Ярость (Сборник) - Генри Каттнер

Но только один Вычислитель помнил время, когда от обычного грунта не шарахались, как от страшного врага. Из всех, кто здесь работал, только он один умел орудовать мотыгой с ленивой уверенностью и смотреть на обрабатываемую землю без напряженного страха. Для всех остальных самый вид земли говорил об опасностях известных и неизвестных — невидимых глазу грибницах, смертельных бактериях, таинственных насекомых и личинках, затаившихся лишь до очередного удара мотыги. Земля, конечно, была просеена и обеззаражена, но тем не менее… Никто, кроме Вычислителя, не любил ковыряться в открытом грунте.

Хейл не слишком удивился, когда впервые заметил тощую фигуру с мотыгой. Это было не так давно, недели две назад, во время обычной прогулки по пластиковой дорожке между контейнерами с почвой. Тогда он так же остановился у чана, отослав вперед сопровождавших его инженеров. Пожилой мужчина выпрямился и пристально, чуть насмешливо посмотрел на него.

— Вы не… — нерешительно начал Хейл.

— Точно, — ухмыльнулся Вычислитель. — Я бы выбрался к тебе еще раньше, но нужно было закончить одно небольшое дельце. Здорово, Хейл. Как дела?

Хейл что-то пробормотал.

Вычислитель захохотал. «Когда-то, на Земле, я был просто грязным фермером, — пояснил он. — У меня все время руки чешутся поработать. Это, во всяком случае, одна из причин. Я теперь штатный доброволец. Кстати, под своей собственной фамилией. Не заметил?»

Хейл не заметил. Много воды утекло с тех пор, как он в последний раз стоял в Храме Истины и слушал голос, вещавший из пророчествующего шара. Имя Бена Крауелла не попадалось ему на глаза, хотя он как раз на днях очень внимательно просматривал списки добровольцев, и, казалось, помнил их наизусть.

— Почему-то я не очень удивляюсь, — сказал он.

— И не надо. Мы с тобой, Хейл, единственные люди, которые помнят открытый воздух. — Он фыркнул и покосился на непроницаемый колпак. — Только мы с тобой понимаем, что это подделка. Ты больше не встречал кого-нибудь из Компаньонов?

Хейл покачал головой; «Я — последний».

— Да… — Крауелл разрубил мотыгой случайного жучка. — Я побуду здесь некоторое время. Правда, неофициально. Сейчас я не могу отвечать ни на какие вопросы.

— Ты это и в Куполе не делал, — в голосе Хейла прозвучала горечь. — За последние сорок лет мне раз двадцать нужно было до зарезу тебя видеть. Ты не дал мне ни единой аудиенции, — он посмотрел на Вычислителя в упор, и в нем вспыхнула надежда. — Что тебя привело сейчас? Что-нибудь произойдет?

— Может быть, может быть, — Крауелл отвернулся к своей мотыге. — Что-нибудь рано или поздно произойдет, верно? Если только ждать достаточно долго.

Это все, что Хейл смог выудить из него в тот раз.

Сейчас, рассказывая Вычислителю о случившемся, он вспомнил тот разговор.

— Ты что, из-за этого сюда и приехал? — спросил он под конец. — Может, ты знал?

— Слушай, Робин, я сейчас ничего не могу тебе рассказать. Я ведь говорил — не могу.

— Но ты знаешь?

— Какая разница? Не забывай, что у всего есть своя оборотная сторона. Я не обеспечиваю стопроцентное попадание — какая-то погрешность уже изначально заложена. Я тебе говорил, что у меня скорее лошадиное чутье, чем способность к предсказанию, — Крауелл, казалось, слегка разозлился. — Я — не Бог. Ты рассуждаешь, как в Куполах. Не надо ни на кого надеяться. Они все ждут, что придет добрый дядя. А добрый дядя тоже не Бог. Да и сам Господь Бог не в силах изменить будущее. Он просто знает, что произойдет. Иногда он вмешивается, вводит в уравнение новую величину, причем случайную…

— Но…

— Да, я пару раз вмешивался. Однажды даже убил человека, потому что прикинул, что, оставь я парня в живых, будет хуже для всех. Оказалось, я был прав. Но я не делаю ничего, что выше моих сил. Все, что я могу сделать — это ввести случайный фактор, и это тоже непросто, поскольку я сам замешан в эту задачку и не могу смотреть на нее со стороны. Я не могу предвидеть даже свои собственные реакции!

— Пожалуй, — задумчиво произнес Хейл. — Тем не менее, ты говоришь, что когда нужно, ты вмешиваешься.

— Только когда очень нужно. И после этого я стараюсь все загладить. Иначе никак, нужно следить за равновесием. Если я что-то делаю с правой чашкой весов, то равновесие неизбежно смещается вправо. Значит, после этого надо обязательно чуть-чуть подтолкнуть и вторую чашку. В итоге «X» снова равен «X». Если я добавил «У» в одно место, я добавлю его и в другое. Я допускаю, что это может показаться пустяком, но с моей колокольни виднее. Опять-таки я повторяю, я не Господь Бог. Кстати, сегодня Бог в Куполах и не нужен. Единственное, чего они от него бы хотели, чтобы он спустился к ним и покатал их на карусельке.

Он помолчал, вздохнул и посмотрел вверх, где сквозь прозрачный колпак показалась полоска голубого неба. «Чего хочет Рид? — спросил он. — У него есть какие-то мысли?»

— Не вижу причины, почему я должен тебе это рассказывать, — раздраженно ответил Хейл. — Ты наверняка знаешь об этом больше, чем я.

Вычислитель легонько стукнул кулаком по рукоятке мотыги: «Не надо, сынок, не хами. У меня есть причины не рассказывать тебе то, что я знаю. Придет время, я тебе объясню. А сейчас мне было бы чертовски приятно узнать, чего же все-таки хочет молодой Рид».

— Мы изучали карты. Его патент перекрывает зону миль в триста, причем сто из них — побережье. Я тогда специально указал это место, потому что там есть старый форт. Хорошая, надежная база. К тому же там есть удобная бухта. Она защищена грядой островов и немного вытянута на запад.

Хейл не заметил, что начал говорить быстрее. «Над этой колонией не будет защитного колпака. Никогда не сбалансировать экологию, если снаружи одна атмосфера, а внутри — другая. Но защищаться все равно придется. Здесь нам поможет вода. Острова станут нашими ступеньками. Будем осваивать один, закрепляться на нем и переходить к следующему».

— Угу, — Вычислитель задумчиво почесал свой длинный нос. — А как ты собираешься защищаться от Кланов? Чтобы они не провернули с этой Колонией ту же штуку, что и с первой.

Хейл закашлялся. «Поживем — увидим», — сказал он.

Даже наступление ночи человек, выросший в Куполах, воспринимал как совершенно необычайное явление. Возвращаясь на гидроплане обратно в Делавер, Сэм невольно ухватился за ручки кресла и зачарованно наблюдал, как глубокая темнота надвигалась на море. Воздушные потоки в венерианском небе очень коварны, поэтому самолеты поднимались в воздух только при крайней необходимости, да и то ненадолго. Из-за бесконечных воздушных ям картина внизу воспринималась урывками.