Грозовой Сумрак - Елена Самойлова

– До чего же приятно встретить хотя бы одного здравомыслящего человека. – Рейалл оттолкнул всхлипывающую девушку в сторону так, что она не удержалась на ногах и упала на булыжную мостовую, в кровь ссадив неловко выставленные ладони, и направился к сжавшейся в комочек у колеса телеги шидани.

Подобрал разом потускневший, кажущийся чересчур легким красноватый нож, сунул его в ножны на поясе осенницы и бережно провел кончиками пальцев по прохладной щеке. О том, что она сделала, стоит поговорить чуть позже, – о подобных сюрпризах со стороны его маленькой ши-дани хотелось бы знать заранее.

– Идем, милая.

Осенница послушно встала, когда фаэриэ потянул ее за руку, молча направилась к выходу с площади за своим спутником, не обращая внимания ни на людские выкрики, ни на пустые проклятия Гвендолин. Уже на краю площади Рейалл обернулся, снял с пояса небольшой мешочек и бросил его на мостовую. Цветными огоньками заиграли драгоценные камни в широком золотом ожерелье, выскользнувшем из разошедшейся горловины, притянув взгляды окружающих куда сильнее, чем метка Сумерек.

– Вира за покалеченных! Даже фаэриэ чтят людские законы.

– Но здесь слишком много, – неуверенно пробормотал градоправитель, глядя на мешочек с драгоценностями, как бруха на пролитую кровь, с жадностью и вожделением. Рейалл усмехнулся и положил ладонь на плечо ши-дани, увлекая ее за собой прочь с площади.

– Это еще за тех пятерых убитых, что имели глупость пристать к нам накануне.

И до самых городских ворот никто из сопровождавших нас нелюдей стражников не произнес ни слова…

ГЛАВА 10

Вечерние тени постепенно удлинялись, становясь густо-сиреневыми, косые лучи заходящего солнца ложились на изрезанную глубокими колеями от проезжавших телег дорогу, проложенную через лесную просеку. Кое-где в ямках и рытвинах стояла вода от недавно прошедшего дождя, в прохладном воздухе звенела мошкара, так и норовившая впиться в не защищенную одеждой кожу. Я машинально хлопнула себя по щеке, сбивая окончательно обнаглевшего комара, и устало вздохнула.

С момента, когда нас фактически выставили из Альгаста, Рейалл не произнес ни слова, уводя нас обоих от погони, которую организовала пара заезжих магов из ордена обремененных Условиями людей. Впрочем, разговаривать ему было некогда – фаэриэ бежал со скоростью ветра, держа меня на руках, так быстро и плавно, что казалось, будто бы дорога сама летит ему навстречу, а он всего лишь удерживает равновесие, пытаясь не упасть на стремительно движущейся песчано-желтой ленте.

Рейалл скользил по дороге вместе с потоками ветра, пока город не остался далеко позади, и лишь тогда остановился на какой-то вытоптанной тропе через пшеничное поле, ведущей в еловый подлесок, упал на колени, прижимая меня к груди сведенными от напряжения руками. Говорить он не мог – только с хрипом глотал воздух, как рыба, выброшенная на берег, а напоить его я сумела лишь после того, как фаэриэ отдышался и с трудом разжал руки, позволяя мне соскользнуть на холодную сырую землю.

Буре трудно быть человеком. Не только потому, что приходится носить маску, но и потому, что человеческое тело плохо приспособлено к умениям ночной грозы, к ее скорости и выносливости. У клетки из плоти и крови есть свои пределы, и за возможность скрыться от погони Рейалл расплачивался острой болью при каждом вздохе, непроглядной тьмой в глазах и невозможностью подняться с колен, чтобы продолжить путь.

Впрочем, не прошло и получаса, как фаэриэ встал и медленно, неторопливо побрел через поле по едва заметной тропинке, протоптанной в высокой, почти по пояс, пшенице.

Шаг – вдох, шаг – выдох.

Движения размеренные, плавные и вместе с тем будто бы неживые.

Я пыталась разговорить его, пробовала забегать вперед или отставать, но Рей ни на миг не сбивался с единожды установленного ритма, ни разу не оступился и не споткнулся, даже когда я нарочно толкнула его в бок, надеясь вернуть фаэриэ в нормальное состояние.

Бесполезно.

Право слово, мне начало казаться, что Рейалл выложился слишком сильно для того единственного стремительного рывка, когда он уносил меня прочь от города, слишком многое отдал, чтобы вновь не утратить долгожданную свободу – и потому глаза его напоминали пустые, гладко ошлифованные камни, утратившие искорку жизни.

Очнулся он только на вечерней заре, когда вывел нас на наезженную лесную дорогу, уже теряющуюся в сиреневых прохладных сумерках уходящего дня. Впервые обернулся, посмотрел на меня, еле-еле плетущуюся в двух шагах за его спиной, и едва заметно улыбнулся:

– Устала? Понимаю, я тоже. – Он сошел с дороги и совсем неграциозно уселся у корней ближайшего дерева, прислонившись спиной к шершавой, заросшей мхом коре и прикрывая глаза. – Уже закат. В сумерках я чувствую себя значительно лучше и смогу уберечь тебя даже от магии ночной колдуньи, какой бы она ни была.

– Думаешь, они нагонят нас так быстро? – Я неуверенно потопталась на месте, но потом все-таки подошла к Рею, усаживаясь рядом с фаэриэ и прижимаясь гудящим виском к его жесткому плечу.

– После того что ты сделала с тем магом – наверняка приложат все усилия. Только на этот раз мы увидим, на что способна та милая девочка с меткой Сумерек. – Он негромко рассмеялся, словно вспомнил что-то донельзя забавное, веселое. Меня же передернуло, стоило только вспомнить лицо Гвендолин, сочетающее гладкую нежную кожу с одной стороны и обнаженную багрово-красную плоть с тонкой розоватой пленкой там, где его коснулась трехпалая лапа сумеречной твари, с другой. – Право слово, мне интересно, как оно будет выглядеть.

– Надеюсь этого не увидеть, – буркнула я, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее. Бесполезно – все тело ныло так, словно за плечами остались по меньшей мере сутки без сна и отдыха. Зря я присела отдохнуть – теперь ведь не заставлю себя подняться, тут и усну, невзирая на прохладный вечер и росу, постепенно скапливающуюся на траве.

– К сожалению, они так просто не отцепятся. Люди – удивительно упрямые создания, особенно когда дело касается личной мести. – Фаэриэ потерся подбородком о мою макушку, глубоко вздохнул. – А если вспомнить о печати Сумерек на красивом личике Гвендолин… Как ты думаешь, сможет ли она простить нам преждевременную старость своего супруга и свое публичное унижение? Даже при твоей наивности, Фиорэ, было бы чересчур надеяться на подобную милость. Кстати… Милая моя ши-дани, почему, если ты способна на такие фокусы, ты не можешь отбиться даже от плохо вооруженного сброда?

– А почему ты не можешь стать ветром в ночном небе? – в тон ответила я и сразу ощутила, как гибкие длинные пальцы Рея, до того осторожно поглаживающие мое плечо, замерли, стали жесткими, как ветки деревьев, чуть вдавились в кожу, словно предупреждая о неудачной теме разговора. Но лучшего сравнения я при всем желании не смогла бы подобрать. – Почему маешься в человеческом облике, не стряхнешь его, став бурей и дождем?