их просто голенькими бросили в предвыборную крапиву. Более того, сговорились ввести налог, чтобы каждый, кто желает идти в кандидаты, уплатил в общую кассу не менее тысячи литов, так сказать, контрибуцию на покрытие растранжиренных ими средств. О пожертвовании Лубиса всем, посвященным в дело, было приказаномолчать, чтобы, не дай Бог, об этой благотворительности ничего неузнали правые.

Между тем, сам Б. Лубис, подписавший с Вагнорюсом меморандум о сотрудничестве, ничего не скрывал и признался, что на поддержку консерваторов он дал в пять раз большую сумму. Словом, наши великие стратеги со своим мошенничеством и враньем до того доквакались, что уже сами не соображали, что они делают и что говорят. Фактически они отвергли все объединяющие нас идеи, не соблюдали никаких принципов организации совместной работы, забыли о какой бы то ни было личной ответственности перед товарищами, променяли ее на какую–то неясную каросасовскую коммерцию, а потом подсунули такую же непонятную программу партии, переписаннуюс прошлых выборов. Ничего лучшего они не могли придумать, поскольку все их мысли были заняты единственной заботой — как–нибудь выкрутиться от заслуженного осуждения и каким–нибудь способом оставаться в единственных праведниках в глазах ничего не ведающихи продолжающих им верить рядовых членов партии. Почти по такому же коммерческому принципу сочиняли наши ликвидаторы и избирательный партийный список.

Ни на что хорошее не надеясь, я предложил простой ход: записать в первую десятку уважаемых в народе членов партии, известных своей творческой деятельностью, так сказать, привлечь избирателей их авторитетом или напомнить им о своем существовании. По этому плану, при успешном исходе выборов, некоторые наиболее уставшие или разочарованные могли бы с честью отойти, уступив место молодым. Каросас с этим согласился, но, с учетом опыта правых, сформировал группу экспертов и коварно затаил другие планы. Члены партии встревожились. Тогда он предложил назначить председателем группы безупречного А. Будвитиса. Недовольные успокоились и сталиждать справедливых решений.

Будущий список тоже скрывали от членов фракции. В конце концов, через силу его вытребовали. Всех партийцев со стажем, авторитетных людей, загнали в конец списка, в лучшем случае — в середину, а впереди оказались никому не известные представители клана Каросаса и, конечно, незаменимый и много знающий Киркилас. В первую десятку включили даже Артура Плокшто, который в нашей партии не состоял. Члены партии опять возмутились, а Каросас, призвав на помощь весь свой ораторский талант, принялся доказывать, что Плокшто очень нужен партии в качестве магнита, который притянет к нам избирателей–поляков. Практически и здесь мы ничего не выиграли, полякиза нас не голосовали, поскольку, оказывается, еще до выборов Плокштобыл исключен из польской фракции. В действительности этот человек был всего лишь нелегальным партнером Каросаса по бизнесу в приграничной зоне Лаздияй с польской стороны.

Список опять надолго исчез. Цель составителей была более чем понятной: при опоздании или большой спешке внимание людей притупляется, они становятся более сговорчивыми и менее наблюдательными. Совет партии список исправил, но уже не так кардинально. Эксперты опять перевернули его вверх ногами. Это перетягивание не прекратилось и на съезде. Когда выявились все допущенные ошибки, Каросас без зазрения совести объявил, что во всем виноват Антанас Будвитис.

— Побойтесь Бога, — со слезами на глазах оправдывался Антанас, — никто меня не слушал и никто со мной не советовался. Все закончилось первым вариантом списка.

Но разгоряченные люди ему уже не верили.

— Мягкотелый, — бросил ему Садаускас.

— Видишь ли, Антанас, горячую тюрю надо перемешивать неголой рукой, а мешалкой, — сглаживал обиду товарища ироничный иочень мирный Пожела.

Юршенас молчал, прижав уши, облизывался и выжидал, когда Каросас завязнет поглубже. Ему что? В списке он первый. Между тем по избирательным округам стали разъезжать эмиссары из клана Каросаса, но тоже втихую, ни с кем не советуясь. В Пакруойисе я неожиданно увидел приехавшую туда Бурбене. Она немножко растерялась и ничего объяснить не могла.

— Так постановил президиум.

— Ну, а меня вы могли предупредить, ведь я пока еще депутат?

— Но вы себя из списка исключили.

— Да, из списка я себя исключил, там засилье вашего клана, но в одномандатном округе остаюсь, — дразнил я ее, а жителям Пакруойиса разъяснил сложившуюся ситуацию. Мои избиратели возмущались, собирались протестовать, а один из благороднейших людей в округе, В. Штуйкис, при грозил, что перейдет в Социалистическую партию.

- И я уйду, — при грозила и моя помощница, председатель районного совета партии Александра.

- Почему вы все делаете за нашими спинами?

Бурбене — хитрюга, она мигом сообразила, что в Пакруойисе ей делать нечего. На ее место, словно какого–то десантника, сбросили шяуляйца Шяджюса, который, конечно же, продул выборы каким–то непонятным христианским демократам. И это в «красном» районе!.. В районе, в котором мы с Александрой создали самую мощную в республике организацию ДПТЛ! Анекдот…

Сам Каросас поехал в Мариямполе и даже не сообщил об этом местному депутату А. Байорасу. Он прятался до самого начала собрания и даже не предложил ему поучаствовать вместе. Философ самсебя выдвинул, хвалился, что он родом из сувалкийского местечка Сангруда, что ему море по колено, что у него больше опыта, чем у Байораса, что он очень много знает, но еще больше позабыл… Ясно, чтои он продул в довольно благосклонном к нам приходе, который мывместе с Байорасом начали формировать четыре года назад. Избиратели стали более грамотными: если без нашего мнения, то и безнаших голосов. Как аукнулось, так и откликнулось.

Выехав по другим делам в Людвинавас, я навестил своих давних знакомых.

— Почему вы нашего прокатили? — спросил я провинившихся товарищей.

Сельчане улыбались, смотрели на меня изучающим взглядом, что то поняли и, наконец, ответили:

— Он такой же ваш, как и наш.

— Неужто предчувствовал и? — включился в игру и я.

— Писатель, все наше предчувствие у вас на языке.

Лучше не скажешь, но я продолжал:

— Ну, а Байорас, он–то чем провинился перед вами?

— Да не перед нами, а перед вами.

— Да ведь и я среди них — белая ворона.

— Так чего не перекрасишься? — поддразнивали они меня, как сводники.

— Я не умею. Давайте лучше выпьем.

— Выпьем!

И после третьей или четвертой один мне на ушко, как большую тайну, сказал: