Тьма над Лиосаном - Челси Ярбро

— Но… — заикнулся один из солдат.

— Ульфрид! Добеги до деревни, — приказал ему Сент-Герман тоном, не терпящим возражений. — Там герефа и капитан Амальрик. Скажи им, чтобы они срочно вернулись в крепость. И запрети крестьянам прикасаться к какой-либо пище. Вредные испарения заразили еду.

Караульные в страхе перекрестились, потом Ульфрид спросил:

— Что там за звуки?

— Стенания ваших товарищей, — резко откликнулся Сент-Герман. — Они нуждаются в помощи. Приведите сюда герефу и капитана!

Фэксон вдруг заупрямился.

— Но… они так кричат. Думаю, нам все же надо пойти к ним.

— Нет! — возразил Сент-Герман. — Вам надо позвать герефу. И отвести в деревню детей. И не пускать рабов к плацу.

— Но… — заикнулся вновь Ульфрид.

— Прекрати препираться! — Сент-Герман сузил глаза. — Лучше поторопись! Иначе безумие распространится!

Он отвернулся и вошел в общий зал, но солдаты не двинулись с места.

Наконец, когда молчание сделалось совсем тягостным, Ульфрид вскинул копье на плечо.

— Фэксон, — приказал он, — займись немедля детьми. А ты, Северик, отправляйся в деревню. Пусть он чужак, но, похоже, знает, что говорит. Сам я останусь здесь — для охраны.

Оказавшись в зале, Сент-Герман первым делом двинулся к корзине с хлебцами и, лишь накрыв ее полотенцем, позволил себе оглядеться вокруг. Безумных следовало как-то вывести из состояния буйного помешательства, и он решил начать с Сигарды, не без основания полагая, что та как только мало-мальски придет в себя, тут же примется ему помогать.

— Нет, нет, — завидев, что к ней приближаются, зашептала она и присела на корточки — совсем как ребенок, пытающийся укрыться от того, что его пугает.

Со всем, что бы ни возникало в ее воспаленном мозгу, необходимо было считаться, ибо галлюцинации для подобного рода несчастных обладали большей достоверностью, чем реальность, и Сент-Герман за столетия лекарской практики сумел это понять. Он подошел к Сигарде и решительно, не колеблясь, взял ее за плечо.

— Чувствуешь, Сигарда как я касаюсь тебя? — Он дважды сжал пальцы. — Я не видение и не призрак, пойми.

Тело пожилой женщины охватила крупная дрожь, столь сильная, что не дала ей перекреститься, и это только усилило ее страхи. Со стоном отчаяния она отшатнулась и забормотала:

— Никогда, никогда, никогда…

«Иметь бы мне время и в придачу к тому Ротигера», — подумал с тоской Сент-Герман. Ему сейчас очень недоставало неколебимой надежности давнего сотоварища и партнера, но тот находился в Риме, а медлить было нельзя. Он постарался сосредоточиться и предпринял вторую попытку завладеть вниманием Сигарды, вновь положив руку ей на плечо. На этот раз глаза безумной, ярко сверкнув, остановились на нем, но через миг опять поползли к центру зала.

— Что там такое? — тихо спросил он. — Что ты там видишь?

— Чудовище, — ответила она едва слышно. — Оно озирается, разыскивая меня.

— Если чудовище разыскивает тебя, — отозвался уверенно Сент-Герман, — вспомни, что у тебя в руке зажата волшебная, освященная монахами булава, бьющая точно в цель и разящая наповал.

— Оно рыщет по залу, — прошептала Сигарда. — Оно нас проглотит.

— Нет, ведь ты сразишь его булавой, — успокаивал ее Сент-Герман с неослабевающей убежденностью. — Подними руку — и ощутишь ее тяжесть.

Очень медленно и с трудом Сигарда подняла руку. Пальцы ее напряглись, ощупывая незримую рукоять.

— Да, — похвалила она. — Это и впрямь очень крепкая булава.

Сент-Герман испытал огромное облегчение.

— Она защитит тебя. Бей врага первой, не бойся.

Сигарду трясло по-прежнему, но она, пошатываясь, поднялась с пола и принялась раскачиваться, угрожающе щерясь. Воздух с сиплым шипением прорывался в хищный оскал ее рта.

Пентакоста, уже полуобнаженная, сладостно захихикала, когда Беренгар начал мять ее груди, и громко расхохоталась, когда он ударил ее по лицу. Брат Эрхбог, мыча что-то совсем несуразное, извивался на алтаре. Гортанные звуки, что он издавал, исходили, казалось, из глубины его чрева, а не из горла.

Наконец Сигарда перестала раскачиваться и, часто моргая, взглянула на Сент-Германа.

— Иноземец? Почему ты, как и я, сражаешься с этими монстрами? — спросила она.

— Я сражаюсь с ними ради спасения вашей герефы.

Сигарда удовлетворенно кивнула, потом пожаловалась:

— Они очень мерзкие. Я еще никогда не видела мир таким страшным.

Капитан Мейрих, заслышав ее голос, стал шарить руками вокруг себя, причитая:

— Я погиб, Сигарда. Я погиб.

— Ты отважный боец, — заявил Сент-Герман. — Ты знаешь, как драться, не отступая, и выдержишь испытание и сейчас.

Капитан Мейрих застонал, но тут жена взяла его за руку.

— Ты еще не мертва? — удивился супруг.

— Нет пока, — серьезно ответила Сигарда. — Кругом много чудовищ.

— Много, но мы с ними справимся, — согласился приободрившийся капитан.

Воланда выворачивало наизнанку: он, как и все обитатели крепости, ничего не ел с вечера перед мессой, и желудок его сейчас яростно исторгал жидкую хлебную кашицу и вино. Он откашливался, отдувался, и его хрипы были первыми обнадеживающими звуками среди все еще длящегося кошмара.

Сигарда сумела-таки перекреститься.

— Монстр сидит у тебя на лбу, иноземец, — доверительно сообщила она.

— Это всего лишь тени забытых богов, — успокоил ее Сент-Герман, — они совершенно безвредны.

Объяснение показалось Сигарде вполне обоснованным, и она еще ближе придвинулась к чужаку.

— Но то, что творится вокруг, отвратительно.

— Да, это так, — кивнул Сент-Герман. — Ты, несомненно, права.

Письмо торгового посредника Бентуэта из Квентовича во Франконии к Ротигеру. Доставлено по суше монахами-иеронимитами в Менд, где передано группе плотников, отплывавших в итальянскую Луну, откуда отряд всадников перевез его в Рим. Вручено адресату 23 сентября 938 года.

«Достопочтенному поверенному графа Сент-Германа мои приветствия двадцать первого августа текущего года Христова!

С огромным прискорбием вынужден вам сообщить, что никаких сведений о вашем хозяине к нам пока что не поступало. Я предпринимал много усилий, беседуя то с купцами с востока, то с теми, что торгуют с датчанами и другими северными народностями, но ничего нового не узнал. Да и как можно узнать что-нибудь о судьбе безвестного пленника? Его ведь, неровен час, уже продали русским и увезли в Новгород или в Киев. Кроме того, он мог попасть в лапы к мадьярам, что было бы хуже всего, ибо те очень свирепы и с неимоверной жестокостью разграбили Бремен, пустив по миру тысячи процветавших до того горожан. Если граф оказался среди этих несчастных, могут пройти долгие месяцы, прежде чем нам удастся получить какие-то вести о нем.