Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания - Борис Николаевич Пастухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, война – это большой пожар, поле великих подвигов, побед, страданий и горя.
Всякая война – прежде всего великая беда.
Недавно опять остро напомнил о себе Афганистан. Ко мне зашел проведать и вспомнить пережитое солдат-«афганец», Герой России Ильяс Дауди. Этот парень через 20 лет после афганской войны, на которой он потерял ногу, всегда гордо носил два ордена Красной Звезды и вот теперь удостоен звания Героя России.
В конце разговора застенчиво протянул мне несколько страниц печатного текста «Кабульский госпиталь. Незабываемое. Эссе раненого солдата».
Рукопись небольшая, и я прочитал ее сразу.
Обожгло сильно.
Спросил Ильяса:
– Кто написал?
– Я, – ответил он просто.
Прочтите и вы, дорогой читатель, эссе, написанное Ильясом.
Кабульский госпиталь. Незабываемое
Сраженным, но неповерженным – выстоявшим и несгинувшим посвящается.
Эссе раненого солдата
Волею судеб, занесенный тяжелым ранением в кабульский госпиталь, в бесконечной череде хирургических операций, не способный заснуть от неотступной физической боли, доносившихся стонов и тяжких дум, я проникся увиденным, ставшим для меня истинным откровением стойкости и силы духа наших воинов. С тех пор это неизменно хранится скупой солдатской памятью.
Во тьме полуночной госпитальной палаты десятки огоньков тлеющих сигарет вытянулись в длинной цепочке больничных коек, на которых не спящие, искалеченные молодые парни, в угрюмом молчании, устремленные взором в бездонный потолок, мучительно искали ответ на сверлящее: «Как теперь жить?»
Всеми нервными окончаниями чувствовал я эту гнетущую мысль, как бы парящую в воздухе, переполненном большим человеческим горем, куполом, нависшим над каждым, кто остался один на один со своей бедой и пошатнувшейся верой, – начать жить заново.
И все же: обессилевшие, но несломленные, мы поднимались. За шагом шаг, побеждая боль и слабость, на костылях и опираясь на плечи медсестер, мы вновь учились ходить, приближая себе путь домой.
За нашими спинами оставался спасший нас госпиталь, его священное братство, где в забытьи от случившегося мы пытались убедить себя, что еще не перешагнули точку невозврата: не принят последний бой, мы в полушаге от рокового щелчка мины и от вылетевшей из БУРа зловещей пули.
Не парадным коридором, а «грузом 300» в «спасателе» Ил-76, лежащие на носилках, укрытые солдатскими шинелями, мы в крайний раз (летчики никогда не скажут – в последний) поднимались в афганское небо и, взяв курс на родные зарницы, летели навстречу своей новой судьбе.
Нам – сраженным, но неповерженным, прошедшим коридорами афганских госпиталей, впереди предстоят серьезные испытания – чужая среда, другая страна, где, повторно сраженные, мы будем обмануты, отвергнуты и забыты.
Кабул, Афганистан, 20 октября, 1986 год.
Ранение и смерть – неизменные спутники всех сражений и войн
Путь в кабульский госпиталь начинался с аэродрома, куда с разных концов страны, мест проведения боевых действий, доставляли военнослужащих, получивших ранения различной степени тяжести, с целью срочного проведения сложных хирургических операций и дальнейшей эвакуации в Союз.
Скромный вид приемного отделения 650-го Центрального клинического военного госпиталя 40-й армии Туркменского военного округа МО СССР города Кабула совершенно не соответствовал внушительному, по разным меркам, масштабу армейского военного госпиталя и поражал своим разбитым состоянием. На холодный бетонный пол с редко где сохранившейся керамической плиткой в будничной спешке был разгружен десяток брезентовых носилок с лежачими тяжело раненными воинами, прибывшими последней партией из госпиталя города Шинданда.
По окончании процедуры приема документов и внешнего осмотра раненых распределяли по соответствующим отделениям, где каждый обретал новое «место службы», круг боевых товарищей, заветное койко-место, госпитальную робу и новую веру – веру в возможность переломить судьбу.
Госпитальная палата – огромное помещение, некогда служившее королевскими конюшнями офицерской гвардии короля Захир-шаха, было в три ряда заставлено железными двухъярусными кроватями с узкими проходами, вдалеке, на входе виднелся стол дежурной медсестры с аккуратно сложенным в углу медицинским инструментарием: капельницами, утками, суднами.
Широкий коридор госпиталя являлся транспортной артерией, по которой можно было попасть в хирургические, терапевтические, офтальмологические, травматологические отделения, операционные, перевязочные и столовую, доступ в которую, по причине тяжести полученных ранений и связанных с этим трудностей в передвижении, часто был невозможен.
Нижний ярус коек был законно закреплен за тяжело раненными: ампутантами, незрячими, раненными в брюшную полость, в область позвоночника, головы и т. д. Было много бедолаг с двойной ампутацией нижних конечностей, лишившихся одновременно верхней и нижней, одновременно двух верхних, с полной потерей зрения. Много всего… от чего сердце сжимается смертной тоской.
Большинство среди раненых составляли так называемые носители аппарата Илизарова – воины, получившие сквозные пулевые или осколочные ранения с повреждением костей конечностей. Громоздкие аппараты, состоящие из массивных стальных дисков и специальных спиц, засверленных в оба конца кости, были призваны нарастить отсутствующий участок костной ткани. У некоторых было установлено по два таких аппарата: на двух ногах либо на одной ноге и руке. Нередко, в силу регулярной нехватки мест, данную категорию можно было увидеть на втором ярусе.
Дефицит койко-мест в условиях непрерывного потока раненых носил штатный характер, однако при возникновении сбоев со своевременной эвакуацией их в Союз и одновременным массовым притоком ситуация становилась критической. Серьезные осложнения с койко-местами обычно были вызваны началом крупномасштабных войсковых операций. В такой период поток раненых в геометрической прогрессии возрастал и госпиталь с великим трудом справлялся с многократно возросшим объемом работы.
В случаях сбоя графика работы «спасателей» – самолетов-эвакуаторов Ил-76, дважды в неделю убывающих в Союз, командование госпиталя до предела уплотняло пространство в палатах. Использовался также и широкий госпитальный коридор, где устанавливали в длинный ряд десятки двухъярусных коек.
Отряд врачей, медсестер и санитаров госпиталя, добросовестно выполнявших свои профессиональные задачи, был постоянно перегружен. Во время ежедневных утренних перевязок они не имели реальной возможности уделить всем раненым необходимого внимания. На выручку приходили воинская дисциплина и самосознание. Многие воины считали своим долгом не отвлекать медсестер, перегруженных уходом за тяжелоранеными, и совершали многие лечебно-профилактические мероприятия самостоятельно. Ежедневно утром у входа в перевязочные выстраивалась очередь из тех, кто самостоятельно обрабатывал свои раны и менял повязки. Носящие аппарат Илизарова, освоив непростую технику, собственноручно затягивали спицы на дисках и меняли марлевые шарики.
Операционные и перевязочные госпиталя функционировали как хорошо отлаженный часовой механизм. Принцип конвейера обеспечивался регулярной коррекцией графика хирургических операций и четко выстроенной текущей деятельностью: своевременным подвозом и откатом каталок с ранеными. Двое ввезенных на каталке раненых ждали
