Скала - Питер Мэй

— Вы можете пересечь опасную черту, Маклауд. Я отстранил вас от дела, забыли?

— Что толку меня отстранять? Я все равно в центре этого чертова дела.

Фин повернулся и вышел через вращающиеся двери.

Он промок до нитки к тому времени, как прошел Черч-стрит и повернул налево, на Кромвель-стрит. С болот несло холодный дождь; куртка с капюшоном защищала только верхнюю часть тела, и мокрые брюки липли к ногам. Лицо полицейского было жестким, решительным. В поисках укрытия от дождя он заглянул в выкрашенный зеленой краской сувенирный магазин и увидел в витрине копии Шахмат острова Льюис. Фигурки высотой в фут смотрели на него со странным выражением, как будто сочувствовали. Фин достал мобильный телефон и набрал номер диспетчерской, находившейся в двухстах метрах от него. Трубку снял один из сержантов.

— Мне надо поговорить с Джорджем Ганном.

— Вы представитесь?

— Нет.

Небольшая пауза, затем:

— Секунду, сэр.

И в трубке раздался знакомый голос:

— Сержант Ганн слушает.

— Джордж, это я. Вы можете говорить?

Снова пауза:

— В общем-то нет.

— Тогда просто слушайте. Джордж, мне нужна ваша помощь. Очень нужна.

Траулер поднимался и опускался на волнах внутренней бухты. Веревки скрипели, по палубе перекатывалось красное пластиковое ведро, качались и гремели тяжелые цепи, и такелаж стонал на ветру. В окна рубки колотился дождь. Падрайг Макбин сидел в старом потертом капитанском кресле, заклеенном вдоль и поперек клейкой лентой, из-под которой во многих местах вылезала набивка. Падрайг положил ногу на штурвал и сосредоточенно курил самокрутку. Для капитана он был молод — всего тридцать лет. «Пурпурный остров» принадлежал его отцу, и именно отец доставил Фина в числе прочих охотников на Скалу восемнадцать лет назад. Падрайгу тогда было лет двенадцать. Старый Макбин тридцать лет возил на Скерр охотников на гугу. После его смерти эту традицию продолжили сыновья. Младший брат Падрайга, Дункан, стал первым помощником. Команда состояла из них двоих и еще одного парня, Арчи. Два года назад он был безработным, и его направили на траулер на полугодовой испытательный срок. С тех пор он так на нем и ходил.

— Ну и историю вы мне рассказали, мистер Маклауд! — сказал Падрайг, растягивая слова, как все уроженцы Несса. — Должен сказать, мне никогда не нравился этот Артэр Макиннес. А его сын — тихий парень, — он затянулся остатками самокрутки. — Но по дороге на Скерр я не заметил ничего такого.

— Ты отвезешь меня? — терпеливо спросил Фин. Он понимал, что просит очень многого.

Падрайг наклонил голову, выглянул наружу через окно рубки.

— Там ужасный шторм, сэр.

— Вы выходили в море и в худшую погоду.

— Верно. Но это все равно опасно.

— Жизнь парня тоже в опасности.

— И мой корабль тоже. Мне придется рисковать не только своей жизнью.

Фин ничего не ответил. Он попросил о помощи и больше не мог сделать ничего. Решать придется не ему. У Падрайга осталось всего полдюйма самокрутки, к тому же она потухла. Он поднял взгляд на Фина:

— Я не могу попросить парней выйти в море, — и полицейский почувствовал, как надежда вытекает из каждой клеточки его тела. — Но я все им расскажу. Пусть решают сами. Если они согласятся, мы вас отвезем.

В сердце Фина снова расцвела надежда. Он прошел за молодым капитаном на камбуз. Вдоль одной из стен был прибит ряд крючков, на них висела непромокаемая одежда; под ней выстроились желтые резиновые сапоги. В раковине в мутной воде плавала грязная посуда. В ярком электрическом свете была хорошо видна масляная пленка на поверхности воды. На газовой горелке стоял чайник, над ним на колышках висели фаянсовые кружки с отбитыми краями.

Наклонный проход клепаного металла со ступеньками внутри привел их в тесное жилое помещение в кормовой части траулера. Большую часть пространства занимали шесть двухэтажных коек и треугольный стол со скамьями вдоль каждой стороны. Дункан и Арчи с кружками чая и сигаретами пытались смотреть маленький телевизор, установленный на кронштейне в углу. Прием был неважный. Энн Робинсон грубила какому-то несчастному участнику шоу, убеждая его, что он и есть «слабое звено». Женщина средних лет сердито шла в сторону камеры — ее выгнали из студии. Падрайг выключил телевизор, одним взглядом пресек протесты команды. Было в нем что-то такое, что заставляло к нему прислушиваться. Для молодого человека это довольно необычно.

Не повышая голоса, он объяснил команде, о чем попросил Фин. И почему. Молодые люди сидели в лужах желтого электрического света, в ржавом трюме старого траулера. На них были поношенные свитера и рваные джинсы, а сломанные ногти почернели от нефти. Невзрачные лица, результат многих поколений бедных предков-островитян. Этим парням едва хватало на жизнь. Да и что это за жизнь? Они ели, спали, ходили в туалет на борту этого старого, много раз перекрашенного траулера двадцать четыре часа в сутки, по пять, а иногда и шесть дней в неделю. А чтобы иметь возможность жить хотя бы так, они каждый день рисковали жизнью. Но слушали они капитана внимательно, иногда взглядывая на Фина. Когда Падрайг закончил говорить, они немного помолчали. Затем Арчи сказал:

— Ну ладно, это хотя бы дешевле, чем сходить в паб.

«Пурпурный остров» покинул порт в восьмом часу. Они прошли Кадди-Пойнт, оказались во внешней бухте и столкнулись с волнами, которые несло с Минча. После Гоут-Айленда, когда траулер оказался в глубокой воде, ему пришлось пробиваться через настоящий шторм. Падрайг стоял у штурвала с сосредоточенным видом, лицо его казалось зеленым в свете старых радарных экранов, которые мигали и попискивали на приборной панели. В небе еще оставалось немного света, но рассмотреть что-либо вокруг не получалось. Капитан вел корабль по приборам, руководствуясь чутьем.

— Да, погодка не сахар. Сейчас еще ничего: мы с подветренной стороны от Льюиса. Обойдем мыс Батт — станет хуже.

Фин не мог представить, что что-то может быть хуже. К тому времени, как они прошли маяк на Тиумпан-Хед, его уже два раза стошнило. Арчи ухитрился даже при таком волнении приготовить на камбузе яичницу с колбасой, но Фин благоразумно отказался от еды.

— Сколько нам плыть? — спросил он Падрайга.

Капитан пожал плечами:

— Вчера мы плыли чуть меньше восьми часов. Сегодня может получиться девять или даже больше. Мы идем прямо в зубы шторму. К Скерру подойдем только ранним утром.

Фин вспомнил, как восемнадцать лет назад они обогнули мыс Батт, и даже луч маяка остался позади. Впереди лежала пустыня Северной Атлантики, и только трюм ржавого траулера и талант его капитана позволяли людям оставаться в относительной безопасности. Тогда Фин чувствовал себя несчастным, одиноким и невероятно уязвимым. Но это было ничто по сравнению с тем, какую ярость на них сейчас обрушивал океан. «Пурпурный остров» миновал северную оконечность Льюиса. Дизельные моторы стучали в темноте, сражаясь с бурным морем. Волны вставали со всех сторон, как черные горы с белыми снежными шапками, а потом обрушивались на нос корабля и окатывали рубку. Фин хватался за все, что было под рукой. Он не понимал, как Падрайг ухитряется оставаться таким спокойным. Неужели можно выдержать еще восемь часов такого плавания и не повредиться в уме?

— До того как умер мой отец, он купил новую лодку, чтобы заменить «Пурпурный остров», — Падрайгу приходилось кричать, чтобы рев моторов и шторм не заглушали его. Он кивнул и улыбнулся чему-то, глядя на экраны перед собой и черноту за окнами. — Да, это была красавица! Он назвал ее «Железная леди». Потратил кучу времени и денег, чтобы сделать все так, как ему хотелось, — тут капитан взглянул на Фина. — Иногда хочется, чтобы и с женщинами все было так же просто, — Падрайг снова улыбнулся темноте за окнами, потом его улыбка поблекла. — Отец хотел продать старую лодку при первой же возможности. Но этого так и не случилось. Рак печени. Сгорел за несколько недель. И мне пришлось занять его место, — он одной рукой вытащил из жестянки с надписью «Вирджиния Тобакко» мятую сигарету, закурил. — Я потерял «Железную леди» в первом же рейсе. Пробило трубу в машинном отделении. К тому времени, как мы туда добрались, воды набралось больше, чем мы могли откачать. Я велел команде спустить на воду шлюпку, а сам попытался спасти лодку. Когда я был уже по шею в воде, я наконец решил бросить ее. И сам едва успел спастись, — дым вился из его рта. — Нам тогда повезло: рядом оказался еще один траулер, и погода была хорошая. Я смотрел, как тонет «Железная леди», а с ней — все мечты и надежды отца, все, что он в нее вложил. Я думал только об одном: как я скажу своим дядям, что потерял отцовскую лодку? Но я мог не волноваться. Они обрадовались, что мы выбрались — и все. Один из них сказал: «Лодка — это просто металл и дерево, сынок. Ее сердце — это те, кто на ней ходит», — Падрайг затянулся. — И все равно у меня каждый раз мурашки по коже, когда мы проходим над тем местом, где она затонула. Я знаю: она лежит на дне там же, где я в последний раз ее видел. Отец погиб, его мечта — тоже.